Общество  ->  Власть  | Автор: | Добавлено: 2019-08-27

Этапы создания и развития Тайной канцелярии (Часть 3)

Продолжение

МАЙОРСКИЕ РОЗЫСКНЫЕ КАНЦЕЛЯРИИ

Создание и деятельность майорских розыскных канцелярий

Комиссии XVIII в. - институт, о существовании которого историки знали «всегда». Только библиография их - от «уложенных» до «строения Петербурга и Москвы» - насчитывает около 250 наименований, включая серьезные монографические исследования и описания архивных фондов.

Относительно перечня петровских комиссий необходимо обратить внимание на само название. Название «комиссия», войдя в русский язык из европейской административной практики во второй половине 90-х гг. XVII - первое десятилетие XVIII в. , применительно к учреждениям утвердилось позднее остальных. В документации 1700 - 1720-х гг. оно употреблялось обычно в буквальном переводе с латинского (commissio) или французского (commission) в значении «поручения». Уже в первой половине 1700-х гг. внедряется производное от того же корня название «комиссар», от которого в свою очередь происходят «комиссарства» и «комиссариаты», в качестве наименования должностных лиц, так или иначе занятых приходом и расходом денежных сумм и разных материальных ценностей, иногда - других чиновников, но никогда членов комиссий, за исключением лишь комиссий пограничных и прибалтийских.

С 1730-х гг. : «комиссии» насчитываются десятками, и только в самом конце XVIII в. рядом с ними в аналогичных случаях начинают фигурировать «комитеты» и «экспедиции». Подобные наименования в деловой и обиходной речи заслуживают специального изучения. Возможно, это позволит выявить закономерности сосуществования с несколькими «коллегиями» и «советами» внушительной группы «комиссий» и еще более впечатляющее количество «контор» и «канцелярий», обычно отличавшихся друг от друга только названиями. Однако и сейчас можно достаточно уверенно предполагать, что определенные названия определенного типа учреждений, хотя порой и встречаются, в целом XVIII в. не свойственны и употребление тех или иных понятий диктовалось, прежде всего, стихийно распространявшейся модой.

В первые два десятилетия эпохи самым модным, несомненно, было понятие «канцелярия». И если так в 1710-е гг. постоянно титулует себя Сенат, то естественно ожидать того же от современных ему органов, которые для сегодняшнего восприятия являются комиссиями. Типологическая принадлежность к комиссиям отдельных «канцелярий» иногда отмечалась историками - раньше и чаще всего применительно к канцеляриям «майорским».

В этих условиях в качестве своеобразных кандидатов в комиссии рассматривались учреждения 1700 - 1720-х гг. Именно учреждением считалось лицо или группа лиц, которым государство представило (через законодательство, администрацию или суд) изъявлять свою волю относительно остального населения.

С наступлением Нового времени неотъемлемым признаком такого органа становится внедрение регулярного письменного производства, т. е. наличие канцелярии. Новое учреждение появлялось не с каждым новым поручением, а с началом новых дел - «особым правлением» - специально назначенными лицами или (реже) тем же персоналом, образующим с этой целью особые присутствия с отдельной канцелярской регистрацией.

Однако и эти критерии утрачивают четкость при попытке их широкого применения. Так, созданная по чрезвычайному поводу Канцелярия строения Ладожского канала еще до окончания этого строения преобразуется в типично «отраслевое» учреждение и существует в этом качестве почти до конца XVIII в. Понятия же «постоянства» и «временности» для XVIII в. вообще относительны: средний срок непрерывного существования «постоянного» органа этого столетия составляет 10 - 15 лет, а функционирование, например, далеко не первостепенной екатерининской комиссии о разборе в Петербургской крепости дел - свыше 30 лет.

В то же время относительность можно отнести к свойству непрерывно менявшейся реальности российского государственного управления, особенно заметное на этапе петровских преобразований. Ее нельзя избежать, а можно лишь ограничить ее влияние на конечные выводы, и самым эффективным для этого способом представляется сужение важности признаков «временности» и «чрезвычайности» вплоть до оценки с точки зрения их наличия не в истории данного учреждения, а только мотивов образования учреждения и первых его действий.

М. В. Бабич в своей статье «Комиссии как государственные учреждения» основываясь на сведениях РГАДА, ПСЗ, РИО, а так же «Описаний» архивов Синода и Морского министерства выделяет около 120 комиссий 1700 -17 20-х гг. И подтверждает, что самая типологически крупная группа это «майорские канцелярии». В первой половине 1720-х гг. «майорскими канцеляриями» считали учреждения, которые возникли в результате распределения Петром I в декабре 1717 г. между несколькими гвардейскими офицерами следственных дел из канцелярии гвардии подполковнка князя В. В. Долгорукова по злоупотреблениям ряда высокопоставленных должностных лиц, а прекратили существование согласно указам 9 мая 1723 - 24 января 1724 гг. Обратившийся к их изучению в начале XX в. В. И. Веретенников отнес к «майорским канцеляриям» все известные ему «розыски» силами гвардейцев, преимущественно о хищении казны, но отчасти и сугубо политические, которые в основном сосредотачивались в Тайной канцелярии.

Более детальное исследование этих учреждений показывает ошибочность включения в их состав В. И. Веретенниковым за 1717 - 1724 гг. только «канцелярий ведения» И. И. Бутурлина, M. Я. Волкова, князя И. М. Голицына, И. И. Дмитриева-Мамонова, Г. И. Кошелева, МА Матюшкина, СА. Салтыкова, князя Г. А Урусова, князя АИ. Шаховского и князя ГД Юсупова. Однако сформулированные В. И. Веретенниковым выводы прочно вошли в научный оборот, а все рассмотренные им органы, включая Тайную канцелярию (канцелярию гвардии капитана П. А. Толстого), действительно имеют общие черты. В этой связи кажется целесообразным не пытаться искоренить уже привычное понятие, а, напротив, придать ему более широкий смысл, распространив его на все комиссии со свойствами, которые до сих пор приписываются только розыскным гвардейским канцеляриям.

