Философия жизни и смерти в поэзии Арсения Александровича Тарковского

Поэты – мастера жизни.

Они создают свой мир, но через их мир, параллельный нашему, жизнь обнаруживает себя

А. Тарковский

Поэты как люди, наиболее остро чувствующие окружающий мир, всегда задавались вечными вопросами бытия, такими, как философия жизни и смерти. Еще в античности эта тема волновала сердца, и каждая эпоха истории человечества привносила свое в лирическое отражение этого вопроса. Множество русских поэтов рассуждали о жизни и смерти. Это, конечно, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. А. Фет, Ф. И. Тютчев и др.

Я решила рассмотреть философию жизни и смерти в творчестве выдающегося поэта ХХ века Арсения Александровича Тарковского. Необходимо отметить, что его творчество мало исследовано с точки зрения этого вопроса. Тарковского можно назвать нашим современником, за счет этого его лирика нам наиболее близка. Свой выбор я останавливаю на нем и благодаря тому, что очень давно я впервые взяла в руки томик стихотворений Тарковского, что послужило началом многолетней «дружбы» с поэтом. И мне особенно близки строки этих стихотворений и глубокий смысл, заложенный в них.

Предчувствиям не верю и примет

Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда

Я не бегу. На свете смерти нет.

Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо

Бояться смерти ни в семнадцать лет,

Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,

Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.

Мы все уже на берегу морском,

И я из тех, кто выбирает сети,

Когда идет бессмертье косяком, - открывая свою работу, я хочу процитировать именно это стихотворение Тарковского «Жизнь, жизнь» как, на мой взгляд, наиболее емко отражающее философию жизни в творчестве поэта. Рассматривая лирику Тарковского, я буду отталкиваться именно от понимания жизни и смерти, выраженного в этом стихотворении.

Цель моей работы – рассмотреть философию жизни и смерти в понимании человека, который был не просто нашим соотечественником и современником, пережившим и Гражданскую войну, и Великую Отечественную войну, а настоящим Поэтом Безусловно, я буду учитывать трансформацию взглядов Тарковского на протяжении творческого пути и нахожу необходимым рассмотреть взаимосвязь глубинных лейтмотивов биографии поэта и его творчества. Сама формулировка темы исследовательской работы определила и метод исследования: интерпретационный, с привлечением факторного материала жизни А. Тарковского.

Я считаю целесообразным обратиться в первой главе работы к фактам биографии поэта, учитывая зависимость лирики как проекции судьбы от личностного пути Арсения Александровича, и через интерпретацию стихотворений из сборников («Перед снегом» (1962), «Земле-земное» (1966), «Вестник» (1969), «Зимний день» (1980)) постараюсь проследить изменение взглядов поэта на тему жизни и смерти, увидеть, как происходило формирование философии жизни и смерти у А. Тарковского, о концепции которой и скажу в заключении своей работы.

Обзор литературы

Метод моего исследования – собственная интерпретация, поэтому главными источниками в моей работе являются сборники стихотворений самого Арсения Тарковского: «Перед снегом», «Земле-Земное» , «Вестник» , «Зимний день» , «От юности до старости», «Гостья-звезда». На творчество этого поэта сильно повлияли факты его биографии, поэтому я обратилась к монографии П. Д. Волковой «Арсений Тарковский» и к книге дочери поэта, Марины Тарковской, «Осколки зеркала», в которых подробно изложена биография Арсения Александровича. Также сильное влияние имело поэтическое окружение Тарковского, и в своей работе я привожу цитаты из книг М. Цветаевой, О. Мандельштама. Ведь неслучайно Ю. Халфин в своей статье назвал Арсения Тарковского «Последним поэтом Серебряного века» Также в связи с формулировкой рассматриваемой мной проблемы, я решила обратиться к трудам русского философа Н. Бердяева.

Философия жизни и смерти в поэзии А. А. Тарковского

Куда меня ведет подруга-

Моя судьба, моя судьба?.

А. Тарковский

Арсений Александрович Тарковский – поэт с уникальной судьбой, такой же неповторимой, как и его лирика на фоне жестоких реалий ХХ века. А лирика Тарковского – это целая жизнь автора, повествование о его судьбе. Я считаю важным наметить основные вехи биографии Поэта, которые считаю наиболее значимыми, сильнее всего повлиявшими на его творчество.

Арсений Тарковский родился 25 июня 1907 года в семье бывшего революционера, «настоящего сына своего времени».

Поэзия в семье Тарковских была одной из главных ценностей. В 1913 Арсений посещал с отцом поэтические вечера приезжавших в Елисаветград поэтов – К. Бальмонта, И. Северянина, Ф. Сологуба, его познакомили со стихами украинского философа – «старчика» Григория Сковороды, который станет героем лирики Тарковского, окажет на нее определенное влияние, в том числе на тему «жизни и смерти» в ней.

В юном возрасте Арсений познал все ужасы Гражданской войны, в 14 лет был приговорен к расстрелу, но сбежал и скитался по Украине, пережил смерть брата Валерия. Но, кажется, уже тогда избрал Свой путь, путь Поэта.

В 20-е годы в жизни Тарковского появилась Мария Густавовна Фальц, его первая любовь, которая всю жизнь оставалась в сердце поэта. Ее он «горше всех любил», но в 1926 году они расстались навсегда, а через несколько лет Мария Густавовна умерла. Существует около 20 стихотворений, посвященных этой женщине, прямых обращений к ней очень немного.

В 1925 году Арсений Тарковский приехал в Москву. Скитаясь по углам, работая распространителем книг и получая образование на Высших государственных литературных курсах (ВГЛК), Арсений был полон присущей молодым людям любви к жизни несмотря на сложности, через которые приходилось проходить. Именно тогда к нему пришло понимание того, что жизнь нужно любить, любить хотя бы просто для того, чтобы выжить. Поэт писал: «Жизнь поэту следует любить, - просто из чувства самосохранения, а то она отомстит: не позволит нам выбирать, а что мы тогда будем делать, не бросать же поэзию, с которой родился, как дети рождаются в сорочке». Метод преподавания на ВГЛК сочетал глубокую эрудицию с чувством единства с прошлым, с творческими личностями всех времен, которые будто бы стали современниками в это «поэтическое» время. И это на фоне, например «Ленинского плана монументальной пропаганды», захватившего все стороны искусства. В 1946 году Тарковский писал об этом времени: «Нас в наших современниках-поэтах поражало отсутствие собственного мироощущения, своего видения» . Поэзия Тарковского никогда не была лишена естественности и своего мнения, что делает его именно настоящим Поэтом

В 30-е годы Тарковский занялся переводами. К этой деятельности его привлек преподаватель Георгий Аркадьевич Шенгели, сыгравший особую роль в жизни и судьбе Арсения Александровича. Шенгели воспитал великую плеяду переводчиков и в какой-то степени определил их судьбу в литературе. Переводы были в те времена очень востребованы, а сами переводчики могли таким образом оберегать то «не совсоциальное» в поэзии от смерти.

