Декабристы в Сибири. Часть 2

Продолжение

Как Екатерина Трубецкая стала первой декабристкой, приехавшей в Сибирь

Уже через день после того, как под конвоем фельдъегерей в Сибирь отправился декабрист Сергей Трубецкой, за ним выехала его супруга княгиня Екатерина. Произошло это 24 июля 1826 года. Декабристов отправляли тайно, и Екатерина не знала, что едет буквально по следам мужа. Княгине предстояло преодолеть почти 6 тысяч верст тяжелейшего пути, а впереди её ждала неизвестность. Но мужественная женщина готова была все перенести, чтобы быть рядом с супругом.

Разрешение на поездку в Сибирь ей дал император Николай I, который всячески пытался отговорить женщину от этого <<опрометчивого шага>>. Когда все его старания оказались безуспешными, император, вздохнув, произнес: <<Ну, поезжайте, я вспомню о вас>>. Удивительно, но просьба Екатерины нашла понимание у императрицы, которая в конце аудиенции сказала ей: <<Вы хорошо делаете, что хотите последовать за своим мужем; на вашем месте и я не колебалась бы сделать то же>>.

Николай I и императрица Александра Федоровна не могли и предположить, что вслед за Екатериной в Сибирь отправятся многие жены и невесты декабристов. По свидетельству приближенных, когда императору докладывали, что очередная << декабристка>> просит аудиенции для разрешения на выезд в Сибирь, его лицо кривилось как от зубной боли. Всего же в Сибирь отправились 19 женщин.

В российском обществе поступок Екатерины Трубецкой поддержали не все, чересчур уж он был неординарен. Главное, что его безоговорочно поддержали отец и мать Екатерины, снабдившие её всем необходимым для этой поездки. Они не знали, что больше никогда не увидят ни дочь, ни своих внуков, которые родятся в Сибири.

Очень многие восхищались Екатериной и по мере сил пытались оказать ей помощь. А помощь ей ой как понадобилась, особенно, когда она прибыла в Иркутск. Первоначально она остановилась в доме Е. А. Кузнецова, через которого удалось узнать последние новости о прибывающих в Сибирь декабристах и сообщить мужу о приезде. Была надежда, что декабристы будут распределены по ближайшим к Иркутску заводам, где традиционно трудились каторжники. Но император не собирался даже этой малостью проявить снисхождение к заговорщикам.

Вскоре в Иркутск прибыл гражданский губернатор И. Б. Цейдлер, который получил инструкции отправить декабристов за Байкал, а Трубецкой всячески препятствовать поездке к мужу. Уже 8 октября 1826 года декабристы из-под Иркутска отправились в Забайкалье, а для молодой женщины начался многомесячный поединок с чиновником, от которого зависело решение её судьбы. Главным аргументом губернатора было то, что, отправившись к мужу, Трубецкая лишится всех прав и дворянства, а их дети будут обречены на положение государственных крестьян. Именно это противостояние хрупкой женщины и губернатора, закончившееся победой Екатерины, образно описал в поэме <<Русские женщины>> Н. А. Некрасов.

Ужасна будет, знаю я,

Жизнь мужа моего.

Пускай же будет и моя

Не радостней его!

Нет! Я не жалкая раба,

Я женщина, жена!

Пускай горька моя судьба -

Я буду ей верна!

О, если б он меня забыл

Для женщины другой,

В моей душе достало б сил

Не быть его рабой!

Но знаю: к родине любовь

Соперница моя,

И если б нужно было, вновь

Ему простила б я!

Только 19 января 1827 года Екатерина смогла выехать в Благодатский рудник, где тогда находился её муж. Приезд Екатерины стал потрясением не только для супруга, но и для других декабристов, которые говорили, что Трубецкая стала для них <<глотком свежего воздуха>>. Декабристы еще не знали, что вслед за ней вскоре приедут и другие женщины.

Женщины в Сибири оказывались в тяжелейших условиях. В соответствии с утвержденной Николаем I инструкцией для них действовал ряд серьезных ограничений. Так, в инструкции было записано, что <<если бы жены сих преступников прибыли к ним из России с намерением разделить участь своих мужей и пожелали жить вместе с ними в остроге, то сие им позволить, но тогда жены не должны иметь при себе никакой услуги>>. <<Женам, пожелавшим жить отдельно вне острога, позволить иметь свидания со своими мужьями в остроге через два дня один раз>>.

Прибывая к месту отбытия каторги мужем, декабристки давали письменное обязательство: <<Желая разделить участь моего мужа и жить в том селении, где он будет содержаться, не должна я отнюдь искать свидания с ним никакими происками и никакими посторонними способами, но единственно по сделанному на то от г. Коменданта дозволению и токмо в назначенные для того дни и не чаще, как через два дня на третий. Обязуюсь иметь свидание с мужем моим не иначе как в арестантской палате, где указано будет, в назначенное для того время и в присутствии дежурного офицера, и не говорить с ним ничего излишнего. вообще иметь с ним дозволенный разговор на одном русском языке>>. Текст этого обязательства, составленный комендантом Нерчинских рудников С. Р. Лепарским, получил милостивое одобрение императора.

В подобных условиях женщинам предстояло прожить многие годы. Конечно, постепенно тюремный быт обустраивался, появились какие-то послабления, для того, чтобы их добиться, женщины даже вступали в переписку с Бенкендорфом. Но самые тяжелые испытания ждали женщин в Петровском заводе, где для декабристов была построена специальная тюрьма. Когда декабристов туда перевели, женщинам пришлось жить в тюремных камерах. Вот как описывала это Трубецкая в письме матери от 28 сентября 1830 года: <<Все мы находимся в остроге вот уже четыре дня. Нам не разрешили взять с собой детей, но если бы даже позволили, то все равно это было бы невыполнимо из-за местных условий и строгих тюремных правил. После нашего переезда в тюрьму нам разрешили выходить из нее, чтобы присматривать за хозяйством и навещать наших детей. Разумеется, я пользуюсь, сколько мне позволяют мои силы, этим разрешением, так как я чаще других должна видеть мою девочку. Если позволите, я опишу вам наше тюремное помещение. Я живу в очень маленькой комнатке. Темень в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей>>. А ведь она совсем недавно родила первенца - девочку. <<Физические страдания, которые может причинить эта тюрьма, кажутся мне ничтожными в сравнении с жестокой необходимостью быть разлученной со своим ребенком и с беспокойством, которое я испытываю все время, что я не вижу его>>.