Со всей подробностью (которую позволяла изученная им переписка Канцелярии тайных розыскных дел) автор обрисовал обстоятельства назначения преображенцев и семеновцев следователями по "лично интересовавшим Петра" вопросам. Проследив порядок их работы под "ближайшим наблюдением, руководством царя" с 1713 по 1724 г. и выяснив источники комплектования, численность "присутствующих офицеров" и канцелярского персонала, он сделал целый ряд частных наблюдений и общих выводов. Важнейшие из них сводятся к следующему. Во-первых, возникшие по разным, видимо, случайным, поводам и обычно именуемые по фамилиям своих начальников ("Канцелярия ведения от лейб-гвардии майора Ушакова", "Канцелярия ведомства господина генерал-майора и лейб-гвардий майора Салтыкова с прочими офицерами" и др. ) органы являлись однородными по "принципам, в основании их лежащим" (их внутреннее единство было, хотя бы в указах 1723-1724 гг. об их закрытии, осознано под совокупным названием "майорских канцелярий"). Во-вторых, несмотря на то, что "главным стимулом их действования было только поручение" (функционирование определялось так называемым приказным началом), с конца 1718 г. они стали приобретать черты "прочных" коллегиальных учреждений, занятых преимущественно преступлениями о хищениях казны - согласно последнему из "трех пунктов" указа 25 января 1715 г. , где первые два касались умысла против государя, измены и бунта. В-третьих, в постоянный институт "майорские канцелярии" так и не слились потому, что "важные" дела подобного содержания представлялись Петру в начале 1720-х годов уже исчерпанными, а прочие - соответствовали профилю уже созданной Ревизион-конторы при Сенате.

Нужно признать правомерность введения В. И. Веретенниковым в научный оборот самого термина "майорские канцелярии", применявшегося в 1720-е годы.

Использование, прежде всего переписки с Сенатом, постановлений этого и других высших институтов власти, частично опубликованных, позволяет гораздо полнее, чем прежде, представить круг деятельности вышеназванных органов. Исключение составляет, пожалуй, лишь Канцелярия гвардии майора М. И. Волконского, начинавшая "соловьевское дело", описанное разными авторами.

По поводу Канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова, историю которой принято вести с 1713 г. , отметим следующее. Хотя сам Дмитриев-Мамонов выезжал тогда по поручению Петра I в Вологду, целью его поездки было не расследование недозволенной продажи пеньки из Архангельска, а описание наличной юфти и пеньки, разрешенных к отпуску оттуда "за море" после намеченного на 1714 г. перевода подобной торговли преимущественно в Петербург. Он лишь попутно "разыскивал" о взятках ландрихтера И. Нахалова, в 1714 г. возвратив это дело в канцелярию М. И. Волконского. Таким образом, это не канцелярия, которая знаменита прежде всего "большим сыском" по Сибирской губернии, а учреждение с совершенно иными задачами, решенными задолго до нового поручения, данного И. И. Дмитриеву-Мамонову в конце 1717 г.

Можно возразить и против причисления к "майорским розыскным" Канцелярии А. И. Ушакова. Он действительно в 1714 г. был командирован в Москву для проверки "сказок" наборщиков рекрутов и непрерывно вел "розыски" по злоупотреблениям других должностных лиц еще до своего превращения в "министра" Канцелярии тайных розыскных дел в Петербурге в 1718г. (Исполнение его подчиненными распоряжений последней и дало основания В. И. Веретенникову квалифицировать Канцелярию А. И. Ушакова и как московское отделение Тайной канцелярии. )

Зато Канцелярия гвардии подполковника В. В. Долгорукова, возникшая в 1714 г. , в свете вновь использованных материалов предстает гораздо более близкой остальным "майорским канцеляриям", чем считалось прежде. Так, она унаследовала подьячих Канцелярии М. И. Волконского, а начавшие здесь свою карьеру в качестве следователей гвардии подполковник П. М. Голицын и майор Г. Д. Юсупов вскоре продолжили ее в канцеляриях своего собственного «ведения». При расформировании канцелярии после ареста ее начальника по делу царевича Алексея в феврале 1718 г. все "производства", среди которых центральное место занимало "счетное дело светлейшего", перешли к шестерым офицерам, причисленным в декабре 1717 г. к "розыскным делам". Наконец, сама единовременность получения М. Я. Волковым, П. М. Голицыным, И. И. Дмитриевым-Мамоновым и С. А. Салтыковым 9 декабря царского "реестра" с закреплением за каждым определенных расследований соответствует убеждению М. П. Азанчевского, что именно вскрытая В. В. Долгоруковым причастность к крупным хищениям "доверенных лиц к государю" (А. Д. Меншикова, П. М. и Ф. М. Апраксиных, А. В. Кикина) стала началом широкомасштабной проверки силами гвардейцев учреждений и чиновников, связанных с финансами.

Канцелярия же Г. Г. Скорнякова-Писарева вообще "разыскивала" лишь эпизодически, не более, чем любое другое центральное или местное учреждение Петровского времени. С конца 1718г. она прежде всего отвечала за строительство Ладожского канала - от набора работных людей до инженерно-технического руководства. После смещения Г. Г. Скорнякова-Писарева со всех постов 1723 г. его помощники майор А. Алябьев и комиссар Г. Богданов частично продолжали исполнять свои обязанности, а в 1724 г. весь штат канцелярии поступил под дирекцию генерал-лейтенанта Б. Х. Миниха с дальнейшим преобразованием ее в постоянную Канальную канцелярию.