Зимой 1928 года Арсений женился на Марии Вишняковой, с которой познакомился на ВГЛК. В 1932 году родился их сын Андрей, 1934 – дочь Марина.

Осенью 1940 г. познакомился с Мариной Цветаевой, которой потом посвятил стихотворные циклы «Чистопольская тетрадь», «Памяти Марины Цветаевой». Участвует в боях Великой Отечественной войны, после тяжелого ранения переносит ампутацию ноги. В 1945 г. подготавливает книгу «Стихотворения разных лет», матрицы которой после постановления ЦК ВКП(б) (1946) были уничтожены. После войны активно занимается переводами с восточных языков, хотя в одном стихотворении напишет: «Ах, восточные переводы, как болит от вас голова»

Как оригинальный поэт Тарковский предстал перед читателями лишь в 1962 г. Его книги «Перед снегом» (1962) и «Земле – земное» (1966) стали литературным событием, а вошедшие туда стихи двух предшествующих десятилетий- явлением современности. В дальнейшем только сборники «Вестник» и «Зимний день» добавят новые произведения в творческое наследие Тарковского, а другие, вышедшие при его жизни сборники окажутся лишь книгами избранного

Широкое признание пришло к Тарковскому лишь в 70-е годы. Но тогда поэт уже стремился подвести итог прожитой жизни. В 80-е он уже практически не писал. Смерть сына в 1986 году окончательно подорвала здоровье поэта. В мае 1989 года он умер.

Арсений Александрович Тарковский с огромный мужеством принимал удары судьбы: запрет, на долгое время преградивший его стихам путь к читателю, безвременную кончину сына. Его лирика – отражение пути Поэта, его отношения к жизни, смерти, которые, безусловно, менялись с прохождением этого пути. Именно поэтому я считаю целесообразным рассмотреть трансформацию философии жизни и смерти в лирике Тарковского по этапам творчества поэта.

Ранняя лирика

Молодость поэта - этап формирования его мировоззрения. И довоенная лирика Тарковского – отражение этого явления.

Поэт по-своему понимал свою ответственность перед своим первенцем Андреем, и в 1934 году написал цикл «Завещание». Это было неким продолжением традиции в семье Тарковских. Ведь в 1905 году своему сыну Валерию написал завещание Александр Карлович Тарковский. Там были такие слова: «Я измучался, исстрадался, но я счастлив сознанием, что ты, мой дорогой, второе поколение народной воли» . Александр Карлович был сыном своего времени, Валерий в той же мере – сыном своего отца. И потому он погиб в 1919 году. А Арсений был Поэтом и служил только этому своему призванию. И его завещание сыну – совершенно конкретное поэтическое определение. Себя, свою жизнь Поэт судит с позиций творчества. Исповедуя те же ценности, что и отец, Александр Карлович, Поэт абсолютно по-другому расставляет акценты в своем завещании:

И каждый вспомнит светлый город детства,

Аул в горах, станицу над рекой,

Где от отцов мы приняли в наследство

Любовь к земле, навеки дорогой.

Любовь, полнота памяти, связь с миром природы, разочарования, ревность и верность, - на это и многое другое обратил внимание в своем завещании Поэт. Андрей Тарковский понял, принял и приумножил наследство отца и, в свою очередь продолжил традицию, оставив в роли завещания свой фильм «Жертвоприношение». В «Завещании» Тарковского обращают на себя внимание следующие строки:

Я не был слеп. Я видел все, что было,

Что стало жизнью сверстников моих,

Что время подписью своей скрепило

И пронесло у сонных глаз слепых.

Он не был слеп, как многие вокруг. Он жил именно в то сложное время, когда любой творческий порыв на корню убивался цензурой. Он не мог писать то, что нужно, лишь то, что хотелось. Несмотря на творческое окружение, он не принимал того, что происходило рядом, в стране:

Мне стыдно руки жать льстецам,

Лжецам, ворам и подлецам,

Прощаясь улыбаться им

И их любовницам дрянным.

Яркий пример размышлений молодого Тарковского над вопросами времени – стихотворение, написанное в 1933 году:

Река Сугаклея уходит в камыш,

Бумажный кораблик плывет по реке,

Ребенок стоит на песке золотом,

В руках его яблоко и стрекоза.

Покрытое радужной сеткой крыло

Звенит, и бумажный корабль на волнах,

Качается, ветер в песке шелестит,

И все навсегда остается таким

А где стрекоза? Улетела. А где

Кораблик? Уплыл. Где река? Утекла.

Все изменяется, все проходит, остается лишь память.

В стихотворениях начала тридцатых годов возникает тема странничества. Первыми странниками у Тарковского стали герои стихотворений «Прохожий» и «Колыбель»:

Что всю ночь не спишь, прохожий,

Что бредешь, - не добредешь,

Говоришь одно и то же,

Спать ребенку не даешь?.

Что ищет Тарковский? Почему взволновала его тема поиска, странствия? Нужно отметить, что и впоследствии Тарковский возвращался к ней. Н. Бердяев писал: «Есть не только физическое, но и духовное странничество. Оно есть невозможность успокоиться ни на чем конечном, устремленность к бесконечности» . Эти слова можно отнести к страннику Тарковскому.

Свое понимание предназначения Поэта Тарковский раскрывает в стихотворении «Сверчок», написанном в 1940 году. Это понимание имеет два полюса. Первый – скромное признание Поэта:

Если правду сказать, я по крови – домашний сверчок,

Заповедную песню пою над печною золой,

И один для меня приготовит крутой кипяток,

А другой для меня приготовит шесток золотой

Но и сверчок способен на многое, - говорит Тарковский в последних строках:

Ты не слышишь меня, голос мой – как часы за стеной,

А прислушайся только - и я поведу за собой.

Я весь дом подыму: просыпайтесь, я сторож ночной!

И заречье твое отзовется сигнальной трубой.

Поэт – скромный певец, но в то же время избран и призван для высшей доли. Поляризация мыслей и чувств, двойственность, характерная для Тарковского создает напряжение в лирике Тарковского, но в большей мере эта тема развивается в более позднем творчестве Поэта. Но противоречие – неотъемлемая часть философии и лирики Тарковского. Спор смертности и бессмертия, смирения и дерзкого величия, эти темы, поднятые Тарковским в зрелом возрасте, начали развиваться в его лирике еще в довоенный период.

Тогда же, в 1940 Тарковский обращается к судьбе и пишет:

Что сделал я с высокою судьбою,

О Боже мой, что сделал я с собою!

(«25 июня 1939 года»)

Стихотворение начинается со строк: «И страшно умереть и жаль оставить всю шушеру пленительную эту» Поэт словно предчувствовал те испытания, которые выпадут на его долю и на долю его Родины: «И тайная тревога меня мучит» Пророческая власть входила в уже тогда сформировавшееся понимание предназначения Поэта у Тарковского.

