Творчество В. Н. Макшеева

Вадим Николаевич Макшеев родился в 1926 году в городе Ленинграде. Его детство прошло в Эстонии, которая в то время была отдельным государством. Он происходил из семьи русских белоэмигрантов, рассеянных почти по всему миру после революции. Дед Вадима Николаевича по отцу был статским советником, председателем Полтавского окружного суда. Дед Макшеева по матери был генералом и профессором Николаевской военной академии. Сестра его отца ещё до революции уехала во Францию, в Ниццу, с больным мужем, которому было необходимо лечение на Средиземном побережье. Уехала, намереваясь через год вернуться, но разразилась мировая война, потом в России грянула революция, затем началась война гражданская. На родину сестра отца уже не вернулась.

Эстония в 1930-х годах находилась в состоянии экономической депрессии. Население жило трудно. Хуже всех в таких условиях, конечно же, было эмигрантам. Семья Макшеевых скиталась с квартиры на квартиру. У отца, Николая Александровича, долго не было работы. Наконец Макшеевым повезло, и глава семьи устроился работать на железную дорогу. В это время они жили в городе Юрьев.

Вадим сначала окончил начальную школу, обучение в которой в Эстонии продолжалось шесть лет. В 1939году он поступил в ремесленное училище в г. Тарту. В 1940-1941 годах учился в гимназии в Нарве, но закончить её не успел, началась Великая Отечественная война.

После того, как территорию Эстонии присоединили к СССР, органы НКВД начали тотальную чистку неугодного населения. В число репрессированных, конечно же, не могли не попасть белоэмигранты и их семьи. 14 июня 1941 года со всех вновь присоединённых территорий (Латвия, Литва, Эстония, Западная Украина, Западная Белоруссия, Бессарабия) вглубь СССР, в основном в Сибирь, были отправлены эшелоны с арестованными мужчинами и ссыльными женщинами с детьми.

Так пятнадцатилетний Вадим Макшеев оказался на Васюгане. В условиях военного времени, голода, непосильной работы и неприспособленности к климатическим условиям Сибири смертность среди ссыльных была очень высокой. В октябре 1942 года умерли мама и сестрёнка Вадима Николаевича, он бы тоже умер, но его спасла учительница Ганна Васильевна Якобсон. Он начал работать в колхозе, но по-прежнему оставался на положении ссыльного.

Только в 1954 году, после смерти Сталина, он был снят с учёта спецкомендатуры. Жил Вадим в то время в деревне Муромке Васюганского района Томской области.

Во время проведения реформ Н. С. Хрущёвым в 1959 году Васюганский район присоединили к Каргасокскому, а колхоз деревни Муромки объединили с колхозом крупной деревни Красноярка. Это стало началом конца деревни Муромки (люди стали разъезжаться).

К этой поре Вадим Николаевич Макшеев уже несколько лет печатал свои статьи и очерки в газетах и журналах. В 1960 году он был принят в Союз журналистов СССР. Как сегодня с горькой усмешкой говорит сам В. Н. Макшеев: «Членский билет Союза журналистов я получил раньше, чем паспорт». Всё дело в том, что колхозникам - спецпереселенцам паспортов не давали до тех пор, пока их не снимали с комендантского учёта. Делалось это для того, чтобы пресечь побеги поселенцев.

После медленного угасания д. Муромки в 1961 году Вадим Николаевич переезжает в райцентр Каргасок и начинает работать в газете «Северная правда». Надо сказать, что в ту пору журналистских кадров не хватало, в районных газетах работали, как правило, не профессионалы, а бывшие партийные работники, управленцы, учителя. Им не хватало реальных знаний в экономике, сельском хозяйстве и т. д. , поэтому Макшеев с его 20-летним стажем работы в колхозе достаточно быстро стал заметным журналистом не только в районе, но и в области. При этом можно добавить, что билет Союза журналистов он получил не только раньше паспорта, но и раньше свидетельства об образовании.

Судьба распорядилась так, что школу рабочей молодёжи Вадим Николаевич смог закончить в Каргаске уже будучи женатым человеком (жена В. Н. Макшеева — Александра, с которой он познакомился в ссылке на Васюгане) и известным журналистом. В «Северной правде» Макшееву пришлось работать недолго - газету закрыли. Вместо нескольких районных газет на севере Томской области стала распространяться одна «Советский север», которая издавалась в Колпашево. Вадим Николаевич стал специальным корреспондентом этой газеты по Каргасокскому и Парабельскому районам. Уже через год ,в 1962году, успешного журналиста Макшеева пригласили на работу в областную газету «Красное знамя» , и он переезжает в Томск.