Трудно понять, как смогли выдержать все это женщины, которые были с детства окружены сонмом нянек и мамок, а если и умели что-то делать сами, то только вышивать бисером и гладью. В Сибири же им пришлось вести хозяйство, заводить огороды и даже скотину. Поистине, удивительные были женщины.

Только в конце 1839 года Трубецкой вышел на поселение в село Оёк в 30 верстах от Иркутска, где на деньги, присланные родителями Екатерины, построили небольшой дом. Счастливое обретение относительной свободы было омрачено смертью младшего сына Владимира. Впоследствии умерло еще трое детей из восьми родившихся. Иногда пишут о семи родившихся детях, это связано с тем, что одна девочка умерла в 1841 году сразу после родов, возможно, её не успели даже крестить.

Сергей Трубецкой

Екатерина Трубецкая

В 1845 году Екатерине Трубецкой разрешили поселиться в Иркутске, где дети смогли получать образование. Любопытно, что дом, который был приобретен в предместье Иркутска, прежде был загородной дачей губернатора Цейдлера, почти 20 лет назад пытавшегося не пустить Екатерину к мужу. Этот дом, как и дом Волконских, стал настоящим центром для встреч декабристов, многие из которых уже вышли на поселение и жили вблизи Иркутска. В этот дом даже иногда захаживал генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев с супругой, француженкой по происхождению, что, несомненно, сближало ее с Екатериной Трубецкой, француженкой по отцу.

Спокойная жизнь в Иркутске омрачалась частыми болезнями Екатерины, чье здоровье было подорвано тяжелейшими условиями жизни в казематах и мало приспособленных для этого домах при рудниках. Весной 1854 года она снова тяжело заболела и уже не смогла подняться. В 7 часов утра 14 октября Екатерина Ивановна Трубецкая скончалась.

В последний путь декабристку пришел проводить буквально весь Иркутск. Таких многолюдных похорон город до того не знал. В траурной процессии рядом с декабристами и простыми людьми шли генерал-губернатор, офицеры и чиновники. Похоронили Екатерину Ивановну в Знаменском монастыре, рядом с могилами умерших ранее детей Никиты и Софьи. И в наши дни на могиле этой удивительной женщины всегда лежат живые цветы.

Кто же они, женщины-декабристки?

Трубецкая Екатерина Ивановна

Нарышкина Елизавета Петровна

Девушки, выросшие и воспитанные в лучших классических дворянских традициях, и девушки из простых сословий.

Дочери, сёстры и жены героев, стоявших насмерть на Бородинском поле, гнавших французов с родных земель, защитивших Родину от Наполеона.

Утончённые, привыкшие к прислуге, балам, блеску бриллиантов, и в большинстве своем за всю свою жизнь ничего тяжелее вышивальной иголки в руках не державшие, не умеющие ни стирать, ни готовить, ни вести хозяйство в целом.

Нашедшие свою половинку по взаимной любви и вышедшие замуж по велению родителей, не испытывая при этом к супругу ничего, кроме уважения.

Ставшие матерями и являющиеся примером для своих детей.

Исконно русские и приехавшие в нашу страну иностранки, нашедшие здесь свою любовь и свою судьбу.

Камилла Петровна Ивашева

Полина Гебль и Иван Анненков в фильме <<Звезда пленительного счастья>> Они, как тигрицы, бросились на защиту своих поверженных мужей. А когда все тропки в кабинеты чиновников и в царские апартаменты были истоптаны безрезультатно, они нашли другой путь поддержать своих мужей.

Презрев все титулы и звания, не слушая родителей, призывающих одуматься, декабристки кинулись вслед за мужьями в Сибирь. И мы знаем, чего им это стоило, какие жертвы были ими принесены.

На станциях, где приходилось останавливаться, у них отобрали практически все ценные вещи по ходу долгого путешествия: забрали кареты, драгоценности, деньги. Они смирились с унижением, хамством и тупостью. Некоторых из них прокляли родители. Они стойко выдержали суровые сибирские морозы, испытание голодом и опять же постоянными разлуками со своими любимыми. Многим из них разрешали встречу с супругом раз в месяц, а то и реже. И они жили там неподалеку от рудников, считая дни от встречи до встречи месяц за месяцем, год за годом. И самое страшное- у них отняли детей.

И всё во имя того, что зовётся Любовью!

И в итоге они победили! Каждая из них стала для своего мужа той путеводной звездочкой, которая освещает путь Мужчины, дает смысл его жизни. Декабристки всей своей жизнью доказали всему миру, при этом, по сути дела, не стремясь никому ничего доказывать, что слова 'Любовь', 'Честь, 'Достоинство', 'Верность' - не пустой звук!

Волконская Мария Николаевна

В октябре 1824 года А. С. Пушкин получил письмо от своего давнего знакомца по Киеву и Одессе - Сергея Григорьевича Волконского. <<Имев опыты вашей ко мне дружбы, - писал Волконский, - и уверен будучи, что всякое доброе о мне известие будет вам приятным, уведомляю вас о помолвке моей с Марией Николаевною Раевскою - не буду вам говорить о моем счастии, будущая моя жена вам известна>>.

Мария Волконская и Пушкин - особая тема, породившая устойчивую версию о том, что

Мария Николаевна была большой <<потаенной>> любовью великого поэта. На закате своей жизни Волконская, умудренная суровым опытом, вспоминая Пушкина, как-то обронила: <<В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел>>. Может быть, княгиня была права?

Сергей Григорьевич Волконский

Мария Николаевна Волконская

Волконская Мария Николаевна (1805-63) , княгиня, дочь генерала Н. Н. Раевского, жена декабриста С. Г. Волконского, друг А. С. Пушкина, который посвящал ей стихи. В 1827 последовала за мужем в Забайкалье.

Ее свадьба состоялась 11 января 1825 года. Невесте не было еще и двадцати, жениху исполнилось тридцать семь. Слывший в молодости красавцем и повесой, он в то время, по воспоминаниям современников, уже <<зубы носил накладные при одном натуральном переднем верхнем зубе>>. В своих <<Записках>> Волконский вспоминал: <<Давно влюбленный в нее, я наконец решился просить ее руки>>. Мария Николаевна ничего не знала о его колебаниях, как, впрочем, почти не знала и своего жениха. Покорно, по воле отца, она вышла за весьма знатного и богатого князя. Участник значительных сражений, имевший множество орденов и медалей, он уже в двадцать четыре года получил чин генерал-майора за боевые отличия. Портрет Волконского был написан для Военной галереи Зимнего дворца (после восстания, по распоряжению Николая I, его изъяли). <<Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по мнению света, будущность>>, - писала Мария Николаевна в конце жизни.