Но если 4 из 14 признанных "майорских канцелярий" выделяются из общего ряда врастанием в другие сферы управления, негвардейским составом и сроками функционирования, то какие же еще "принципы" определяли их единство? До сих пор их уподобляли друг другу на основании подчинения лично Петру, отсутствия четко установленной компетенции, внутреннего деления на начальников и "для письма подьячих". Однако структурное членение на "присутствие" (даже если его образует только один человек), канцелярию и внеканцелярских служителей было присуще всем учреждениям эпохи и, соответственно, доказывает лишь то, что "майорские канцелярии" являлись государственными учреждениями. Подчинение Петру, а в реальности чаще всего Сенату, свидетельствует об их статусе центральных учреждений. Но к последним принадлежат и коллегии, и приказы, и многочисленные канцелярии вроде Городовой или Оружейной.

М. П. Розенгейм квалифицировал "майорские канцелярии" как комиссии, созданные специально для обсуждения или решения какой-либо конкретной проблемы. И «временность» поручений как раз и отличает их от других учреждений XVIII в. Это важно в плане определения их места в системе государственного аппарата, но мало приближает к решению вопроса, по совокупности каких признаков комиссию Петровской эпохи следует считать "майорской канцелярией". Этот вопрос важен, потому что при попытке обобщить сведения о центральных комиссиях данного периода можно обнаружить еще около 30 канцелярий, по своим отдельным чертам совпадающих с вышеописанными.

В совокупности все выделенные учреждения по своим количественным, содержательным и хронологическим параметрам не укладываются в рамки традиционного понимания термина «майорская канцелярия». Отнести их к таковым можно лишь с долей условностей, учитывая их отличия от «переписных канцелярий», «уложенных комиссий» и т. д. Тем не менее, кажется удобным привычное представление о «майорских канцеляриях» как институтах преследования должностных преступлений. Но уже сейчас вполне ясно, что Петр и его современники "майорскими канцеляриями" считали те, которым с конца 1717 г. были перепоручены расследования, ранее возложенные на Канцелярию В. В. Долгорукова. Поэтому и решение об их упразднении (принятое задолго до реального окончания данных дел - 9 мая 1723 г. ) никак не затронуло прочие гвардейские и негвардейские канцелярии, которые исполняли аналогичные с точки зрения позднейшей историографии задачи.

Мотивы такого решения не отражены в известных к настоящему времени источниках. Соответственно, можно только вслед за О. Д. Серовым указать на хронологическую связь решения об упразднении "майорских канцелярий" с созданием в январе 1723 г. Вышнего суда, где обвиняемыми вновь стали лица, "близкие ко двору". Возникнув так же спонтанно, как любая другая комиссия, Вышний суд вскоре приобрел статус высшего учреждения империи, в чем можно увидеть попытки перевести судебно-следственные процессы государственной важности на "легальную почву".

Вышний суд быстро перешел в режим обычных розыскных установлений, был подчинен Верховному тайному совету и в 1725 - 1727 гг. незаметно сошел с исторической сцены. "Майорских канцелярий" в том специальном значении этого понятия, которое обосновывалось в данной статье, тогда уже не было. О существовании впредь "майорских канцелярий" можно говорить только в отношении определенного типа комиссий, которые, не будучи предусмотрены архитектурой петровской государственности, все же оставались ее неотъемлемым элементом. Но сам круг комиссий, подобных описанным, сужается, они утрачивают "гвардейскую" составляющую и претерпевают другие изменения, которые определяются уже общей эволюцией управления во второй четверти XVIII в.

25 января 1715 г. был издан указ, дававший определение понятию государственного преступления, подлежащего особой следственной процедуре «слова и дела». Указ выделяет самые «нужные и важные» для государства дела. Эти дела изложены в трех пунктах: 1) о каком злом умысле против персоны его величества или измены 2) о возмущении или бунте 3) о похищении казны. Самым удивительным является третий пункт, включающий в состав особо опасных государственных преступлений «о похищении казны».

Основными следственными органами, которыми ведались дела «против третьего пункта» стали «майорские розыскные канцелярии». Такое их обобщенное название условно, хотя оно имеет определенные основания, их возглавляли гвардейские офицеры, в большинстве случаев майоры. В начале XVIII века Петр I стал придавать большое значение расследованию преступлений, связанных с разворовыванием государственной казны и разного рода злоупотреблениями. Для этого он набирал надежных людей из среды окружавших его офицеров.

Гвардия сыграла огромную роль в жизни Российского государства, а так же в становлении и укреплении абсолютизма. Гвардейцы были наиболее близки к царствующим особам, особенно благонадежны и чрезвычайно исполнительны. Интересно, что исполнение различных поручений по «статским» ведомствам было для них почти такой же непременной обязанностью как военная и гарнизонная служба. Гвардейские полки среди других частей русской армии выделялись тем, что, во-первых, старые (созданные в 90-е гг. XVII в. ) гвардейские полки Преображенский и Семеновский были ядром и ударной силой молодой регулярной армии в годы Северной войны; после ее окончания участие гвардии в военных действиях было меньшим. Во-вторых, выполняя, обязанности личной царской охраны, эти полки были изъяты из ведения Военной коллегии и находились в непосредственном подчинении верховной власти, самое высокое гвардейское звание – полковника – носили, за редким исключением, лишь сами императоры и императрицы. В-третьих, гвардейские офицерские чины по Табели о рангах поставлены двумя рангами выше соответствующих армейских чинов. Все гвардейцы, в том числе и рядовые, получали повышенные оклады, предусмотренные отличными от армейских полковыми штатами, а так же часто дополнительные денежные пожалования и награды. В-четвертых, своеобразным был социальный состав полков гвардии: в силу особых традиций и принципов их комплектования, в первой половине XVIII в. дворяне составляли около 90 % гвардейских офицеров, 80-90 % капралов и унтер-офицеров гвардии. Значительная доля дворян среди гвардейцев, несомненно, повышала их надежность как инструмента политики государства, обуславливало то доверие, которое им оказывало правительство при поручениях самых ответственных дел, причем для этих поручений выбирались гвардейцы дворяне.