Однако журналистика и литература это совершенно разные формы творчества, и не каждый журналист может или хочет стать писателем. Вадим Николаевич хотел. Как он сам сегодня рассказывает: «Работа в газете - это ежедневная подёнщина, требующая суеты и спешки, писательство же предполагает размышление, поэтому день я отдавал газете, а вечер литературе».

В 1968 году в журнале «Сибирские огни» был опубликован первый рассказ Вадима Николаевича Макшеева «Исполинка». Потом был московский журнал «Октябрь», другие периодические издания, а в 1974 году в московском издательстве «Современник» вышел первый сборник рассказов под названием «Первый парень». Следующей книгой стал сборник рассказов «Чужие люди», вышедший уже в Новосибирске. Потом был сборник «Красные кони» («Современник»). Сегодня у Вадима Николаевича Макшеева вышло в свет 12 книг.

В 1977 году он вступил в Союз писателей РСФСР, а с 1977 по 1986 гг. являлся ответственным секретарём томской писательской организации Союза писателей РСФСР. Вадим Николаевич лауреат премии Союза журналистов СССР(1973), премии Союза писателей РСФСР(1986), в1989 году получил премию журнала «Октябрь»(за повесть «И видеть сны»),лауреат губернаторской премии «Томск-98», премии фонда имени П. И. Макушина (1999) за книгу «Нарымская хроника,1930-1945г. г. », губернаторской премии имени В. Я. Шишкова (2000). В. Н. Макшеев –Заслуженный работник культуры , награждён двумя орденами «Знак почёта» (1973,1986), медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг. », бронзовой медалью ВДНХ (1968).

Последние годы он является членом общества «Мемориал», членом фонда имени П. И. Макушина.

Своеобразие творчества В. Н. Макшеева

Сам о своем творчестве Вадим Николаевич говорит так: «Всё о чём я пишу, - это моё видение прошлого сквозь выщербленную временем призму прошлых лет. В сгущающейся дымке бледнеют краски, рассыпаются черты дорогих лиц. А может, это не дымка, в которую уходит время, может глаза мои застилают слезы. Слёзы просветляют душу, смазывают с сердца накипь. Моя проза грустна, но печаль в ней светла. Мое поколение подразделяет свою биографию на довоенную, военную и ту часть жизни, которая после прожита без войны. У моих родителей были свои грани: первая мировая война, революция, война гражданская, эмиграция. И незаживающей раной в судьбе обоих поколений осталось сегодня уже стирающееся от частого употребления слово, страшное понятие - репрессия. ».

По тематике, с которой Вадим Макшеев вошёл в литературу, его с полным основанием можно отнести к категории писателей-«деревенщиков», пытавшихся в своё время обратить внимание властей и общественности на животрепещущие проблемы приходившей в упадок деревни.

Творчество Макшеева всегда было автобиографично. «Память-часть меня, часть моего сознания». Впервые о своём эмигрантском детстве и последующих трагичных страницах своей судьбы писатель смог рассказать лишь в 1989 году в повести «И видеть сны. ». Она рассказывает нам о нелёгкой жизни в Прибалтике белоэмигрантов, об этапах и пересылках во время сталинских репрессий. Судьба многих миллионов людей была поделена на разные жизни, и только воспоминания соединяют такое разное, такое несхожее. Проза Вадима Николаевича грустна, но на фоне горя, слёз, насилия и унижения есть проблески чего-то светлого, доброго - это, конечно, молодость. Несмотря на все тяготы жизни, молодёжь организовывала пляски под гармонь, пение частушек. Старшим, когда они смотрели на своих детей, хоть на миг, но становилось легче на душе, утверждалась надежда на то, что, может быть, они будут жить лучше.

В произведениях Макшеева особое внимание уделяется образу женщины. Ведь именно на её хрупкие плечи легла вся тяжесть страшных испытаний войны и репрессий. С сильным полом расправились очень быстро - концлагеря, тюрьмы, расстрелы. Большинство семей было обезглавлено. Теперь всю ответственность за семью брали на себя женщины и подростки. Женские образы у Вадима Николаевича имеют свои характерные особенности. Слабый пол вынужден стать сильным, по-мужски молчаливым, выносливым.