Еще до замужества она сумела испытать силу своего обаяния. К ней сватался польский граф Олизар, коего отец не захотел видеть своим зятем из-за его национальной принадлежности. Оказавшись женой немолодого генерала, Мария Николаевна, по существу, не успела даже как следует узнать его до ареста в январе 1826 года; в первый год они прожили вместе не более трех месяцев. Вскоре после свадьбы она заболела и уехала лечиться в Одессу, Волконский же не получил отпуска из дивизии и не смог сопровождать жену.

В ноябре 1825 года, когда Мария Николаевна находилась на последнем месяце беременности, муж отвез ее в имение Раевских, а сам возвратился к месту службы, где был немедленно арестован и препровожден в Петербург.

Тяжелые роды, двухмесячная горячка. Марии Николаевне, только что родившей сына, долго не говорили об истинном положении дел, но она заподозрила неладное, а узнав истину, твердо решила разделить участь мужа. Волконскую изолировали от жен других декабристов; на первое свидание с Сергеем Григорьевичем она пошла не одна, а в сопровождении родственника. Генерал Раевский, который в 1812 году, не колеблясь, бросался в огонь неприятеля, теперь не выдержал.

<<Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!>> - прокричал он, сжав кулаки. Перед смертью старик Раевский, показывая на портрет дочери Марии, произнес: <<Вот самая удивительная женщина, которую я знал!>> Решение Марии Волконской об отъезде в Сибирь было, по существу, первым проявлением ее незаурядного характера, считает историк, исследователь декабристского движения Элеонора Павлюченко.

Волконская Мария Николаевна

Мария восстала не только против окружающих, но прежде всего против себя самой, своей дочерней покорности, женского послушания, привитого ей с детства.

А ведь она рвала пополам собственное сердце: сына взять с собой ей не разрешили, со стариком-отцом, которого горячо любили все дети Раевские, приходилось прощаться навсегда. Но она поехала! Не помогли ни мольбы отца, ни интриги брата Александра, ставшего настоящим ее тюремщиком.

В своем последнем <<вольном>> письме юная княгиня писала:

<<Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога - чудесная. Сестры мои, нежные, хорошие, совершенные сестры, я счастлива, потому что довольна собой>>. Родственники декабристов передали ей столько писем и посылок для сосланных, что пришлось взять вторую кибитку. Тайком сестры прикрепили к ней клавикорды.

В Сибирь Волконская приехала второй из декабристок. Сергей Григорьевич, гремя кандалами, побежал к жене.

<<Вид его кандалов, - вспоминала через много лет Мария Николаевна, - так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого>>.

Вместе с Екатериной Ивановной Трубецкой Волконская постигала азы поварского искусства по привезенным с собой книгам, училась всевозможным бытовым премудростям, в том числе и экономить каждую копейку.

Однажды Марию Николаевну отчитали за то, что она приобрела холст и заказала белье для каторжан. <<Я не привыкла видеть полуголых людей на улице>>, - отвечала она. Смутившийся комендант резко изменил тон, и ее просьба была выполнена.

Природа щедро одарила Волконскую, дав ей своеобразную красоту, ум и характер, отшлифованный хорошим воспитанием и чтением книг (она владела, как родным, английским и французским языками), замечательный голос и музыкальные способности. Но не это было главным в дочери генерала Раевского. Зинаида Волконская писала когда-то, что жизнь Марии Николаевны <<запечатлена долгом и жертвою>>.

Судьба не баловала Марию Николаевну. Самыми тяжелыми были семь месяцев в Благодатском руднике, затем - три года в Читинском остроге. И за эти годы - три тяжких утраты: в январе 1828 года умер двухлетний Николенька Волконский, оставленный на попечение родственников; в сентябре 1829-го - отец, генерал Раевский, простивший Марию Николаевну перед смертью; в августе 1830-го - дочь Софья, рожденная в Сибири и не прожившая и дня. Ни братья, ни мать так и не простили Марии Николаевне ее <<проступок>>, считая именно ее виновницей смерти шестидесятилетнего отца. После этой семейной утраты Александр, Николай и Софья Алексеевна Раевские не отвечали на письма своей сестры и дочери. Лишь одно послание, полное упреков, получила Мария Николаевна от матери:

<<Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для Вас. А чья вина? Вашего обожаемого мужа. Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежит к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я Вам приказываю!>> Жесткость и непреклонность характера оказалась явно наследственной. По какой-то причине разойдясь со своей лучшей подругой тяжелых сибирских лет Екатериной Трубецкой, Мария Николаевна не пришла на ее похороны и ни разу не посетила ее могилу.

Несмотря на почти полный разрыв с родными, Волконская старалась держаться; вся ее жизнь проходила теперь в заботах о детях. В Петровском заводе она родила сына Михаила и дочь Нелли, которые стали утешением матери. С 1836 года Волконские жили в восемнадцати верстах от Иркутска, в селе Урик. Красота тридцатилетней Марии Николаевны не тускнела: Одоевский воспевал ее в стихах, Лунин - в прозе.

Не всегда гладко складывались ее отношения с мужем: очень разными они были людьми. Семейного счастья не получилось. Но, к чести обоих, - до самых последних дней они отзывались друг о друге с величайшим уважением и в этой традиции воспитали детей. <<. отношения между супругами Волконскими не складывались, отчуждение становилось все более глубоким и явным для окружающих, - рассказывает доктор филологических наук Нина Забабурова. - В <<Записках>>, рассказывая о жизни в иркутской ссылке, Мария Николаевна по существу не упоминает о муже.

Поджио Иосиф Викторович

Среди ссыльных декабристов было немало людей одиноких и даже таких, кто пережил трагедию женского предательства (к примеру, жена декабриста А. Поджио после ссылки мужа расторгла с ним брак и вновь вышла замуж).

Мария Николаевна привыкла выступать всеобщей спасительницей и покровительницей. И многие искренне восхищались ею, так что от недостатка мужского внимания Мария Николаевна не страдала, хотя некоторые отзывались о ней неприязненно и резко. Михаил Лунин оказался одним из тех, за кого она вела переписку, запрещенную ссыльному. Большинство его писем сестре, Е. С. Уваровой, написано рукой Марии Николаевны. Он не скрывал, что испытывал к ней сильное чувство.

Сын Волконских, названный Михаилом, родился в 1832 году, и упорно ходили слухи, что отцом его был декабрист Александр Викторович Поджио. Версия эта никак не может считаться доказанной, но необычайная взаимная привязанность и близость Александра Викторовича и Михаила в течение всей последующей жизни явно имеет элемент осознанной родственности. В 1835 году у Марии Николаевны родилась дочь Нелли, отцом которой также считали не Сергея Волконского, а Поджио (и даже И. Пущина, что маловероятно). Нелли также была любимицей Поджио, и когда он тяжело заболел на склоне лет, то поехал умирать к ней, в ее имение Вороньки, хотя у него была собственная семья>>.