«Перед снегом»

Я бессмертен, пока я не умер,

И для тех, кто еще но рожден,

Разрываю пространство, как зуммер

Телефона грядущих времен

А. Тарковский

Поэту было 55 лет, когда был опубликован первый сборник его стихотворений. В 1946 году уже шла работа над книгой, однако тогда вышло печально известное постановление партии «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», и поэтический дебют Тарковского пришлось отложить. Как оказалось, на много лет

Сборник, изданный в 1962 году, был названан автором «Перед снегом». Нужно отметить, что в том же году произошел творческий дебют режиссера Андрея Тарковского, сына Поэта. И с этого года творчество отца и сына переплетаются в кинолентах Андрея.

Перед снегом» - книга, создававшаяся 20 лет, поэтому вошедшие в нее стихотворения охватывают самые разные периоды жизни, темы и мотивы творчества. В сборник вошли многие стихотворения, написанные в военный период, поэтому я считаю необходимым рассмотреть военную лирику Тарковского именно в этой главе, обращаясь и к стихотворениям, не включенным в первый сборник.

. В самом начале 1940 , за полтора года до Великой Отечественной войны, были написаны стихи «Близость войны»:

Кто может умереть – умрет,

Кто выживет – бессмертен будет,

Пойдет греметь из рода в род,

Его и правнук не осудит.

На предпоследнюю войну

Бок о бок с новыми друзьями

Пойдем в чужую сторону.

Да будет память близких с нами!.

Впервые в поэзии Тарковского звучит мысль, которая будет позднее неоднократно повторяться: «Я бессмертен, пока я не умер» Смерть оставляет после себя только память, но пока он жив, он вправе ощущать себя сверстником вечности, разорвавшим границы времени навстречу прошлому и будущему.

Война спутала жизненные и творческие планы Тарковского. С первых дней войны Поэт надеется попасть на фронт, однако не проходит медицинской комиссии. «В дикий день эвакуации Москвы», 16 октября 1941 года, Поэт вывозит в Чистополь престарелую мать. Там, в проходной комнате деревенского дома рождается цикл «Чистопольская тетрадь», поэтическое свидетельство впечатлений первых трагических месяцев войны, туда же вошли два стихотворения на смерть Цветаевой.

В «Чистопольской тетради» Тарковский обращается к Богу, как взывали к нему многие в те страшные дни:

Я дышать не могу под твоей стопой,

Я вином твоим пыточным пьян.

Кто я, Господи Боже мой, перед тобой?

Себастьян, твой слуга Себастьян.

Пораженный происходящим, Тарковский не верит, что Бог мог послать такое испытание человечеству и, кажется, теряет веру и надежду на высшие силы: «Не дойдут мольбы до Бога»; «Господь не слышит нас»; «Нет больше ни приюта, ни покоя, ни ангела над пропастью беззвездной». «Нестерпимо во гневе караешь, Господь»,-пишет поэт и задумывается над причинами этого гнева:

Мы Господних роз не крали

И в небесные врата

Из зениток не стреляли.

Мы - тщета и нищета-

Только тем и виноваты,

Что сошли в подпольный ад.

А быть может, он, крылатый,

Перед нами виноват?

В это же время Тарковский начинает одно из стихотворений цикла: «Вложи мне в руку Николин образок» Противоречивое отношение к Богу, я думаю, было характерно в те дни для всего русского народа. С одной стороны, разочарование, недоумение, непонимание причин этого «гнева», и, как следствие, сомнение в самом факте существования высших сил закрались в души людей. С другой стороны, в сердцах сохранилась исконно русская, чистая и искренняя вера в то, что Господь не оставит в столь тяжелую минуту.

Тарковский чувствует ничтожность одного человека перед лицом смерти. Арсений Александрович боялся ее. А на войне – смерть предстает перед ним трагедией всего мира. «Смерть на все накладывает лапу»,-пишет Тарковский в «Чистопольских тетрадях», одушевляя ее. Все чувства, кроме скорби, отступают перед этим господством смерти над человеком:

Беспомощней, суровее и суше

Я духом стал под бременем несчастий.

В последний раз ты говоришь о страсти,

Не страсть, а скорбь терзает наши души

Поэт признается: «Я не бессмертен», вновь обращаясь к антитезе бытия и небытия. Только, столкнувшись со смертью на войне, он уже не задумывается о вечности, о бессмертии , понимая, что жизнь может в любой момент оборваться. Я думаю, более всего Поэт боялся забвения и пустоты, которые могут остаться после смерти:

Я ноги отморожу на ветру,

Я беженец, я никому не нужен,

Тебе-то все равно, а я умру

Ведь уход человека должен оставлять память о нем. Умерший должен оставаться живым хотя бы в воспоминаниях. Страх «забытой» смерти и отсутствие веры в жизнь отразились в стихотворении, написанном в 1942 году:

Немецкий автоматчик подстрелит на дороге,

Осколком ли фугаски перешибут мне ноги,

В живот ли пулю влепит эсэсовец-мальчишка,

Но все равно мне будет на этом фронте крышка.

И буду я разутый, без имени и славы

Замерзшими глазами смотреть на снег кровавый ,- эти строки Поэт пишет, уже находясь в действующей армии в качестве военного корреспондента. Тарковский не мог отсиживаться в тылу, однако он никогда не кричал о патриотизме. Но война – это явление абсолютно исключительное, и главным делом для него стала защита Родины, достоинства земли и дома. Тарковский пишет строки о любимой стране:

Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!

Ты для новобрачного – свадебная скатерть

Для сердца сыновьего – негасимый свет.

Нет тебя прекрасней и желанней нет.

Он осознает, что смерть во имя России уже не пуста, не бессмысленна, пусть забудутся имена героев, но их дело не предадут забвению. Тарковский видит единственную правду в спасении Родины, несмотря на безжалостность режима к нему. Россия – его дом, пусть в этом доме и не принимают его. И, кажется, Тарковскому не жаль умереть за нее - ведь русский народ умирал за спасение своей «Матери»: «Хоть бы в пропасть кинуться – тебя отстоять».

Но смерть повсюду, размышления о ней не оставляют Тарковского: «Ни шагу знаки смерти ступить нам не дают» , и в 1944 году Поэт пишет стихотворение «Охота», первые строки которого являются метафорой, отображающей видение мира глазами затравленного оленя:

Охота кончается.

Меня затравили.

Борзая висит у меня на бедре

Но тут же возникает и лирическое «я» Тарковского:

Падает на бок, цепляясь рогами за мокрые прутья.

Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой

Это стихотворение было написано под впечатлениями войны после ранения, в 1944 году. Правда, еще в 1942 Поэт, кажется, предчувствовал:

Немецкий автоматчик подстрелит на дороге,

Осколком ли фугаски перешибут мне ноги

После ранения Тарковский лишился ноги. С пребыванием в госпитале связаны несколько стихотворений. Ключевое из них – «Бабочка в госпитальном саду». Бабочка здесь – не что иное, как душа Поэта. К ней он обращается:

Пожалуйста, не улетай,

О госпожа моя, в Китай!

Не надо, не ищи Китая,

Из тени в свет перелетая.

Душа, зачем тебе Китай?