Еще в конце XVII в. началось использование гвардейских команд для выполнения некоторых полицейских обязанностей. Такие команды посылались для изъятия контрабанды товаров для ареста обвиняемых в государственных преступлениях, проведения у них обыска и составления описей конфискуемого имущества. Распоряжения о подобного рода посылках исходили от верховной власти, или от руководителей органов, выполнявших роль политической полиции. Последние, как правило, сами являлись гвардейскими комиссарами. Можно назвать главу Преображенского приказа и «генералиссимуса Ф. Ю. Ромодановского, начальника Тайной канцелярии и подполковника Семеновского полка А. И. Ушакова, московского главнокомандующего и подполковника Преображенского полка С. А. Салтыкова. Все видные деятели того времени, попавшие в ссылку или под арест, содержались под стражей или доставлялись в места высылки командами гвардейских полков».

Законодательная основа деятельности майорских канцелярий была окончательно оформлена указом от 23 декабря 1717 г. «О бытии у розыскных дел гвардии штаб и обер-офицерам». В указе были «определены к розыскным делам господа офицеры, а именно: генерал-майор и лейб-гвардии подполковник князь Петр княж Михайлов сын Голицин; лейб-гвардии майоры: князь Григорий княж Дмитриев сын Юсупов, Семен Андреев сын салтыков, Михайло Яковлев сын Волков, Иван сын Дмитриев-мамонов и лейб-гвардии капитан Герасим Иванов сын Кошелев». Именно с этого времени начинается активная деятельность майорских канцелярий. К следственным делам, сопровождавшимся созданием специальных канцелярий, гвардейских офицеров привлекали и ранее. Указ просто закреплял сложившуюся практику. Первые сведения о деятельности канцелярий под ведением гвардейских офицеров (майоров М. Волконского, Матюшкина, А. И. Ушакова, подполковника В. В. Долгорукова и капитана Г. И. Кошелева) относятся к 1713 – 1717 гг. Еще в 1713 г. Петр своим указом направляет в Вологду офицера гвардии Ивана Ильича Дмитрия-Мамонова «для исследования о недозволенной из Архангельска продаже купеческим людям юфити и пеньки за границу». Затем последовал указ, в котором царь требовал арестовать наборщиков рекрутов и старост, уличенных во взятках и других злоупотреблениях.

Кроме названных по указу 1717 г. были созданы канцелярии подполковника гвардии П. М. Голицина, майоров Г. Д. Юсупова, С. А. Салтыкова, М. Я. Волкова и И. И. Дмитриева-Мамонова. Известно, также, о существовании в различные годы канцелярий капитана гвардии Б. Г. Скорнякова-Писарева, капитана-поручика Шаховского, капитана поручика-от-бомбардира Г. Г. Скорнякова-Писарева.

Структура майорской канцелярии в общих чертах такова: во главе канцелярии, как уже упоминалось выше, стоял гвардейский офицер, именем которого и называлась канцелярия. В большинстве случаев офицер был в чине майора. Хотя на самом деле чин в выборе начальника канцелярии роли не играл - подбирались наиболее надежные, преданные Петру люди. Наделяя следователей достаточно большими полномочиями, Петр лично наблюдал за их действиями, вникая даже в детали розыска, то есть он проводил ту же политику, что и с Преображенским приказом. Расследуя то или иное дело, канцелярия находилась в тени, все исходило от офицера, которому специально было поручено следствие. Начальник канцелярии выступал скорее как исполнитель указов и докладчик результатов их выполнения. Направление следствия и даже многие вопросы его ведения, зависели от непосредственных распоряжений императора.

Институт асессоров являлся второй составной частью майорских розыскных канцелярий. Изначально это были просто помощники следователей, но со временем их роль стала возрастать, и некоторые из них получили право на самостоятельный доклад государю. Иногда и сам Петр I обращался непосредственно к ним. Кроме постоянных асессоров при канцелярии находились и принимали участие и другие офицеры гвардии. Скорее всего, они приглашались для решения каких либо конкретных вопросов.

Третья категория служащих канцелярии – дьяки и подьячие, то есть приказные люди, набиравшиеся из разных мест, в том числе и из губерний. Так, например, в канцелярии Михаила Волкова приказные были как «из разных канцелярий из губернии», работавшие там постоянно, так и те «которые взяты из губерний, а были в Санкт - Петербурге при делах на время». Всего в канцелярии Волкова состояло на службе около 30 человек. Но в большинстве своем штат майорских канцелярий состоял из 12-15 сотрудников.

Дела канцелярии множились и усложнялись. Г. И. Кошелев в своей канцелярии вел их более сотни и поэтому обратился с просьбой к государю образовать при нем коллегию, которая выносила бы приговоры и помогала ему в проведении следствия. Петр I ему отказал, однако, принимая на себя «слушание» следственного материала, докладных записок по важнейшим делам канцелярии Кошелева. Но обстоятельства все же вынуждали менять формы деятельности канцелярий. Если поначалу руководители канцелярии вели активную переписку лично с Петром I и доказывали ему о всех деталях следствия, получая от него подробные указания, то в последующем эти взаимоотношения изменились. Переписка стал; вестись через кабинет-секретаря Алексея Макарова, который докладывал содержание писем Петру, и отвечал на письма теперь не царь, а Макаров, передавая указы государя руководителю канцелярии. Сами указы приобрели более общий характер. Надо отметить, что распоряжения и указы царя иногда передавались через третьих лиц. Так, в ноябре 1721 г денщик царя В. П. Поспелов передал устный приказ Петра I, согласно которому следователе надлежало князя Матвея Гагарина с виселицы из петли снять, сделать железную цепь и «поднять на той же виселице, где он ныне был».