Незаметно, постепенно менялись и характер, и взгляды на жизнь Марии Николаевны: она все больше устремлялась к земному благополучию, и главным образом не для себя, а для детей. Правдами и неправдами определила сына Мишу в Иркутскую гимназию. Потом и вся семья перебралась в город. Свой дом здесь опальная княгиня стремилась превратить в лучший салон Иркутска. Она на свой лад и наперекор как Волконскому, так и Поджио устроила судьбу красавицы дочери: едва той исполнилось пятнадцать, выдала ее замуж за преуспевающего сибирского чиновника Л. В. Молчанова, оказавшегося дурным человеком. Растратив казенные деньги, он был отдан под суд, после чего тяжело заболел и, разбитый параличом, сошел с ума и умер. Второй муж младшей Волконской рано скончался от чахотки. Только третий брак Нелли, дважды вдовы, оказался удачным.

В 1856 году Михаил Волконский, живший уже в Петербурге, привез к декабристам весть об освобождении.

После этого из Сибири возвратился его отец. Совсем больная, Мария Николаевна уехала годом раньше. Вернувшись на родину, она начала писать воспоминания о пережитом. С первых же строк повествования становится ясным, что брак Волконских был заключен не по взаимной любви. Кстати, Мария Николаевна писала свои <<Записки>> только для сына. Он же, к 1904 году весьма преуспевающий чиновник, не без колебаний взялся за публикацию воспоминаний матери. Ее умные и скромные <<Записки>> выдержали множество изданий. Одним из первых, еще в рукописи, прочитал их поэт Н. А. Некрасов, автор поэмы <<Русские женщины>>.

Мария Николаевна в сопровождении своей любимой Нелли ездила на лечение за границу, но это не помогло. Умерла и похоронена княгиня Волконская в уже упомянутом селении Вороньки Черниговской губернии, принадлежавшем семье ее дочери Нелли, во втором замужестве Кочубей, фамилия которой случайно совпала с именем героя пушкинской <<Полтавы>>, посвященной Марии Николаевне. Ее последние дни с ней разделил приехавший проститься навсегда Поджио. А Сергей Григорьевич жил в это время в имении сына под Ревелем (ныне - Таллин). Он надеялся съездить проститься с Марией Николаевной, но от него скрыли ее последнюю болезнь, о чем он долго сожалел. А через два года не стало и его.

Наталья Дмитриевна Фонвизина (1805-1869гг. )

В одном из российских провинциальных имений жила-была девушка. Впоследствии она так писала о себе: "От матери я унаследовала мечтательность и пытливость, от отца страстную природу, в высшей степени способность любить и ненавидеть. Я была дика и застенчива. Страстно любила свою кормилицу, которая была моей няней. Я была скрытна и несмела, с немногими сближалась, особенно с детьми своих лет. Я искала какой-то высшей чистой человеческой любви". Это строки из воспоминаний Натальи Дмитриевны Фонвизиной. Она не любила светскую жизнь. С детства, живя в имении, привыкла к восхищенному уединению с природой. У отца была богатейшая библиотека - предмет гордости и упоения. Воспитанная на книгах французских энциклопедистов, Наташа Апухтина копила в душе своей восторженность всем происходящим вокруг, доброту к окружающим людям, щедрость и ласку.

Наталья Дмитриевна

Фонвизина

Михаил Фонвизин

И не случайно, встретив в своем имении столичного гостя, рванулась всем сердцем и разумом к нему, доверяя ему все самое сокровенное, но он, узнав, что Апухтины не так богаты, как ему казалось, отверг дружбу ее, не задумываясь о том, какую невыразимую боль причиняет юному существу. Первое предательство, первое разочарование. Обрушились небеса на бедную девочку. Молила Господа: возьми к себе! Решила уйти в монастырь - родители удержали. Замкнулась в себе. Молилась и читала. Читала и молилась, забыв о житейских радостях, живя в ирреальном мире чужих пережитых страстей. И в этот момент в имение приезжает двоюродный дядя с материнской стороны Михаил Александрович Фонвизин. Ему 34 года, он знатен, образован, богат. Блестящая военная карьера, генерал. Наташа заслушивается его рассказами. А он сразу влюбился в очаровательную семнадцатилетнюю провинциалку, очень начитанную, миниатюрную и крайне любознательную.

Свадьбу сыграли знатную. Переехав в Москву, Наташа стала бывать в светских салонах, блистала на балах, рой поклонников не давал передохнуть от падеграсов и вальсов. Среди поклонников объявился и тот, который так жестоко обошелся с ней когда-то. Он попытался вновь ухаживать за блистательной генеральшей. Наташа резко, при всех, отвергла притязания на дружбу. Знакомый сюжет? Да, да. Наташа Апухтина и явилась прототипом пушкинской Татьяны Лариной.

Владимир Каденко в поэме "Татьяна Ларина" полностью олицетворяет Наталью Фонвизину с пушкинской героиней:

Оставив милую округу

Влюбленной юности, жила

Татьяна, верная супругу,

И жизнь размеренно текла.

Муж был богат, семьи основу

В любви он видел, вспомню к слову,

Что был не князь, и не барон,

Хотя носил приставку "фон".

Он был в отставке. За три года

Семейных уз утехой дней

Явились двое сыновей.

Жене во всем была свобода,

Тем более, что генерал

Был прирожденный либерал.

Генерал Фонвизин обожал жену. Между ними не было никаких тайн. И Наташе было доверено (единственной среди жен декабристов), что Михаил Александрович является членом тайного общества. Это еще более привязало юную жену к Фонвизину. И когда случилось 14 декабря 1825 года, и Фонвизина заключили в Петропавловскую крепость, Наташа сразу приняла решение разделить свою судьбу с мужем. У них уже был 2-годовалый сын, она ждала второго ребенка. Долгий судебный процесс, редкие свидания, что испытывали заключенные, все Наташа физически испытывала на себе. Приговор: ссылка в Сибирь на 25 лет. С этого дня Наташа считает себя тоже приговоренной к ссылке. Только рождение ребенка не дает ей возможности уехать в Сибирь сразу. Споры, разговоры позади. Оставив сыновей у родителей и брата мужа Ивана Александровича, она уезжает в неизвестность.

Вблизи неблизкого острога,

На Дамской улице грязной,

Вдали от отчего порога

Был Танин домик небольшой.