О госпожа моя цветная,

Пожалуйста, не улетай!

Война пробудила в Тарковском огромную любовь к жизни и обострила страх смерти, показала, сколь прекрасна жизнь и как много возможностей она открывает перед человеком. Силою воли, судьбы, искусством врачей и любовью близких оживала Бабочка-душа.

Но в 1942 году, когда до конца войны оставалось еще долгих 3 года, Поэт написал:

Когда возвратимся домой после этой неслыханной бойни,

Мы будем раздавлены странным внезапным покоем.

Придется сидеть да гадать: отчего мы не стали спокойней?

Куда уж нам петь или плакать по мертвым героям?.

Нет, места себе никогда не смогу я найти во вселенной,

Я видел такое, что мне уже больше не надо

Ни вашего мирного дела (а может быть – смерти мгновенной?),

Ни вашего дома, ни вашего райского сада.

Война полностью меняет человека, не убив физически, она может убить его духовно. Тарковский же остался жив. Война как тяжелое испытание для всего русского народа заставила Поэта переосмыслить вечные вопросы бытия, по-новому взглянуть на философию жизни и смерти.

В стихотворениях первого сборника Тарковский не ограничивался военной тематикой.

Поэт полагает, что все, живущее на свете, обречено. Судьба «идет по следу», и «земной срок» каждого неизбежно подходит к концу. И человек ничего не может с этим поделать, кроме как смириться с приближением смерти и ее непредсказуемостью. Тарковский и сам пытается привыкнуть к этим мыслям:

Здравствуй, здравствуй, моя ледяная броня,

Здравствуй, хлеб без меня и вино без меня!

Сновидения ночи и бабочки дня,

Здравствуй, всё без меня и вы все без меня! – стихотворение «Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был» написано пятидесятилетним Поэтом Все чаще тема смерти возникает в поэзии Тарковского, и все большее противоречие эта тема вызывает в душе Арсения Александровича.

В 1947 году Поэтом было написано стихотворение, не вошедшее в этот сборник, но я считаю необходимым привести его именно в этом разделе:

Смерть никто, канцеляристка, дура,

Выжига, обшарканный подол,

У нее чертог – регистратура,

Канцелярский стул – ее престол.

На губах клиента стынет слово,

Словно рыба разевает рот,

Если смерть, товарищ Иванова,

Арифмометр повернет,

Подошьет под номер пламень плотский.

Все, чем горько мучилась душа,

Погашает росчерк идиотский

Синего ее карандаша.

Тарковского переполняли страх смерти и ненависть к ней. Неприятие и непонимание того «идиотского росчерка карандаша». Как можно живую, пламенную душу Поэта сделать холодной, убить?! Внезапно, не дать этой душе раскрыться, совершить свой, прекрасный поэтический полет?! Просто у смерти нет души, и она никто, она канцеляристка. Ей не стоит ничего погасить огонь души и остановить сердце. Именно этим она и страшна. Она не будет раздумывать, жалеть, лишь «подошьет под номер пламень плотский». И как жить, зная, что каждое мгновение твоей жизни может оказаться последним, потому что оно, твое время, во власти судьбы – «сумасшедшего с бритвою в руке» - и смерти, для которой все равны?!

Тарковский пытался привыкнуть к мыслям о смерти. Но как ни наполняй себя смирением, не убережешься от горького, отчаянного вздоха: «Я жизнь люблю и умереть боюсь» Тарковский называет стихотворение «Малютка-жизнь». Малютка из-за своей хрупкости, беззащитности. Но она, Малютка, так хороша, несмотря ни на что:

Жизнь хороша, особенно в конце,

Хоть под дождем и без гроша в кармане,

Хоть в Судный день – с иголкою в гортани.

Поэт умоляет ее:

Малютка-жизнь, дыши,

Возьми мои последние гроши,

Не отпускай меня вниз головою

В пространство мировое, шаровое!

Душа бьется между чувством собственной обреченности, тревоги и надежды на вечное бытие.

Тема смерти в поэзии Тарковского получила свое развитие в стихотворениях, посвященных той, кого Поэт «горше всех любил», Марии Фальц, чувства к которой были драмой всей жизни Тарковского, а смерть – ее трагедией. В сборник вошло стихотворение «Мне в черный день приснится», в котором есть следующие строки:

На свете все проходит

И даже эта ночь

Проходит и уводит

Тебя из сада прочь.

И разве в нашей власти

Вернуть свою зарю?

На собственное счастье

Я как слепой смотрю,-

Поэт понимал, что время не в нашей власти, так же, как и Путь, уготованный нам. И, если Путям двух влюбленных суждено разойтись, это произойдет, как сильно они ни любили бы друг друга. А, если человек подошел к концу своего Пути, смерть забирает его. И в 1932 году Поэт написал стихотворение на смерть Марии Фальц «Соберемся понемногу», не вошедшее в сборник:

Для чего мне теплить свечи,

Петь у гроба твоего?

Ты не слышишь нашей речи

И не помнишь ничего

Вот она смерть: забытье, забвенье, глухота, пустота Как Поэт, Тарковский особенно сильно боится пустоты.

В стихотворении «Зуммер» Поэт пишет: «Я бессмертен, пока я не умер». Эту строку можно смело назвать ключом к пониманию философии жизни и смерти в творчестве поэта. Человек смертен, но он вправе ощущать себя сверстником вечности. По словам Сергея Чупринина, «подобно тому как соприкосновение с Землей сообщало Антею непобедимость, культура и история, материализовавшиеся в Слове, сообщают поэту бессмертие, неподвластное жестокой воле природы, ибо это бессмертие повинуется иным, нежели физические, законам – законам духа» .

Тарковский не ищет бессмертия в неземной жизни, что становится понятно из стихотворения «Земное»:

Но я человек, мне бессмертья не надо:

Страшна неземная судьба

Он приходит к выводу, что версия перманентного бытия – «сладкая» иллюзия, заблуждение, и находит в себе силы повиноваться разуму и признать это:

Без всякого бессмертья, в грубой прозе

И наготе стояла смерть одна, - пишет Арсений Александрович в стихотворении на смерть Н. А. Заболоцкого «Могила поэта».

Настоящее – возможность обозревать вечность. Об этом стихотворение «Посредине мира»:

Я человек, я посредине мира,

За мною мириады инфузорий,

Передо мною мириады звезд.

Я Нестор, летописец мезозоя,

Времен грядущих я Иеремия.

Держа в руках часы и календарь,

Я в будущее втянут, как Россия,

И прошлое кляну, как нищий царь

«Сверстнику вечности» тесно в рамках настоящего, он вступает в диалоги с реальными и мифическими представителями разных эпох: с Жанной д’Арк, царицей Корой, Сократом, астрономом Анжело Секки, Винсентом Ван-Гогом.