Существует мнение о генетической связи майорских канцелярий с Преображенским приказом, однако нет достаточного количества фактов, подтверждающих это предположение. Руководители и члены указанных канцелярий не привлекались такой обширной деятельности как Преображенский приказ. Школой следственного дела и судебных навыков для них являлись военные суды в гвардейских полках.

По своим формам деятельность розыскных канцелярий ведения гвардии офицеров буквально повторяла процедуру военного следствия и суда. Их вполне можно определить как военные трибуналы по государственным преступлениям, введенные для пресечения злоупотребления высших должностных лиц. Даже иностранцы отмечали удивительную схожесть майорских канцелярий с военными трибуналами. Сам Петр в указе одну из канцелярий прямо предписывал «судить по правам воинским». Под следствием и судом в канцеляриях находились многие высокопоставленные сановники: светлейший князь Меншиков, адмирал Апраксин, вице-губернаторы Колычев и Курбатов. В ряде случаев, учитывая крупные заслуги подследственных перед государством, комиссии завершали дела денежными штрафами и взысканиями.

Интересно в этой связи Почепское дело. «Известно, что за участие в Полтавском сражении Меншиков получил от Петра ряд населенных пунктов ранее принадлежавших гетману Мазепе. Любимец царя самовольно примежевал к себе еще 2743 двора казаков и из подданных» и начал активно взимать с них дань». Казаки активно протестовали, но Меншиков через подкуп и административные ухищрения с каждой проверкой закреплял за собой все больше земли и новых «подданных». После того как полковник Б. Г. Скорняков-Писарев, брат обер-прокурора Сената, очередной раз провел размежевание в пользу Меншикова, Петр, возмущенный лихоимством своего любимца, послал на Украину полковника С. Давыдова, который и выявил огромные злоупотребления. Окончательное расследование Почепского дела провела назначенная государем следственная комиссия из крупнейших сановников империи. Под давлением улик Меншиков признал свою вину, о чем 13 февраля 1723 г. подал челобитную. Петр лишил его должности президента Верховной коллегии и приказал вернуть в казну незаконно собранные с казаков деньги (свыше 60 тыс. руб. ). От более сурового наказания Меншикова спасло заступничество жены Петра — Екатерины.

Но так было далеко не всегда. Сибирский князь М. П. Гагарин, чье дело вела канцелярия И. И. Дмитриева-Мамонова, был повешен. Следует заметить, что злоупотребления допускались и в самих канцеляриях. Так были отстранены от ведения следствия обер-офицеры Языков и Иванов из канцелярии Михаила Матюшкина. Чаще наказания носили более жестокий характер. Так за злоупотребление во время следствия был расстрелян М. Волконский. И все-таки случаи со злоупотреблениями не подорвали доверия к офицерам.

Надо сказать, что законодательное оформление майорских канцелярий вызвало большой интерес у иностранных дипломатов при русском дворе. Их удивляло то, что какой-нибудь почетный член Сената должен являться перед лейтенантом и давать ему объяснения.

Основным в деятельности майорских канцелярий были дела о финансовых нарушениях. Политические дела ими расследовались редко, но тем не менее и о них встречаются упоминания. В 1715 г. князь Василий Долгорукий извещает сенат о деле капитана Кзензиана, обвиненного в отношении государя непристойными словами и о сослании его в сибирь. В 1719 г. в канцелярии Скорнякова-Писарева рассматривалось дело Петра Красникова, которого обвиняли в измене и «говорении слов о чести Его Царского Величества».

Как свидетельствуют исследования специалистов, последние упоминания о канцеляриях относятся к 1725 г. , однако этот факт не доказывает их полной ликвидации. К этому времени деятельность государственных органов стала налаживаться, и многие дела передавались в постоянно действующие учреждения. В январе 1724 г. Петр подписывает указ, который предусматривает передачу дел из майорских канцелярий в Сенат и в коллегии, где им «быть пристойно».

Главным теоретическим итогом изучения комиссий является понимание того, что это типичное для России - императорского и советского периодов - учреждении, которое в XVIII в. создавалось на определенный срок с целью обсуждения или решения специальных вопросов управления. Разные авторы сходятся также в том, что комиссии всегда занимались «экстренными» проблемами законодательства, администрации и суда, либо обладали чрезвычайными полномочиями по текущим проблемам вне системы высших, центральных и местных «установлений».

Думается, эти выводы недостаточны для осмысления истории комиссий в контексте развития государственности XVIII в. Лишь некоторые авторы объясняют их существование в петровскую и елизаветинскую эпохи стремлением разбирать с их помощью срочные и запутанные дела, которые слишком бы обременили Сенат или требовали специальных знаний, в последующее время - для того, чтобы создать «иллюзию деятельности», затягивая вместе с тем принятие решения. И, наконец, при Екатерине II - для того, чтобы переложить ответственность за кардинальные социальные проблемы на «общество» и при этом отстранить Сенат от законодательной деятельности.

И в литературе, и в крупнейших публикациях и документальных собраниях комиссии данного периода предстают как органы с атрибутами принадлежности к центральному аппарату - подчиненность непосредственно монарху, Сенату или другим высшим учреждениям с руководящими относительно «мест в губерниях и провинциях» полномочиями и общегосударственным значением исполняемых функций.