"Спасибо женщинам! - Писали

Из-за границы, - Подавали

Они Отечеству пример

В принятьи неотложных мер. ".

В марте 1928 года Наталья Дмитриевна уже в Чите. Тяжелые роды, разлука с детьми, невообразимо трудная дорога, неустройство быта, отсутствие возможности жить вместе с мужем, к тому же с другими дамами сложились не простые взаимоотношения - здоровье расстроилось, не выдержало тяжелых испытаний. Она получила странную нервную болезнь. Это тревожило ее мужа и друзей, служило поводом для разговоров. Женщины, не разделявшие ее религиозной экзальтации, жалели ее и боялись, как бы и с ними не случилось подобного. Болезнь называлась "пляска святого Витта". Бред, выражение духовного искушения, бессонница, боли были такие, что ее крики были слышны на улице. Одоевский, вместе с Вольфом ухаживавший за больной, посвятил ей красивые стихи.

И так длилось 10 лет. В перерывах между приступами Наталья Дмитриевна все свои силы отдавала служению мужу и его несчастным друзьям. О всей многотрудной жизни декабристов и их подруг написаны уже сотни книг, опубликованы архивные материалы, а потому нет смысла в этой крохотной работе говорить о ней. К началу 1830 года декабристам уже вышло некоторое послабление. Жены купили или выстроили свои дома вблизи читинского острога (каземата, как они его называли), и мужья раз в неделю уже могли бывать дома. О! Это несказанная радость, о которой они только могли мечтать Жила своим домом и Наташа Фонвизина. Михаил Александрович, приходя домой, с удовольствием занимался кулинарией. И делал это с большим искусством и любовью. Однажды в дом Фонвизиных был приглашен Иван Иванович Пущин. Его удивлению не было предела. А оказалось все просто: ведя обширную переписку, Наташа предложила ему написать пару писем друзьям, сестрам, пообещав немедленно переправить почту. Пущин был безмерно рад. Пока Михаил Александрович, надев фартук, колдовал на кухне, Иван Иванович торопливо писал письма, одно из которых адресованное директору лицея Энгельгардту, было датировано 14 марта 1930 года. Эта дата многое изменила в жизни бесценного друга Пушкина. В комнате стояла такая покойная тишина, мерно тикали часики, пахло пряностями и духами. Преодолев скованность, Иван Иванович украдкой наблюдал за Натальей Дмитриевной. Маленькая, слегка полноватая, хорошо сложенная, с красивым низким голосом, она оживленно рассказывала сельские и далекие новости. В сердце Пущина на всю жизнь с этого дня поселилась тайная восхищенность ею.

Но чуть-чуть обжитая жизнь уже закончилась. Узники читинского острога должны быть переведены в Новый острог, отстроенный специально в Петровском заводе. Не имея средств и возможности перевезти огромное количество узников, было принято решение отправить их пешком. Выход из Читы предусматривался 7 августа. 634 версты предстояло пройти декабристам. Лето 1830 года было сухим и жарким. Все в природе оцепенело в истоме, на деревьях пожухла листва. Переход был очень сложен и труден. Женщины на телегах уехали вперед, раньше, чтобы обустроить дома и встретить своих страдальцев. Но Наталья Фонвизина, Волконская и Нарышкина решили идти вместе с мужьями, чтобы иметь лишнюю возможность побыть с ними. В Сибири осень наступает буйно, красочно, быстро. Однажды, проходя осиновую рощу, яркую, красно-золотистую, удивительно сказочную, Наташа рассказала подругам о том, как завоеватели нашли один из драгоценных сундуков Монтесумы. Открыли его и тысячи золотых, тончайших бабочек звеня, взлетели вверх. У конквистадоров захватило дыхание от восхищения. Они стали ловить их, прихлопывая ладонями и с ужасом видели, как бабочки, сделанные из тончайшего сусального золота, исчезали тотчас, оставляя золотую пыльцу. Наташа засмеялась и сказала: "Осенние листья всегда напоминают мне этих бабочек".

Путешествие закончилось, как и планировалось, 23 сентября. Стали обустраиваться и в Петровском заводе. Поразила здесь контрастность жизненного уклада староверов от жизни в Чите или в бурятских степях, да и в европейских деревнях России. Из страны совершенно дикой они ступили на землю, обитаемую земледельцами - трудолюбивыми, деятельными. Да и внешний вид жителей, все молодец к молодцу. Фонвизины и здесь купили себе дом. Родился сын. Долгожданный, любимый. Истосковались по оставленным детям. Наташа всю свою нежность и любовь отдала ему. И Михаил Александрович радовался первым шагам, первому слову сына. Грандиозные планы строили уже. Осужденный по 4 разряду Фонвизин получил вид на поселение в Енисейск. Но уехать туда пришлось Фонвизиным вдвоем. В одночасье, заболев, умер сын-кровиночка, вырос маленький холмик рядом с могилой Александрины Муравьевой. Навсегда, до конца жизни больше не снимет Наталья черного одеяния. Уж в Енисейске ее прозвали "дама в черном". Безутешность при ней. Но ее уже окружают молодые люди - любознательные и ищущие. Она читает по памяти им стихи, и особенно сказки Пушкина, рассказывает об истории, Ермаке, она много знает, в ее голове много интересных повествований и спешит, спешит все передать жаждущим знания девушкам и юношам. У них очень красивый каменный дом и особая гордость хозяев - невиданные в Сибири цветники на обширном дворе. Семян почти не было, потому пересаживала Наташа цветы таежные: жарки, ирисы, ромашки, орхидеи разных цветов, рябчики и лилейники. Мальчишки десятками выкапывали в тайге цветы, приносили Фонвизиным, получая за это нехитрую награду. Весь город приходил любоваться на цветники и сад. Именно Наталья впервые в Сибири разбила у себя цветники. Отсюда и пошло увлечение ими.

И вот Тобольск. Обширная переписка, помощь все прибывающим ссыльным. Встреча с Достоевским, Дуровым, Петрашевским. Именно от Петрашевского узнает Наташа об участии ее старшего сына в их кружке, а вскоре весть о смерти обеих сыновей вновь сражает эту мужественную женщину.