Одним из героев Тарковского стал мифический Марсий, поплатившийся за то, что отважился состязаться в искусстве с самим Аполлоном Однако. Марсия сгубило самомнение. Обращаясь к теме о предназначении Поэта, Тарковский пишет о предназначении и судьбе человека; о неприятии того, что человек осужден и обречен на смерть, о терзаниях и одиночестве; о возможности согласия человека с природой. В цикле «После войны» Тарковский пишет:

Меня хватило бы на все живое -

И на растения, и на людей,

В то время умиравших где-то рядом

И где-то на другом конце земли

В страданиях немыслимых, как Марсий,

С которого содрали кожу. Я бы

Ничуть не стал, отдав им жизнь, бедней

Ни жизнью, ни самим собой, ни кровью,

Но сам я стал как Марсий. Долго жил

Среди живых, и сам я стал как Марсий.

Боль и надежда избирают Поэта своим певцом, одаряя его главным оружием – Словом:

Власть от века есть у слова,

И уж если ты поэт,

И когда пути другого

У тебя на свете нет

Поэт – пророк, провидец – мысль, высказанная многими русскими поэтами, например Пушкиным, Лермонтовым. Анна Ахматова любила говорить, что поэт всегда прав. Тарковский писал: «У меня как-то спросили, могут ли стихи предсказать поэта, повлиять на его судьбу. Вы знаете, могут. Как ни странно, могут. Чуткость поэта опережает его сознание. Поэзия порой не только предвосхищает судьбу, но и воздействует на нее» .

Неустранимое присутствие судьбы в каждом слове и обогащает речь, и становится источником трагедии.

В стихотворении «Стань самим собой», Тарковский указывает главное в самореализации человека – «себя найти», не играть «в прятки с самим собой, с твоим искусством и судьбой». Тарковский разделял взгляды украинского философа Григория Сковороды на предназначение человека, считая, что человек должен делать то, что свойственно ему по внутреннему убеждению.

Творчество Тарковского поражает своей искренностью, естественностью и неотделимостью от самого автора. Поэт писал:

Быть может, идиотство

Сполна платить судьбой

За паспортное сходство

Строки с самим собой

Однако, и автор, и читатель склоняются к тому, что все-таки это не «идиотство»:

А все-таки уставлю

Свои глаза на вас,

Себя в живых оставлю

Навек или на час,

Оставлю в каждом звуке

И в каждой запятой

Натруженные руки

И трезвый опыт свой

Наследие и память должны оставаться после смерти Поэта, тогда он будет жить в вечности.

В стихотворении «Дерево Жанны» Тарковский сравнивает душу с Жанной д’Арк. Здесь поэт рассуждает о творчестве и наследии души, «круговой поруке» мира:

. Когда мы умираем,

Оказывается, что ни полслова

Не написали о себе самих,

И то, что прежде нам казалось нами,

Идет по кругу

Спокойно, отчужденно, вне сравнений

И нас уже в себе не заключает

Еще один герой Тарковского – Винсент Ван-Гог. Творчество этого художника привлекало Арсения Александровича трагическим ощущением жизни, умением видеть необычное в повседневном. В стихотворении «Пускай меня простит Винсент Ван-Гог» есть такие строки:

Стою себе, а надо мной навис

Закрученный, как пламя, кипарис.

Лимонный крон и темно-голубое, -

Без них не стал бы я самим собою

Кипарис в древности был символом смерти. Трагическое ощущение и ожидание смерти роднят Поэта с Художником. Без этих мотивов не могло бы существовать творчество обоих. И если Ван-Гога они привели к самоубийству, у Тарковского они другие, ведь он говорил: «Я жизнь люблю и умереть боюсь»

В сборнике есть несколько стихотворений, раскрывающих мотивы единения человека с природой, единства бытия. Например, «Деревья», где автор проводит аналогии между деревом и человеком:

Людская плоть в родстве с листвой,

И мы чем выше, тем упорней:

Древесные и наши корни

Живут порукой круговой.

Или «Иванова ива»

Иван до войны проходил у ручья,

Где выросла ива неведома чья.

Не знали, зачем на ручей налегла,

А это Иванова ива была.

В своей плащ-палатке, убитый в бою,

Иван возвратился под иву свою.

Иванова ива,

Иванова ива,

Как белая лодка плывет по ручью,-

Стихотворение о возвращении к природе, к истокам, связи жизни и смерти, начала и конца, о «круговой поруке». Произведение поражает своей естественность

Все в мире едино, Поэт – «наместник дерева и неба» ,- к таким выводам приходит Тарковский.

Говоря о сборнике «Перед снегом», нельзя не отметить стихотворения посвященные событиям, произошедшим в жизни Арсения Александровича. В 1951 году умерла его вторая жена, Антонина Бохонова, с которой Тарковский развелся годом ранее. В какой-то мере Поэт винил и себя в произошедшем. В сборник вошло одно из стихотворения на ее смерть - «Жизнь меня к похоронам приучила понемногу» Поражает контраст жизни и смерти, когда автор сначала придается счастливому воспоминанию, затем переносится в морг:

И щека еще влажна,

И рука еще прохладна,

И она еще так жадно

В жизнь и счастье влюблена.

В морге млечный свет лежит

На серебряном глазете,

И за эту смерть в ответе

Совесть плачет и дрожит,

Тщетно силясь хоть чуть-чуть

Сдвинуть маску восковую

И огласку роковую

Жгучей солью захлестнуть.

Другое драматичное событие – несчастная любовь к женщине, с которой Поэт познакомился в Ашхабаде. Ей посвящены стихотворения «Кора», «Вечерний, сизокрылый. Боль и страдание долго не покидали Поэта. Марина Тарковская в этой связи обращает внимание на следующее высказывание Поэта: «Страдание – постоянный спутник жизни. И существует какой-то странный способ аккумуляции сил перед достижением большой высоты. Я не скажу, как это делается: то ли надо внушать себе, то ли учить себя видеть, но полностью счастливый человек, наверное, не может писать стихи» И эта несчастная любовь была огромным источником вдохновения для Поэта. В стихотворении «Порой по улице бредешь» Тарковский пишет:

На белом свете чуда нет,

Есть только ожиданье чуда.

На том и держится поэт,

Что эта жажда ниоткуда

Ожидание чуда и несчастье в любви, потери близких и ставшая обыденной смерть заставляют Поэта писать и вкладывают в его уста могущественное Слово.

В стихотворениях первого сборника чувствуется влияние Войны на мировоззрение Арсения Тарковского. Она обострила страх смерти и любовь к жизни, что становится понятно из лирики военного и послевоенного периодов. Тарковский отрицает возможность «непрекращающегося бытия». Также в сборник вошли стихотворения, где Тарковский высказывает свои убеждения о том, что человек должен делать то, что ему «сродно». Он уверен, что его Путь – Путь Поэта, а Поэт наделен пророческой властью и может влиять на судьбу. Тарковский обращается к теме единства бытия и времени, чувствуя связь между собой и героями прошлого, к которым обращается в своих стихотворениях. Поэт будто бы живет в вечности, считая настоящее лишь гранью между будущим и прошлым.