Тяжело читать воспоминания о матери и сестрёнке. Горькая тяжесть, которая гнетёт писателя до сих пор, сжимает его сердце. Что мог сделать подросток, который сам едва ходил (в больнице ему ставят диагноз - дистрофия), для того, чтобы спасти дорогих ему людей? Ведь ему противостояла целая система. До сих пор не понятно, кому это было нужно, для чего люди так истязали и унижали других людей? Почему? Что сделали эти простые труженики?

Я родилась намного позже, моя жизнь совсем иная. Все страдания, которые описывает автор, я могу прочувствовать только через книгу. Всё, что мне довелось узнать о горьком прошлом нашего народа - страшно. Чем виноват маленький мальчишка - среди эстонцев - чужой, среди русских тоже чужой? Как такое могло случиться? Какой «великий ум» додумался создать такую ситуацию в огромной стране?

Много горя, боли, тоски в воспоминаниях Вадима Николаевича, но на фоне всего этого вечный след в душе оставляют добрые люди. Зло не хочется вспоминать, хочется его забыть, отодвинуть подальше в памяти, но не всегда это удаётся. Иногда страшно горькие воспоминания овладевают нами.

В повести «И видеть сны. » много страдания, но почему-то читатель, проживая жизнь героя, всё больше проникается добрым чувством.

Война — огромное, жестокое испытание, в котором каждый покажет, кто и что он есть на самом деле. Проявится всё: смелость и трусость, жестокость и милосердие, добро и зло. «Не все были добрыми тогда, и не все были смелыми. Но память сохраняет добро, даже небольшое, дольше, чем зло». В сердце живут добрые люди, а детская память, она особенно цепкая.

Композиция повести позволяет автору переноситься во времени в тот или другой временной отрезок. «В книге, которую пишу, нет последовательности – то всплывает в памяти далёкое, то случившееся недавно, и опять вижу оставшееся где-то в начале пути

Клубок памяти не разматывается в одну сторону. Пытаюсь связать нить, но опять и опять она обрываетсяВ памяти не оставляют следов иные годы, но остаются порой зарубки от мгновений».

У читателя создаётся почти реальное ощущение сопричастности к событиям, описанным в произведении. Вот перед нами товарняк, в котором везут высланных с приставленными к ним для охраны хмурыми и недовольными конвоирами. Очень живо представляется картина получения пищи для ссыльных. Эту работу, получение пищи, приходится выполнять детям, т. к. взрослых не выпускают из вагонов из-за боязни побегов. И вот эти, ещё не окрепшие подростки тащат тяжёлые эмалированные вёдра. У одного - кипяток, у другого - пшённая каша, у третьего - питьевая вода. Детям приходится пробираться под платформами стоящих на пути эшелонов, перешагивать через рельсы, они делают частые небольшие передышки и снова тащат эту тяжёлую ношу. А иначе нельзя, ведь их ждут голодные родные и близкие люди. То вдруг перед нами появляется старенький сгорбившийся от работы речной катер, который тяжело тянет переполненную людьми баржу и подаёт истошный надсадный звук. А вот мы попадаем в старенький деревенский клуб, куда « поначалу поместили скопом всех привезённых». Уже не слышно стука двигателей, плеска воды, только гудят налетевшие с улицы комары, да слышен одинокий, тихий и ровный голос « зашедшей сюда здешней женщины». Она ведёт рассказ о том, как они, т. е. первая партия переселенцев, была привезена в эти топкие васюганские болота. Женщина говорит, что вновь прибывшим будет полегче, так как кое-что уже сделано.

Видим мы и тех, кто встретил приезжих на берегу: это были раскулаченные из разных районов России. «. Молча глядели стоявшие на берегу мужики и повязанные платочками женщины, молчали босоногие ребятишки. И с тревожной надеждой, чего-то ожидая, смотрели на них сошедшие с баржи».

И сразу возникает множество лиц, очень разных, но отмеченных печатью человечности. Вот школьная уборщица Степаниха, приютившая высланного парнишку. Вот докторша в больнице, куда попадает юный спецпереселенец с диагнозом «дистрофик». А вот учительница восьмого класса Ганна Алексеевна, которая приняла живое участие в судьбе сироты. Именно она помогла юноше устроиться учеником в бухгалтерию рыбозавода.