Деятельность «розыскной» канцелярии И. И. Дмитриев-Мамонова и розыск о князе М. П. Гагарине

Существование тайных надзирателей и доносчиков, огражденных законом от ответственности за непрерывный донос, мало кому в обществе нравилось. Можно почти наверняка утверждать, что честных чиновников в России тех времен не было — практически все они в меру своей жадности и наглости обогащались за счет казны, брали взятки. Поэтому существование фискалов весьма огорчало многих чиновников. «Все знали, что Петр беспощаден к «похитителям государственного интереса». Реакция Петра на жалобы фискалов была самой решительной. Для царя фискалы были своеобразные сыскные золотари — он признавал, что «земского фискала чин тяжел и ненавидим». Хотя царь не сомневался, что отдельные фискалы грешны (в 1724 г. он казнил за злоупотребления генерал-фискала А. Нестерова), тем не менее польза, которую они приносили стране, казалась царю несомненной — ведь, по его мнению, в России почти не было честных чиновников и только угроза доноса и разоблачения могла припугнуть многочисленных казнокрадов и взяточников, заставить их соблюдать законы. Неутомимая фискальная деятельность того же Нестерова в 1714 - 1718 гг. позволила вскрыть колоссальные хищения государственных средств сибирским губернатором М. П. Гагариным и другими высокопоставленными казнокрадами. Главным доносителем о преступлениях кн. М. П. Гагарина стал московский фискал А. Я. Нестеров.

Первые доносы о злоупотреблениях кн. М. П. Гагарина на должности сибирского губернатора фискал А. Я. Нестеров стал подавать еще в 1712 – 1713 гг. Об этом свидетельствует доношение 1718 г. в Сенат л. -гв. капитан-поручика Е. Пашкова. Он писал, что из канцелярии ведомства генерал-лейтенанта кн. В. В. Долгорукова прислано доношение обер-фискала А. Я. Нестерова. В нем Нестеров сообщал. Что в 1712-1713 гг. им поданы Сенату доношения многия на г-на кн. Гагарина, что у него в Сибирском приказе расхищение и раздача государевой казны напрасная многая».

С первыми доносами А. Я. Нестерова о кн. М. П. Гагарине можно связать именной указ 1717 г. Им царь повелевал сибирскому губернатору «вывести» из Сибири всех родственников.

В 1714г. обер-фискал А. Я. Нестеров вновь донес о «лихоимстве» сибирского губернатора. Он писал царю, что проведал «в подлинник» о незаконных махинациях кн. М. П. Гагарина и его «приятелей» в торговле с Китаем, от чего они получают «превеликое богатство», а государству приходится терпеть убытки.

По донесениям П. М. Апраксина и обер-фискала А. Я. Нестерова в канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонтова было проведено следствие о кн. Я. Ф. Долгорукове наживавшегося с помощью кн. М. П. Гагарина от торговли с Китаем. «Всего, по данным следователей, кн. Я. Ф. Долгоруков трижды посылал свои товары в Китай: в 1711 г. отправит на 6400 руб. и получил на 12800 руб. , 1714 г. — соответственно на 17000руб. и 34000 руб. , в 1716 г. — послал на 34000 руб. Следствие было проведено только о караванах 1714 и 1716 гг. ».

Для самого кн. М. П. Гагарина торговля с Китаем стала источником фантастической наживы. «Следователи выяснили, что в 1714 г. сибирский губернатор послал с караваном Г. Осколкова своих людей М. Лебедева и Я. Некрасова, дав им товаров на 3000 руб. и повелев привезти на 9000 руб. Я. Некрасов повинился в этом только после пытки (15 ударов кнутом). В. 1717 г. кн. М. П. Гагарин послал в Китай своего денщика К. Окулова. К. Окулов ездил в Китай только с людьми губернатора, т. е. Гагарин посылал в Китай свои частные караваны.

7 декабря 1714 г. Петр I подписал указ о том, чтобы Сибирскую губернию «ведал» тобольский обер-комендант И. Бибиков. Кн. М. П. Гагарина отозвали в Москву, а расследование его дела было поручено «розыскной канцелярии» во главе с генерал-лейтенантом и л. -кв. подполковником кн. В. В. Долгоруким. «Одно из главных обвинений А. Я. Нестерова против кн. М. П. Гагарина, разбиравшееся в комиссии В. В. Долгорукова, заключалось в том, что оклад Сибирской губернии 1711 г. показан слишком низко: «. то явная губернаторская неправда и похищение казны».

Обвинение исходило из сравнения «Табели» 1711г. с собственной ведомостью губернатора действительных поступлений за 1710 г. «Табель» 1711 г. составлялась на основе данных о поступлениях 1705 - 1707 гг. Они подтвердили невиновность кн. М. П. Гагарина.

А. А. Долгорукий прибыл в Сибирь в начале февраля 1715 г. Материалов о его поездке в Сибирь почти не сохранилось. Другие документы свидетельствуют, что кн. М. П. Гагарину удалось найти в Сибири общий язык с кн. А. А. Долгоруким, так как следователь князь Долгорукий, получив от подследственного, его родных и подельников немалые взятки вел расследование к «закрытию». В 1715г. Петр I остался доволен результатами следствия кн. В. В. Долгорукова, с Гагарина были сняты все обвинения. А. Я. Нестеров вновь обратился с обвинениями на сибирского губернатора к царю. Еще в 1715 г. фискал обращал внимание Петра I на хронические недоплаты из Сибирской губернии в общегосударственный бюджет. С 1715 г. они стали стремительно нарастать. В 1717 г. Нестеров добился лично у царя передачи дела Гагарина из комиссии кн. Долгорукова в комиссию, составленную из Дмитрия-Момонова, Лихарева, Пашкова и Бахметева.

Вопрос о том, как кн. М. П. Гагарин присваивал казенные деньги и товары, разъяснил в своем доношении, следователям подьячий губернской канцелярии С. Неелов, находившийся у приема и расхода денежной казны с 1711 по 1718 гг. Он «объявил» следователям, что по приказам кн. М. П. Гагарина он выдавал деньги в расход и записывал в книгу «разных чинов людям за золото, и товары, и другие вещи, и иноземцам на вексель немалое число, а того де золота и товаров он у тех людей не принимал и в период не записывал». Всего Неелов смог привести более 30 таких случаев. Иногда деньги, выписанные на какие-либо расходы получал сам губернатор. «Так, в 1717 г. С. Неелов выдал П. Лобашкову 600 руб. , но сам Лобашков получил только 100 руб. , а остальные деньги взял губернатор». В допросах по всем этим обвинениям М. П. Гагарин обычно отвечал, что не помнит кому выдавались деньги и зачем.