«Земле – земное»

Я век себе по росту подбирал

А. Тарковский

«Земле – земное» - название второго сборника стихотворений Арсения Тарковского. Изданный впервые в 1966 году, он включает в себя лирику разных лет, начиная с 1941 года.

Сборник открывается стихотворением «Словарь»:

Я ветвь меньшая от ствола России,

Я плоть ее, и до листвы моей

Доходят жилы, влажные, стальные,

Льняные, кровяные, костяные,

Прямые продолжения корней

Это ощущение человека в мироздании перекликается с Псалмами Давида: «древо, насажденное при исходищих вод и лист его не отпадет, и вся, елика аще творит, успеет» Когда-то поэт умирал на госпитальном столе. Тогда ему открылось:

ожил у меня на языке

Словарь царя Давида, - наполненный священным смыслом язык. Слово – не символ, образ, знак. Оно оживает, присутствие судьбы в каждом слове делает его живым, животворящим. Ю. Халфин писал: «Слово должно стать плотью, чтобы противостоять насилию над человеческим духом. Чтобы, причастившись, человек вбирал его силу» . Слово – начало и основа всего. «В начале было Слово И Слово стало плотию» , - можно прочитать в Евангелие от Иоанна. «Русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью» ,-писал О. Мандельштам. Рождение Слова в понимании Тарковского – мука:

Гнусь, как язь, в руках у рыболова,

Когда я перевоплощаюсь в слово

Поэт именно перевоплощается в слово. По Тарковскому это и есть назначение поэта, одушевить «немую плоть предметов и явлений». В «Словаре» он пишет:

И потому бессмертен я, пока

Течет по жилам – боль моя и благо -

Ключей подземных ледяная влага,

Все эР и эЛь святого языка.

Я призван к жизни кровью всех рождений

И всех смертей

В стихотворении «Рифма» Тарковский приходит к другому образу Поэта, желающего «с рифмовником бродить по белу свету// Наперекор стихиям и уму». Правда, впоследствии звучат и такие строки: «Сказать по правде, мы – уста пространства // И времени» То есть он снова подчеркивает полярность образа Поэта, как это уже делал в стихотворении «Сверчок». В «Рифме» Поэт говорит о вечной традиции Слова, поэтической Речи, которую и через «семь тысяч лет» подхватит новый поэт, ведь неизменно:

в смертный час попросит вдохновенья,

Чтобы успеть стихи досочинить:

- Еще одно дыханье и мгновенье

Дай эту нить связать и раздвоить!

Поэт и вечность снова сталкиваются в строках «Словаря»:

я жил во времена,

Когда народа безымянный гений

Немую плоть предметов и явлений

Одушевлял, даруя имена

Чувствуя в себе «Народа безымянный гений», Поэт именует все, творя «вторую», «параллельную» реальность. «Поэты – мастера жизни. Они создают свой мир, но через их мир, параллельный нашему, жизнь обнаруживает себя», - писал Арсений Александрович. Этот духовный «параллельный мир», подчиняется духовным же законам: законам поэзии, прекрасного.

Во втором сборнике развиваются мотивы единства бытия в творчестве Тарковского. Ярким примером лирики на эту тему является стихотворение «Превращение», отсылающее читателя к «Метаморфозам» Овидия. Тарковский описывает взаимные превращения людей, вещей, растений.

К Овидию он обращается также в «Степной дудке», где говорит о мотивах, связанных со ссылкой римского поэта в придунайские степи. Тарковский проводит параллели между собой и римлянином:

Из всего земного ширпотреба

Только дудку мне и принесли:

Мало взял я у земли для неба,

Больше взял у неба для земли

Что деньги мне? Что мне почет и честь

В степи вечерней без конца и края?

С Овидием хочу я брынзу есть

И горевать на берегу Дуная

Строки из Овидия Тарковский использует в качестве эпиграфа к стихотворению «Надпись на книге»: «Как волна на волну набегает, гонит волну пред собой, нагоняема сзади волною, так же бегут и часы» Течение времени в лирике Тарковского получает новый образ – прибой:

Ты катишь колесо прибоя пред собой -

Волну вослед волне, и гонишь, как прибой,

За часом новый час – часы, как часовщица

Два абсолютно разных стихотворений пишет Тарковский про душу: «Комитас» и «Малиновка». В первом душа сравнивается с армянским композитором, страдавшим душевным недугом:

Ничего душа не хочет

И, не открывая глаз,

В небо смотрит и бормочет,

Как безумный Комитас

В стихотворении говорится о «стародавней резне». Я думаю, это стихотворение навеяно кровавыми событиями начала века: геноцидом армян в 1915 году.

В «Малиновке» другая душа, душа-птица:

Душа и не глядит на рифму конопляную,

Сидит не чистит перышек, не продувает горла:

Бывало, мол, и я певала под поляною,

Сегодня, мол, не в голосе, в зобу дыханье сперло

Душа безумна, и душа не в голосеВот такое страшное сочетание для души Поэта.

«Душа моя затосковала ночью»,-первая строка стихотворения «Ветер», в котором Тарковский вспоминает о М. Г. Фальц. Во втором сборнике о ней также «Первые свидания», «Песня». «Ветер» очень любила А. Ахматова и считала одним из самых пронзительных стихотворений и называла его одной из вершин русской поэзии. А душа Тарковского все так же, и через десятки лет тоскует по Марии Густавовне

«Первые свидания» -стихотворение, которое звучит в фильме Андрея Тарковского «Зеркало». Оно написано в 1962 году, то есть через 30 лет после смерти Фальц. Но поразительно передает эмоции первой любви автора, ощущения счастья. Тарковский обладал даром ценить уникальные моменты счастья, которые столь редко озаряют жизнь человека и столь быстро сменяются серой будничностью. Он передает это в своих стихах:

Свиданий наших каждое мгновенье,

Мы праздновали, как богоявленье,

Одни на целом свете

Но этот праздник счастья, «богоявленья» был возможен, дан судьбой при одном условии: заранее предопределенном отсутствии будущего у любви, ее обреченности. Философия любви у Тарковского в этих строках неизбежно перекликается с творчеством И. А. Бунина. И эти моменты всепоглощающей страсти не дано забыть влюбленным. Жизнь дает им величайшее счастье, но на каждом шагу их преследует судьба, которая в конце концов разлучит их:

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке

Эти строки отражают одну из сторон «отношений судьбой» Поэта. Ранее он писал о «высокой» судьбе, теперь называет ее «сумасшедшим с бритвою в руке». Двойственность «отношений с судьбой» в свою очередь и рождала противоречие: зависимость от судьбы и «пророческая власть» поэта.

Стихотворение «Песня» также являются скрытым посвящением Марии Фальц:

Давно мои ранние годы прошли

По самому краю,

По самому краю родимой земли,

По скошенной мяте, по синему раю

И я этот рай навсегда потеряю,-

Тарковский знает, что неизбежна смерть, неизбежно течение времени, этот путь от «ранних годов» и первой любви до старости, увядания

Все изменяется, все проходит. Люди уходят из жизни. Но память о них остается. О ней стихотворение – классика Тарковского, посвященное Марии Фальц «Стол накрыт на шестерых»

Стол накрыт на шестерых,

Розы да хрусталь,

А среди гостей моих

Горе да печаль.