Автору не свойственно приукрашивать, он описывает действительность такой, какая она есть. «Страшный сорок второй год Я смотрел на классную доску, с которой во время перемены никто не стёр квадратное уравнение, и думал о пайке хлеба». Голодно было и в хлебной Сибири. Но жизнь шла. Обычные мальчишеские горести и радости, первые серьёзные книжки, призывники, почти одногодки, которые маршируют за окном с бравыми песнями. Осознание взрослости и понимание ответственности за порученное дело.

Одним людям посвящены только строки, другим целые страницы. Лирическим кажется рассказ о несостоявшейся встрече героя с уже упоминавшейся учительницей Ганной Алексеевной. Ему очень хотелось разыскать её, и он разыскал дом, квартиру, но было уже поздно.

Не оставляют равнодушным читателя скупые описания событий в далёком от фронта Васюгане. Невозможно читать спокойно рассказ о том, как грамотный помощник бухгалтера пишет материнские письма на фронт. Таенчиха осталась одна, когда забрали на фронт её единственного сына. Грамоты она не знала, да и на слово была скупа. Измученная переживаниями женщина каждый день приходила на квартиру, где жил мальчик, садилась у порога и смотрела, как он пишет письма для дочери своей хозяйке Степанихе. Таенчиха смотрела на юношу с ожиданием, в глазах её была немая просьба. И мальчик писал письма для её сына. Но случилась беда. Сын Таенчихи погиб. И письма пришлось писать уже погибшему, чтобы передать последний материнский поклон.

А описание Дня Победы! Сколько было написано об этом событии другими авторами, но В. Н. Макшеев описал это по-своему. Сколько вложено тяжести пережитого, горечи и одновременно наступившего облегчения в слова Степанихи, обращённые к рассказчику и одноногому фронтовику Василию : «Что же вы мужики, - ласково и жалостливо сказала она и вдруг заплакала. - Парнишки вы, парнишки. »

Очень живо с неподдельным восхищением автор описывает счастье участия в дружной коллективной страде. «. Не вытянулась на покосах отава, а в хлебах уже застрекотали лобогрейки, побежали за ними женщины, оставляя позади кинутые на жнивьё перепоясанные вязками снопы остистой ржи. Доспел хлеб в суслонах, и повезли возами снопы на ток, где под соломенной крышей стояла довоенная молотяга - полусложка.

В коротком сне забывались колхозники, чтобы до света вновь взяться за страдную крестьянскую работу. Ухала в ночи, глотая снопы, старая молотяга, хлопала, нагоняя ветер, веялка, и в рассеивающемся свете керосиновых фонарей качались изломанные людские тени».

Живые картинки в повести возникают сами собой, встречаются. Вот как описывается В. Н. Макшеев последний рейс парохода перед ледоставом, уходившего по Васюгану в военные годы. «. Протяжно загудел пароход, скрываясь за излучину, в последний раз мелькнули чьи-то руки, платки, знакомая зелёная кофточка. Стало пусто на реке, и только дым, тяжелея, опускался на противоположный берег, цепляясь за тальники».

Есть у Вадима Николаевича Макшеева и другие произведения, но повесть «И видеть сны. » (позже она была названа «Разбитое зеркало») произвела на меня очень сильное впечатление. Не один раз при прочтении перехватывало горло. Поднимались боль и обида за людей, возникал один и тот же вопрос: «За что?»

Как будто в подтверждение рассказанного в повести «И видеть сны. », через три года, в 1997 году выходит книга «Нарымская хроника ,1930-1945. Трагедия спецпереселенцев: Документы и воспоминания ». Это не просто книга, это исследование новейшей русской истории под общей редакцией А. И. Солженицына.

Много было рассказано в повестях и рассказах о военном времени в васюганской деревне, о горестях солдатских матерей и сирот, об их печали по убитым на войне близким. Но не было сказано главного. Об этом нельзя было говорить - это спецлагеря, смертность, но самое главное то, что эту страшную боль народу причинила своя страна, потому-то она ещё мучительнее.

Но наступило другое время, перед нами предстала правда, наверное, ещё не вся, такая страшная и ужасная, которую так долго скрывали от нас. Стала легальной запрещённая литература о лагерях и ссылках, опубликованы воспоминания тех, кто прошёл через то жестокое время и остался жив.