9 декабря 1717г. этим делом занялась «розыскная канцелярия» И. И. Дмитриева-Мамонова. Сразу были выявлены впечатляющие злоупотребления. В счет погашения недоимки сибирский губернатор уже осенью 1718 г. внес в казну какую-то небольшую сумму, а остальное, считал написанной на губернию излишне.

Круг дел канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова был чрезвычайно разнообразен. Но среди всех этих дел все большее значение приобретает следствие о кн. М. П. Гагарине и сибирских администраторах. В делопроизводстве это отражается в том, что канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова начинают именовать «сибирской канцелярией».

Инициатором возбуждения всех дел в канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова был Петр I, он же и контролировал ход следствия по ним. Канцелярию возглавил л. -гв. майор И. И. Дмитриев-Мамонов, Рюрикович и свойственник царя. Как глава «розыскной канцелярии» И. И. Дмитриев-Мамонов осуществлял непосредственное руководство ее делами и доносил о них Петру I.

Вместе с И. И. Дмитриевым-Мамоновым действует коллегия офицеров гвардии. Они ведут допросы обвиняемых, составляют приговоры, посылают доношения в Сенат и к царю.

Как уже говорилось выше в канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова рассматривались дела сибирских администраторов. Так канцелярия И. И. Дмитриева-Мамонова вела следственное дело о злоупотреблениях бывшего томского коменданта Р. А. Траханиотова (занимал эту должность с 5 февраля 1713 г. по 6 февраля 1715 г. ) Само следствие велось в 1718-1723 гг. ».

В 1714 г. Р. А. Траханиотов с провинциал фискалом И. Уваровым и приказным Г. Сатиным возбудил против И. Р. Кочанова «дело о незаконном винном курении, посадил его в тюрьму, и по собственному признанию, взял с него 200 руб. Еще 100 руб. получил Г. Сатин. Через год в Санкт-Петербурге дело было возбуждено вновь. «На Качанова за его вину был наложен Траханиотовым штраф в 5000 руб. , однако, получив от него взятку, бывший томский комендант закрыл на это глаза». Подробнее о деле томского коменданта Р. А. Траханиотова можно узнать в публикации А. Т. Шашкова. Дело 1705 г. «О противности и о преслушании его царского величества указу томских жителей и немецком платье и о бритии бород». Р. А. Траханиотов долго «запирался» на допросах, но по прошествии нескольких лет, уже находясь при смерти, повинился в совершенных преступлениях. После этих признательных показаний он умер и был похоронен, но Петр I, ознакомившись с материалами дела был настолько разгневан, что повелел тело умершего Траханиотова выкопать и повесить.

Пока шло новое следствие, Гагарин продолжал жить в Тобольске, а в 1718 г. был вызван в Петербург. Здесь он принял участие в Верховном суде по делу царевича Алексея Петровича и подписался под смертным приговором ему. 11 января 1719 г. последовало увольнение Матвея Петровича от должности сибирского губернатора с повелением содержать его под караулом. А неделей позже было дано распоряжение майору Лихареву о поездке в Сибирь разыскать о поступках бывшего губернатора Гагарина.

Во время «розыска» о кн. М. П. Гагарине следователи исследовали финансовую документацию Сибирской губернии. «Найти ее оказалось непросто: из тобольской канцелярии следователям сообщили, что губернские приходно-расходные книги за 1711 -1714 гг. кн. М. П. Гагарин «взял к себе»; сам Гагарин заявил, что отдал книги в Сибирский приказ; в приказе уведомили гвардейцев о том, что книг у него нет. Нет сомнения, что Гагарин частью скрыл эти книги, а частью не делал в них соответствующих записей, в чем и признался впоследствии. Капитан Брехметьев разыскал приходно-расходные книги губернии за 1711, 1712 1713, 1715 гг. в Сибирском приказе, подвергнув во время этих поисков несколько подьячих пыткам. Но находка этих книг мало что дала следователям — в них обнаружилось масса подчисток и приписок.

И. И. Дмитриеву-Мамонову и остальным удалось добиться повинных от дворовых людей кн. М. П. Гагарина, Якова и Федора Некрасовых, о злоупотреблениях в китайском караване, применив к ним пытку; так же следователи получили повинную от дворовых людей бывшего томской коменданта Р. А. Траханиотова, что позволило добиться признаний от самого Траханиотова. Но следователи применяли пытки только к людям незнатным. Так Р. А. Траханиотов в течение всего следствия жил в своем дворце с многочисленной прислугой.

Из всех сибирских чиновников пытки под следствием испытал только кн М. П. Гагарин. Разрешил их проводить лично Петр I. о том, что кн. М. П. Гагарина пытают по приказу царя знали в придворных кругах и вряд ли «шляхетство» одобряло это решение В дневнике Ф. В. Берхгольца рассказ о пытках Гагарина, с одной стороны, напоминает этнографическую зарисовку иностранцем московского варварства; с другой, имеет подтекст оправдывавший великого преобразователя России.

Ф. В. Берхгольц писал: «Он (князь Гагарин) не хотел признаваться в своих проступках и поэтому несколько раз был жестоко наказываем кнутом. Кнут есть род плети, состоящей из короткой палки и очень длинного ремня. Преступнику обыкновенно связывают руки назад к поднимают его кверху, так, что они придутся над головой и вовсе выйдут из суставов, после этого палач берет кнут в обе руки, отступает несколько шагов назад и потом с разбегу и припугнув ударяет между плеч, вдоль спины, и если удар бывает силен, то пробивает до костей. Палачи так хорошо знают свое дело, что могут класть удар ровно, как бы размеряя их циркулем и линейкою».