И со мною мой отец,

И со мной мой брат.

Час проходит. Наконец

У дверей стучат.

Как двенадцать лет назад,

Холодна рука

И немодные шумят

Синие шелка

Брат. Отец. Возлюбленная Призраки жизни Тарковского, самые горькие потери. Судьба и время все решили без него, сделав самых дорогих людей – картинами прошлого. На это стихотворение Тарковского, написанное в 1940 году, в марте 1941 ответила Марина Цветаева:

Все повторяю первый стих

И все переправляю слово:

-«Я стол накрыл на шестерых»

Ты одного забыл - седьмого

Видимо, в этом стихотворении выплеснулось желание Цветаевой быть необходимой, сказалось неприятие окружающего мира:

Чем пугалом среди живых –

Быть призраком хочу с твоими

Стихи к Арсению Тарковскому были последними стихами Марины Ивановны. Ее смерть по силе и глубине удара была равна событиям войны, ее трагедиям. Боль от этой потери Поэт пронес через всю жизнь. Поэту по-настоящему близка лишь поэзия и поэты, так близки были Цветаева и Тарковский. Цветаевой посвящены циклы «Памяти Марины Цветаевой» и «Чистопольская тетрадь».

Тарковский дорожит памятью, воспоминаниями о ушедших из жизни дорогих ему людях. Триптих «Жизнь, жизнь» посвящен А. Ахматовой, которую в последние годы жизни одолевал страх перед смертью.

Его первая часть была заявлена мной как основа работы:

Предчувствиям не верю и примет

Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда

Я не бегу. На свете смерти нет.

Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо

Бояться смерти ни в семнадцать лет,

Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,

Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.

Мы все уже на берегу морском,

И я из тех, кто выбирает сети,

Когда идет бессмертье косяком, -

В этих строках просматривается некий евангельский образ – бессмертье шло к Поэту «косяком», и он выбирал сети. Однажды рыбаки-апостолы вернулись на берег без улова. Учитель велел им погрузить сети по правую сторону лодки, и сети сразу наполнились рыбой. Так и в Судный день, стоящие по правую руку «от престола Божия» пойдут в жизнь вечную, а по левую – в мир скорби. Поэт отрицает смерть. «Я бессмертен, пока я не умер», - напоминает он. Он «сверстник вечности»,его бессмертие повинуется не физическим законам, а законам духа.

Поэт продолжает триптих следующими строками:

Живите в доме – и не рухнет дом.

Я вызову любое из столетий,

Войду в него и дом построю в нем.

Вот почему со мною ваши дети

И жены ваши за одним столом,-

А стол один и прадеду и внуку:

Грядущее свершается сейчас,

И если я приподымаю руку,

Все пять лучей останутся у вас.

Я каждый день минувшего, как крепью,

Ключицами своими подпирал,

Измерил время землемерной цепью

И сквозь него прошел, как сквозь Урал.

Тарковский раздвигает временные рамки, снова соперничая с вечностью. Напоминает, что настоящее – лишь связь миров прошлого и будущего и что любое столетие подвластно Поэту. Время едино: «а стол один и прадеду и внуку».

Завершается триптих не менее смелыми строками:

Я век себе по росту подбирал

Мне моего бессмертия довольно,

Чтоб кровь моя из века в век текла,- временные рамки – лишь условность, для Поэта – «сверстника вечности».

Читая «Земле – земное», невольно обращаешь внимание на обилие «ночных» мотивов в этом сборнике. Достаточно и названий стихотворений: «Темнеет»; «Ночь под первое июня»; «Снежная ночь в Вене»; «Новогодняя ночь»; «Сны»; «Бессонница»; «Ночная работа».

В стихотворении «Телец, Орион, Большой пес» Тарковский восхищается: «Могучая архитектура ночи!» Ночь – мир глубоких, трагических переживаний. В лирике Поэта возникают мотивы, связанные с «ночными» стихотворениями Ф. И. Тютчева, в которых привычный дневной мир противопоставлен чужому, бесконечному ночному. Тарковский пишет:

Мне опостылели слова, слова, слова,

Я больше не могу превозносить права

На речь разумную, когда всю ночь о крышу

В отрепьях, как вдова, колотится листва.

Оказывается, я просто плохо слышу

И неразборчива ночная речь вдовства.

Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.

И если я твержу деревьям сумасшедшим,

Что у меня в росе по локоть рукава,

То, кроме стона, им уже ответить нечем.

Тютчевская ночь, Гамлетовские «Слова, слова, слова» придают стихотворению поистине драматический оттенок. Деревья «сумасшедшие», и автору кажется, что их безумство передается и ему. Ночной мир заполнен голосами природы, будто вступающими в диалог с человеком тогда, когда он остается наедине со своим одиночеством и окружающей темнотой.

С ночью связано стихотворение-посвящение: «Темнеет», написанное под вдохновением от несчастной любви к женщине из Ашхабада. В «Бессоннице» Тарковский напишет про ночь такие строки:

От вседневного груза плечам

В эту пору дается свобода,

В эту пору даются вещам

Бессловесные души людские,

И слепые, немые, глухие

Разбредутся по этажам

Она беспокойна, загадочна; «так тревожна для покоя нам данная ночь». Ночь – время размышлений о судьбе, о жизни и смерти, о течении времени:

. И что ни день – мне новый день дороже,

И что ни ночь – пристрастнее и строже

Мой суд нетерпеливый над судьбою

В сборник вошли «сказки и рассказы» Тарковского. Я хотела бы обратить внимание на стихотворение-притчу «Бедный рыбак».

Я рыбак, а сети

В море унесло.

Мне теперь на свете

Пусто и светло.

И моя отрада

В том, что от людей

Ничего не надо

Нищете моей.

Мимо всей вселенной,

Я пойду, смиренный,

Тихий и босой,

За благословенной

Утренней звездой, -

В ней явно угадывается портрет любимого Поэтом бездомного философа Сковороды. Так же, как угадывается и образ самого Арсения Александровича Он идет от мира, от настоящего, «мимо всей вселенной». Это стихотворение полностью отражает мировоззрение Тарковского как «духовного странника».

В стихотворениях сборника «Земле – Земное» Тарковский вновь обращается к вопросу о предназначении Поэта и Поэзии, пишет о том, что поэт должен одушевить «немую плоть предметов и явлений», также обращаясь и к образу поэта-странника, то есть развивая тему полярности образа Поэта. Противоречие можно увидеть и в отношениях Поэта и судьбы, которая может находиться в его власти, но в то же время преследует его. В сборнике развивается тема единства бытия, главным образом, мотивы взаимных превращений. В понимании Тарковского поэт создает «параллельную» реальность – мир, подчиняющийся духовным законам. Им же подчиняется его бессмертие, и поэт вправе ощущать себя сверстником вечности, раздвигать временные рамки.