Но вокруг ее друзья, молодежь. Переписка с далекими друзьями: Якушиным, Пущиным. Из Тобольска, сославшись, что идут на ярмарку Аненкова, Фонвизина и Ж. Муравьева едут в Ялуторовск навестить Пущина. Для Ивана Ивановича эта встреча - луч солнца, осветивший жизнь. Наконец, 25-летняя ссылка закончилась, и Михаил Александрович, первый их декабристов, был возвращен домой. Поселились они в Марьино, старинном имении Фонвизиных. И вновь беда. Не прошло и года после возвращения из ссылки, Михаил Александрович умер от сердечного приступа, едва переступив 70-летний рубеж. Наталья Дмитриевна, чтобы заглушить боль от утраты, деятельно занимается с чужими детьми, обустройством своих многочисленных имений, и очень скучает по Сибири. Летят туда искрометные письма. И вдруг, однажды сказавшись, что едет смотреть костромские угодья, она уезжает в Сибирь. Встреча с Пущиным. Вскоре и он приезжает в имение своего друга, где они и встречаются с Наташей и уже не расстаются более. В возрасте 58 лет женился впервые Иван Иванович Пущин, пронеся сквозь годы свою тайную симпатию к Наталье. Но суждено им было прожить, хоть и счастливо, всего 2 года. 3 апреля 1859 года Пущин скончался, был похоронен в Марьино вместе с Михаилом Александровичем Фонвизиным. Наташа пережила его на 10 лет.

Александра Григорьевна Муравьева

. Он звал ее не Александрин, как казалось, следуя общепринятым правилам "светской моды", надо было бы называть ее. Он выдумал для нее чуть чуть- странное имя -Сашези*- такое же тонкое и хрупкое, как она сама. Имя это звучало в его устах нежно, и чуточку благодушно - насмешливо: Он и вообще относился к жене, как к хрупкой веточке или большому ребенку, ей трудно было различить грань. Так, впрочем, относились к ней все и всегда. С самого раннего детства. Было в ней что то от хрупкого ангела, от ребенка, покорявшее сразу и всех!.

Страшное письмо пишет Алесандрине ее муж Никита Муравьев из крепости: <<Мой добрый друг, помнишь ли ты, как при моем отъезде говорила мне, что можно ли опасаться, не сделав ничего плохого? Этот вопрос тогда пронзил мне сердце, и я не ответил на него. Увы! Да, мой ангел, я виновен, - я один из руководителей только что раскрытого общества. Я виновен перед тобой, столько раз умолявшей меня не иметь никаких тайн от тебя. Сколько раз с момента нашей женитьбы я хотел раскрыть тебе эту роковую тайну. Я причинил горе тебе и всей твоей семье. Все твои меня проклинают. Мой ангел, я падаю к твоим ногам, прости меня. Во всем мире у меня остались только мать и ты. Молись за меня Богу: твоя душа чиста, и ты сможешь вернуть мне благосклонность неба>>.

Муравьев Никита Михайлович

Наконец-то ей все стало понятно. И роль ее в своей семье тоже - она жена, пусть государственного преступника, но жена. Нужно ехать в Петербруг, поддержать мужа. Через два дня он получил письмо от жены, в котором была не просто поддержка, но и само мужество, сама самоотверженность:

<<Мой добрый друг, мой ангел, когда я писала тебе в первый раз, твоя мать не передала еще мне твое письмо, оно было для меня ударом грома! Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове. Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире, - я была в раю. Счастье не может быть вечным. Не предавайся отчаянию, это слабость, недостойная тебя. Не бойся за меня, я все вынесла. Ты упрекаешь себя за то, что сделал меня кем-то вроде соучастницы такого преступника, как ты. Я - самая счастливая из женщин. Письмо, которое ты мне написал, показывает все величие твоей души. Ты грешишь, полагая, что все мои тебя проклинают. Ты знаешь безграничную привязанность к тебе. Если бы ты видел печаль бедной парализованной мамы! Последнее слово, которое я от нее услыхала, было твое имя. Ты говоришь, что у тебя никого в мире нет, кроме матери и меня. А двое и даже скоро трое твоих детей - зачем их забывать. Нужно себя беречь для них больше, чем для меня. Ты способен учить их, твоя жизнь будет им большим примером, это им будет полезно и помешает впасть в твои ошибки. Не теряй мужества, может быть, ты еще сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое. Что касается меня, мой добрый друг, единственное, о чем я тебя умоляю именем любви, которую ты всегда проявлял ко мне, береги свое здоровье.>>. Несомненно, получить такое письмо от жены - это получить силы, твердость духа. <<Не теряй мужества, может быть, ты еще сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое>>. Вряд ли она понимала, что это не трагическая случайность, а, скорее, конец жизни, которую он сам изменил своими руками и теперь уже не может ничего с этим поделать.

Через подкупленную стражу она отправляет мужу записки, посылает и портрет, специально заказанный художнику Соколову для передачи в крепость. Муж никогда не будет расставаться с этим портретом:

<<В минуту наибольшей подавленности, мне достаточно взглянуть на твой портрет, и это меня поддерживает>>.

Александра Григорьевна выполняет и тайные просьбы мужа уничтожить все документы, рукописи, книги, связанные с восстанием. А он пишет своей ненаглядной Сашези, как он ее именует, каждый день. <<Я беспрестанно о тебе думаю и люблю тебя от всей души моей. Любовь взаимная наша достаточна для нашего счастья. Ты сама прежде мне писала, что благополучие наше в самих нас>>. <<Милая Сашези, укрепляй себя, не предавайся печали, я тебя люблю от всей души, от всего сердца, от всех способностей моих>>. <<Твои письма, милый друг, и письма маменьки производят на меня такое впечатление, будто самый близкий друг каждый день приходит побеседовать со мной. Время от времени я перечитываю всю мою коллекцию, которая стала теперь довольно многочисленной. Моя мысль не в тюрьме, она все время среди вас, я вас ежечасно вспоминаю, я угадываю то, что вы говорите, я испытываю то, что вы чувствуете>>. Их любовь была самозабвенной, их семья ко времени ареста была испытана несколькими годами счастливой жизни.

Муравьева Александра Григорьевна

Никита Муравьев был осужден <<по первому разряду>> - на каторжную работу вечно. Его, как и других, отправляют в Сибирь. Едва ли не обгоняя в пути декабристов, за ними следуют жены. Урожденную графиню Чернышеву, Александрин Муравьеву, заставляют подписать отречение от дворянского звания, от всех прав, но и это не останавливает ее. Она оставляет троих детей на попечение свекрови и решительно порывает с петербургским миром. Юная светская красавица двадцати трех лет собирается в дальнюю дорогу. Перед отъездом Пушкин передал Муравьевой свое послание к декабристам <<Во глубине сибирских руд.>>. Она же в остроге, наскоро, через частокол, передает Пущину послание поэта <<Мой первый друг, мой друг бесценный.>>.

А декабрист А. И. Одоевский написал ответ на пушкинское послание.