И вот в руках книга Вадима Николаевича Макшеева. Читая хронику северного края, всё явственнее представляешь жуткую картину происшедшего. Книга написана скупым, протокольным языком, но для того, чтобы читатель ощутил всю горечь тех давних событий, автор поместил в книге короткие комментарии.

Больно читать документы, из которых видно, кто был у власти, кто вершил судьбы людей. Документы написаны безграмотно, В. Н. Макшеев, я думаю, намеренно оставил их без правки. Когда читаешь книгу, невольно вспоминаешь слова из песни революционной поры «Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем. ». Многие, судя по документам, стали этим «всем». Приведу только маленький пример из документа, который наиболее ярко показывает отношение «любимой Родины» к своим сынам и дочерям. Ссыльных очень много, но о прокорме, хотя бы в первое время, забыли подумать. И теперь проблему с питанием надо решать срочно, т. к. уже очень велика смертность. Беременные, старики, дети и инвалиды - это нетрудоспособное население оказалось лишними ртами. Вот какими словами выразили решение этой проблемы высокопоставленные чины: «. краевой комитет партии решил всю эту массу, т. н. балласт, ни к чему не способный, рассосать двумя путями. ». Это не люди, и для своей страны они ничего не сделали, это масса, никому не нужная. Нельзя такие вещи читать без боли, горечи и возмущения.

Прочитав такую «тяжёлую» и серьёзную книгу, я открыла для себя В. Н. Макшеева ещё и как историка, и как архивиста. Сколько же было пересмотрено и перечитано документов, а ведь наверняка, каждый документ будоражил старую, незажившую рану в сердце писателя. Опубликованные выдержки из документов и комментарии очень хорошо показывают срез тогдашней жизни, хронику, за которой стоят судьбы людей: тех, кто угнетал, и тех, кого угнетали.

Автору хроники пришлось, я думаю, пережить заново все тяготы, перенесённые им в детстве. Только теперь он смотрел на них глазами взрослого, опытного человека. Правда обида и боль от этого легче не стала. И по-прежнему ответа на вопрос «Зачем и почему?» так и не найдено.

Творчество В. Н. Макшеева разнообразно. Наряду с такой серьёзной литературой, как повести «И видеть сны. », «По Муромской дорожке», «Хроника Нарымского края 30-40 годов» и др. , в которых рассказывается о трагических судьбах спецпереселенцев, Вадим Николаевич Макшеев знакомит читателя с озорными байками неугомонного деда Антима. И это взято из жизни, и это тоже правда.

В произведениях Вадима Николаевича всё тщательно выверено. Безупречно чистое письмо, хотя может несколько медлительно-ровное, холодновато-пасмурное, как погода над Прибалтикой или Нарымом. Судьбой и душой художника причудливо соединились, переплелись неисповедимые пути людей XX века от Эстонии до Нарыма.

Сюжеты для своих произведений автор черпает из своей памяти, расстояние и время роли не играют: у памяти нет границ. «Лишь память даёт возможность воротиться по уже пройденному пути, перечитать страницы книги своей жизни».

Творчеством своим В. Н. Макшеев породнил в нашем сознании Балтийское небо с Нарымским. Те же белые ночи, космическая пустота серых небесных глубин, влажные просторы земли, укрывшей без следа память сотен тысяч безвинных людей. Все народы России кровно и памятно породнились с Нарымом, здесь финал бывших надёжных устоев России — крестьянства и интеллигенции.

Неся в сердце любовь и горькую память, Вадим Николаевич проживает годы, не прожитые его родителями. И хочется верить, их ещё хватит надолго. Не живёт в его сердце ненависть, а только любовь. «За каждой болью радость, за каждой радость боль. Но всегда надежда».

Отзывы томских журналистов на книгу В. Н. Макшеева «Последнее перепутье»

«Томские новости» Владимир Крюков : «Удивительная интонация книги. Нет, интонации разнообразны. Главный тон - минорный, но светлый. Нигде не прорывается ярость, даже та, «благородная».

Аргументы и факты» Светлана Сырова: «Книга биографична. Вадим Николаевич, не стесняясь собственных чувств, с болью рассказывает о том, как трудно жить в эмиграции и чувствовать себя повсюду чужим. Как страшно быть ни за что сосланным в сибирское глухоманье и быть не только вечно голодным, оторванным от информации, но и не ведающим, что будет завтра с тобой и твоими близкими».