Во время розыска И. И. Дмитриева-Мамонова особое внимание было уделено злоупотреблениям кн. М. П. Гагарина при передаче казенных статей доходов на откуп купцам. Это обвинение соединяло преступное казнокрадство с «народным разорением». На допросах кн. М. П. Гагарин пытался убедить следователей в том, что откупа приносили прибыль казне. Но «с пытки и розыску» кн. М. П. Гагарин сознался, что «взятки де в бытность его, как был губернатором, он брал, а приходило ему в год тысяч по пяти».

За 1713 - 1717 гг. купец «гостиной сотни» С. Третьяков и ямщик Г. Перевалов державшие «без торгу» откуп на поставку вина в сибирские города со своих винокуренных заводов, дали кн. М. П. Гагарину взяток деньгами золотом и вином на 3560,5 руб. Эти взятки они давали не только от откупа, но и за посылю своих приказчиков с товарами торговать в Монголию45.

Тобольский житель Леонтий Зверев с 1716 по 1719 г. держал откуп на продажу вина и табака в Тобольске и Тобольском уезде. За этот откуп он заплатил в казну в 1716 и 1717. г. — 24000 руб. , в 1718 — 14000 руб. Сверх этого он дал кн. М. П. Гагарину и его людям 8000 руб. взяток.

В конце «розыска», уже после пыток, кн. М. П. Гагарин написал повинную Петру «яко пред самим Богом», он каялся перед царем в том, что «делал многие дела просто непорядочно и не приказным поведением, також многие подносы и подарки в почесть и от дел принимал и раздачи иные чинил».

Царь, однако, не внял мольбам Гагарина и 14 марта 1721 г. сенаторы кн. А. Меншиков, граф Ф. Апраксин, граф Г. Головкин, rpaф И. Мусин-Пушкин, П. Толстой, граф А. Матвеев, кн. Д. Голицын, кн. Д. Кантемир, барон П. Шафиров «приговорили согласно» кн. М. П. Гагарина «казнить смертью». 16 марта 1721 г. М. П. Гагарин был повешен перед окнами Юстиц-коллегии. Труп повешенного несколько месяцев висел перед коллегиями, устрашая многих чиновников.

Царь заставил присутствовать на казни его престарелую жену и сына. Тело казненного долго не разрешалось предавать земле. Бывший петровский вельможа и сибирский губернатор был повешен. Но царь не смог простить даже мертвого Гагарина. Когда было снято с виселицы тело Гагарина не известно точно, но 25 ноября 1721 г. последовал указ офицерам канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова, чтобы с помощью железной цепи труп укрепили на виселице.

Семья князя серьезно пострадала. Конфискованное имущество было пожаловано приближенным царя (Мамонову, Девиеру, Пашкову, Брюсу). Сын Гагарина был разжалован в матросы. В результате вдова Гагарина и жена его сына остались без средств к существованию, так как поместья данное в приданое тоже было отписано в казну.

Наибольшее число обвинений связано со злоупотреблением кн. М. П. Гагарина в китайском караване. Царь сам подтвердил приговор о смертной казни кн. М. П. Гагарину пометив на документе: «Учинить по сему».

Ф. В. Берхгольц ходил на место, где кн. М. П. Гагарин был повешен во второй раз и записал в своем дневнике: «В тот же день, после обеда, я ездил с некоторыми из наших в русскую слободу смотреть князя Гагарина, повешенного недалеко от большой новой биржи Он был прежде губернатором всей Сибири и делал, говорят, очень много добра сосланным туда пленным шведам, для которых, в первые три года управления, истратил будто бы до 15000 рублей собственных денег. Его вызвали сюда, как говорят, за страшное расхищение царской казны. Он не хотел признаваться в своих проступках и потому несколько раз был жестоко наказываемым кнутом. Он был повешен перед окнами Юстиц-коллегии, в присутствии государя и всех своих здешних знатных родственников. Спустя некоторое время его перевезли на то место, где я видел его висящим на другой, большой виселице. Там, на обширной площади, стояло много шестов с воткнутыми на них головами, между которыми, на особо устроенном эшафоте, виднелись головы брата вдовствующей царицы и еще четырех знатных господ. Говорят, что тело этого князя Гагарина, для большего устрашения, будет повешено в третий раз по ту сторону реки и потом отошлется в Сибирь, где должно сгнить на виселице; но я сомневаюсь в этом, потому что оно теперь уже сгнило. Он был одним из знатнейших и богатейших вельмож в России».

Петр I сделал из «розыска» о преступлениях кн. М. П. Гагарина свои собственные выводы, которые отразились в законодательстве. 16 марта 1721 г. Петр I указал внести в проект нового Уложения «указы о хищении и лихоимстве, изъясняя так же и кражу, из Воинского Артикула». Именным указом от 25 октября 1723 г. должностные преступления квалифицировать как «государственные преступления», виновных в них следовало «казнить смертью натуральною или политическою, по важности дела, и всего имения лишить».

Источники незаконных доходов петровских чиновников и методы их обогащения были хорошо известны и воеводам XVII в. Социальная структура общества и фискальная система государства давали ограниченное число возможностей незаконных поборов, здесь трудно было придумать что-либо новое. Но создание жесткой губернской иерархии в местном управлении позволило петровским чиновникам перейти от криминальной солидарности сибирских воевод XVII в. к созданию организованной преступности бюрократического аппарата.

Рост должностных злоупотреблений провоцировался ужесточением фискального гнета и хаосом в законодательстве начала XVIII в. Постоянные переписи тяглецов, введение новых налогов создавали благоприятную обстановку для преступлений. С одной стороны, тяглые люди не все могли отличить новый государственный налог от поборов своего управителя, С другой, во время переписей тяглецы пытались снизить оклад своей общины с помощью взятки.

Продолжение следует.

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)