А. С. Пушкин передает свое стихотворение декабристам с Муравьевой А. Г.

Струн вещих пламенные звуки

До слуха нашего дошли,

К мечам рванулись наши руки

И лишь оковы обрели,

Но будь покоен, бард! - цепями,

Своей судьбой гордимся мы

И за затворами тюрьмы

В душе смеёмся над царями.

Наш скорбный труд не пропадёт,

Из искры возгорится пламя, просвещённый наш народ

Сберётся под святое знамя

Мечи скуём мы из цепей

П пламя вновь зажжём Свободы!

Она нагрянет на царей,

И радостно вздохнут народы!

Декабристы называли Александру Григорьевну своим ангелом-хранителем. В ней действительно было что-то поэтически-возвышенное, хотя и была она простодушна и необыкновенно естественна в отношениях с людьми. Неизменно с доброй улыбкой и непринужденной веселостью встречала она друзей, мужа обожала до самозабвения. Уже на каторге на шутливый вопрос Якушкина, кого она больше любит, мужа или Бога, Александрин вполне серьезно ответила, что <<сам Бог не взыщет за то, что она Никитушку любит более>>. Да и он отвечал ей тем же, все говорили о нем, как о человеке редких достоинств, ума и благородства души.

Женщины-декабристки жили вблизи тюрьмы в простых деревенских домах, сами готовили еду, ходили за водой, рубили дрова, топили печь. Крепостной Муравьевой научил ее ремеслу повара. Ежедневно она посылала в каземат несколько блюд, часто забывая об обеде для себя и обожаемого Никиты. Однажды горничная доложила Александре Григорьевне, что из каземата приходили за салом, а она отказала, потому что сала осталось и так мало. Муравьева приказала отослать в каземат все, что у них было.

Муравьева Зинаида Григорьевна

Несчастье сближает. Все женщины были необыкновенно дружны. Муравьеву между собой в шутку называли <<Мурашкой>>. Александрина, душевно стойкая русская женщина, все-таки была эмоционально очень слаба, пугалась многого, многое ее расстраивало, ей казалось, что она стареет раньше времени. <<Я старею, милая маменька, Вы и не представляете себе, сколько у меня седых волос>>.

Ее красота душевная, однако, лишь возрастала и не могла не восхищать всех с ней знакомых: <<Она была воплощенная любовь>>, <<в делах любви и дружбы она не знала невозможного>>, <<отличительная черта в Александре Григорьевне была теплота сердца, разливавшаяся почти независимо от нее самой на всех ее окружающих>>. Но всеобщая любимица Александра Григорьевна Муравьева недолго скрашивала жизнь узников в Петровском заводе. Ей исполнилось всего лишь 28 лет, когда она умерла. Весьма строгие и разные женщины-декабристки вспоминали ее как <<святую женщину, умершую на своем посту>>. Редко достижимый в жизни идеал сочетался в характере Александры: она была страстной и нежной возлюбленной, самоотверженной и любящей матерью, да еще и добрым другом для многих. И столько страданий выпало на ее судьбу - арест мужа, арест брата, разлука с любимыми родителями и тремя детьми, смерть сына в разлуке через несколько месяцев после ее отъезда, потом смерть матери и отца, на поселении у нее умерли двое младенцев, а единственная выжившая дочь Нонушка была слаба и болезненна.

Никита Муравьев стал седым в 36 лет - в день смерти жены.

Муравьёв Никита Михайлович

Она хотела, чтобы ее похоронили рядом с родителями, но этой милости ей не даровали. На обращение матери и сестры был ответ: <<Перенесение тела г-жи Муравьевой в Москву никак дозволено быть не может>>. На ее могиле поставили памятник и часовню с неугасимой лампадой. Лампада эта светилась еще через 37 лет после ее смерти

Сонечка Муравьева ( Нонушка) покинула Сибирь только после смерти отца, в июне 1843 года. Она была помещена в Екатерининский институт под фамилией Никитина. На фамилию эту никогда не отзывалась. На вопрос императрицы, патронировавшей институт, и часто приезжавшей туда, почему Сонечка - Нонушка не называет ее "maman", как все девочки, та неизменно тихо, но твердо отвечала: "Моя мама умерла. Она похоронена в Сибири. Ее звали Александра Григорьевна Муравьева".

Полина Гебль и Иван Анненков

Одна из самых романтичных историй любви XIX века, героями которой стали француженка-аристократка Полина Гебль и русский кавалергард Иван Анненков, началась в 1821 году, когда двадцатитрехлетняя девушка, работавшая модисткой в одном из парижских домов мод, по предложению торгового дома <<Дюманси>> приехала в Россию и устроилась на работу продавщицей модного салона. Неизведанная страна, о которой с раннего детства Полина слышала самые невероятные истории, манила и пугала ее, однако как вспоминала намного позже французская подданная, сердце ее было полно предчувствием встречи на чужой земле с русским мужем. Через два года пребывания в России мадемуазель Гебль встретилась с поручиком гвардии Кавалергардского полка Иваном Александровичем Анненковым. Их знакомство произошло в доме <<Дюманси>>, где любила совершать покупки богатая аристократка Анна Ивановна Анненкова, часто захаживая туда в сопровождении своего сына. Анненковы были одной из самых знатных и богатых московских семей, а стать супругой красивого, обходительного, да к тому же обеспеченного Ивана Александровича стремились лучшие красавицы города. Однако сердце кавалергарда молчало, и связывать свою жизнь семейными узами красавец-офицер пока не желал. До того дня, пока не увидел продавщицу модного салона, изящную, хорошо воспитанную, обладавшую особой красотой девушку. С тех пор Анненков стал бывать в этом салоне чаще. Мадемуазель Гебль поражала его не только своей оригинальной, утонченной внешностью, но и живым умом, обаянием и душевной добротой.

Их страстный роман развивался не сразу. Спустя несколько месяцев торговый дом <<Дюманси>> приехал на ярмарку в Пензу Неожиданно для себя молоденькая продавщица встретила там же и Анненкова, с которым была знакома всего несколько месяцев. Статный красавец подошел к девушке, предложил ей прогуляться по ярмарке и посоветовать в выборе лошади, за которой и приехал кавалергард в Пензу. Через несколько дней он признался Полине в любви и предложил ей стать его женой, обвенчавшись тайно. Молодой человек не стал скрывать, что строгая мать, если узнает, не позволит сыну вступить в столь неравный брак и сделает все, чтобы разлучить влюбленных.

Полина Гебль - Анненкова

Кадр из к\ф <<Звезда пленительного счастья>> Иван Александрович Анненков

К удивлению Ивана, Полина его предложение отвергла, однако он не потерял надежду, продолжая и после возвращения в Москву добиваться от возлюбленной согласия на тайный брак.

Шло время, но сколько бы юный кавалергард ни клялся любимой француженке в самых искренних и пылких чувствах, он так и не получил от нее долгожданного ответа. Ивану ничего не оставалось, как отступить, однако разрывать отношения с Полиной он не желал.

Более того, привязываясь к французской возлюбленной все сильнее, Анненков даже раскрыл ей тайну о том, что состоит в неком закрытом политическом обществе, которое готовит несколько восстаний, в том числе и на Сенатской площади.

Во время декабрьских событий 1825 года, когда Иван Александрович был арестован и отправлен в Петербург, Полина уже ждала ребенка. Она не смогла последовать за возлюбленным в чужой город, где в Петропавловской крепости был заточен любимый сердцу кавалергард, однако послала туда доверенного человека, который постоянно докладывал ей о состоянии возлюбленного.

В апреле 1826 года Полина Гебль родила дочь, которую назвала Александрой, а через несколько дней отправилась в Петербург, чтобы добиться долгожданного свидания с Анненковым. Не зная русского языка, имея смутные представления о правах заключенных, француженка не только подкупила охранников, но и договорилась с ними о том, чтобы ее пропускали к Ивану Александровичу несколько раз в неделю. Так, мадмуазель Гебль удавалось встречаться с Анненковым, тайно принося в сырую тюремную камеру теплую еду и немного вина.

Полина Гебль- Анненкова

Прожив некоторое время в Петербурге и страдая от тяжелого положения декабристов в тюрьме, Полина вернулась в Москву и решительно направилась к Анне Ивановне Анненковой за помощью. Она надеялась получить от той немного денег, чтобы иметь возможность устроить побег любимому и навсегда увезти его из страны, где ему грозила либо смерть, либо страшная каторга. Однако мать Ивана, будучи женщиной хладнокровной и жесткой, отказала подруге сына, заявив, что ее сын не станет беглецом и трусом. Полина Гебль, отчаявшись и не найдя нужной суммы, вернулась в Петербург. С трудом ей удалось добиться свидания с Иваном, от которого узнала, что скоро заключенных отравят в Сибирь, где им предстоит прожить до конца своих дней. Анненков не верил плачущей Полине, обещавшей, что она во что бы то ни стало, отправится за ним на каторгу. 10 декабря Ивана Александровича отправили в Читу. А для Полины Гебль начались страшные месяцы ожидания ответа от царя Николая I и разрешения незаконной супруге заключенного офицера отправиться вместе с ним в ссылку. Месяцы шли, а ответ так и не приходил. И тогда Полина решилась на последний шаг, добившись личной встречи с царем и отдав тому свое прошение. <<Я всецело жертвую собой человеку, без которого не могу долее жить, - писала она в письме, адресованном императору, - это самое пламенное мое желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости>>. Николай I, прочитав письмо, был настолько тронут ее искренностью, что не стал препятствовать и разрешил Гебль отправиться в Сибирь, выделив даже небольшое пособие на дорогу. В конце 1827 года, оставив дочь у Анны Ивановны Анненковой, Полина Гебль выехала из Москвы, чтобы лишь к марту 1828 года прибыть в Читу.

Первая встреча с Иваном Полину поразила настолько, что она запомнила ее на всю жизнь: <<Он шел в старом тулупе с разорванной подкладкой, с узелком белья, который он нес под мышкой. Я сошла поспешно вниз, но один из солдат не дал нам поздороваться, он схватил Ивана Александровича за грудь и отбросил назад. У меня потемнело в глазах от негодования, я лишилась чувств.>>. Только спустя несколько дней француженке удалось поговорить с возлюбленным. В своих воспоминаниях она так рассказывала о второй встрече: <<Он был закован и с трудом носил свои кандалы, поддерживая их. Невозможно описать нашего первого свидания, той безумной радости, которой мы предались после долгой разлуки, позабыв все горе и то ужасное положение, в котором находились в эти минуты. Я бросилась на колени и целовала его оковы.>> Через месяц, 4 апреля 1828 года, Полина Гебль стала женой бывшего офицера-кавалергарда Ивана Анненкова, а при венчании в Михаило-Архангельской острожной церкви приняла православное имя Прасковьи Егоровны Анненковой. Однако встречаться супругам разрешалось не более двух раз в неделю, а все остальное время женщины, приехавшие в Сибирь следом за своими мужьями, были вынуждены проводить в домашних заботах и подготовке к очередной встрече с супругом. Полина завела огород, показывала женщинам, никогда не знавшим домашних забот, как вести хозяйство и готовить, смотрела за детьми и учила русский язык. В 1829 году француженка родила девочку, которую нарекли Анной, а спустя год - дочь Ольгу.

Всего Полина рожала восемнадцать раз, однако в живых осталось лишь шестеро детей Анненковых.

Через два года заключенных перевели на завод, охрану немного ослабили и женщины могли навещать мужей по несколько раз в день. К 1835 году каторжные работы были закончены, а декабристов отправили на поселение. Семью Анненковых распределили под Иркутск, а через пару лет они направились в Туринск, где Ивану Александровичу разрешили поступить на гражданскую службу. Характер супруга с каждым годом становился все тяжелее, Анненков требовал постоянного внимания и заботы и часто был невыносимым, однако Полина, обладавшая удивительно мягким и добродушным характером, сглаживала все конфликты, а в ссорах старалась во всем уступать мужу.

В 1841 году чета Анненковых была переведена в Тобольск, а спустя пятнадцать лет, после амнистии 1856 года, - в Нижний Новгород, где супруги прожили около двадцати лет. Иван Александрович несколько раз избирался мировым судьей, занимал должность председателя нижегородского дворянства, а Полина являлась попечительницей нижегородского женского Мариинского училища. В то же время она занялась написанием книги <<Рассказы-воспоминания>>, где раскрыла всю правду о пребывании женщин в ссылке. Оставив любимых детей и привычную жизнь богатых аристократок, последовали в далекую Сибирь, чтобы быть рядом со своими мужьями. До конца своих дней Полина Анненкова не снимала браслет и нагрудный крест, вылитый из кандалов мужа, словно напоминание о тяжелых, трагических днях и преодолевающее все трудности великом чувстве любви.

Она умерла 14 сентября 1876 года. После смерти супруги Иван Александрович впал в болезненное состояние, а через год и четыре месяца его не стало. Его сердце остановилось 27 января 1878 года в Нижнем Новгороде, ставшем последним пристанищем влюбленной пары.

Продолжение следует