«Вестник»

Вот и лето прошло,

Словно и не бывало.

На пригреве тепло.

Только этого мало

А. Тарковский

В третий сборник Тарковского, получивший название «Вестник», вошли стихотворении, написанные в период с 1966 по 1971 год.

На склоне лет Поэта все чаще посещают воспоминания. Прежде всего, это воспоминания о детстве. «Зима в детстве» - светлые воспоминания. Картины 1913 года в стихотворении «Тогда еще не воевали с Германией», где автор переносится в довоенное время, когда «неведеньем в доме болели, как манией». Светлая память о матери - «Я в детстве заболел от голода и страха» И вздох по потерянному «раю»:

Камень лежит у жасмина.

Под этим камнем клад.

Отец стоит на дорожке.

Белый-белый день

Никогда я не был

Счастливей, чем тогда.

Никогда я не был

Счастливей, чем тогда.

Вернуться туда невозможно

И рассказать нельзя,

Как был переполнен блаженством

Этот райский сад .

Стихотворения «Как сорок лет тому назад, сердцебиение при звуке», «Как сорок лет тому назад я вымок под дождем», «Хвала измерившим высоты» навеяны воспоминаниями о М. Г. Фальц.

Поэт – «сверстник вечности», но свое земное прошлое не в силах вернуть никто. Течение времени нельзя остановить, и молодые годы Тарковского давно уже прошли. В жизни Поэта наступила «осень». И в 1967 году он пишет:

Вот и лето прошло,

Словно и не бывало.

На пригреве тепло.

Только этого мало.

Все, что сбыться могло,

Мне, как лист пятипалый,

Прямо в руки легло,

Только этого мало.

Понапрасну ни зло,

Ни добро не пропало.

Все горело светло,

Только этого мало.

Жизнь брала под крыло,

Берегла и спасала,

Мне и вправду везло.

Только этого мало.

Листьев не обожгло,

Веток не обломало

День промыт, как стекло,

Только этого мало.

С этим стихотворением меня познакомили родители много лет назад, и, конечно, какие-то строки я понять не могла. Позже, взяв в руки томик Тарковского уже по собственной инициативе, я открыла это стихотворение снова. Тогда оно заставило меня впервые задуматься о том, что чувствует человек на склоне лет, зная, что скоро конец. «Только этого мало»,- пишет Тарковский. Мало? Да, ведь жизнь – самое чудесное явление. Она могла оборваться в любую секунду волей судьбы, волей случая, Божьей волей, но «Листьев не обожгло, // Веток не обломало» И жить хочется, и страшно умирать, и поэтому мало, только «лето прошло» - жизнь пролетела. Пожив, осталось доживать. Но страшно и доживать, ведя обратный отсчет, и никогда не зная на какой цифре он прервется. Что будет далее? Тарковский задумывался над этим вопросом.

Мне кажется, на протяжение всей жизни Поэт разрывался между верой и неверием. Любимой книгой его была Псалтырь, в лирике его есть Библейские мотивы, и к Богу он обращался в трудные минуты Но пропитанный материализмом дух времени, полное отрицание любого метафизического мировоззрения идеологией в стране, страшные испытания, посланные родному народу, оставили свой отпечаток на отношениях Тарковского с религией. Когда-то он отрицал возможность «непрекращающегося бытия». Теперь он надеялся на несправедливость этого суждения, что становится понятно из первого стихотворения сборника:

И я ниоткуда

Пришел расколоть

Единое чудо

На душу и плоть,

Державу природы

Я должен рассечь

На песню и воды,

На сушу и речь

И, хлеба земного

Отведав, прийти

В свечении слова

К началу пути.

Я сын твой, отрада

Твоя, Авраам,

И жертвы не надо

Моим временам,

А сколько мне в чаше

Обид и труда

И после сладчайшей

Из чаш – никуда?

«Сладчайшая из чаш», конечно, - человеческая жизнь. Жестокая, страшная эпоха в жизни страны – те времена, которым уже «и жертвы не надо». Он пришел «ниоткуда» - в это господство материализма, раскалывая все-таки единство бытия на материалистическое и метафизическое. Но, «хлеба земного отведав», он все-таки приходит «к началу пути», к религии. И теперь сомневается, действительно ли вечная пустота ожидает его после смерти. Это стихотворение относят к самой «загадочной» поздней лирике Тарковского, к которой также причисляют «Мамка птичья и стрекозья». В нем сочетается и вечерняя смута, и утренняя радость «дышать и жить». Тарковский пишет:

По деревне ходит Каин,

Стекла бьет и на расчет,

Как работника хозяин,

Брата младшего зовет.

Духоту сшибает холод,

По пшенице пляшет град.

Видно, мир и вправду молод,

Авель вправду виноват.

Я гляжу из-под ладони

На тебя, судьба моя,

Не готовый к обороне,

Будто в Книге Бытия.

Поэт снова обращается к мотивам Библии. На этот раз к истории Каина и Авеля. Здесь Тарковский сравнивает себя, свою душу с Авелем. Под Каином, скорее всего, следует понимать окружающую Поэта действительность. «Мир и вправду молод»,-пишет Поэт, а читатель вспоминает про молодость государства и его идеологии. «Авель вправду виноват», - продолжает Тарковский. Он, Авель, под гнетом советской идеологии становится виновником инакомыслия, своей духовности, веры. Когда-то смерть стала обыденной в этой стране, в то же время никто не знал, когда он придет за ним. И Поэт не готов к обороне, «будто в Книге Бытия». И оборона на самом деле была невозможна.

Несколько стихотворений сборника написаны на смерть Анны Ахматовой: «Когда у Николы Морского»; «Домой, домой, домой»; «По льду, по снегу, по жасмину»; «И эту тень я проводил в дорогу». Уход Анны Андреевны из жизни 5 марта 1966 г. был глубочайшим потрясением для Тарковского.

В стихотворении «Дом без жильцов» Поэт пишет о покинутом, погибающем доме. Вообще, дом у Тарковского – сакральное, изначальное пространство, связанное с детством, счастьем, его утратой, утратой приюта и любви. О нем Тарковский уже писал: «Живите в доме и не рухнет дом» ; «А в доме у Тарковских» Лишаясь обитателей, дом лишается жизни, поэтому: «Часы стояли? Шли часы? Стояли».

«Вестник» - вздох об ушедшем мудрого Поэта-философа. К этому человеку пришли и признание, и определенная слава. «Только этого мало» ,-хочется продолжить словами самого Тарковского, хотя, на самом деле, все это просто пришло слишком поздно. Тарковский знает, что свое прошлое не в силах вернуть никто, даже «сверстник вечности». Стихотворения пропитаны и грустью о прожитом времени, и радостью жить. Поэт приходит к вере в продолжение жизни за границами бытия.

«Зимний день»

Кто я сам, если плачут и ходят окрест

На шарнирах и в дырах пространство и время,

Многозвездный венец возлагают на темя

И на слабые плечи пророческий крест?

А. Тарковский «Манекен»

В 1980 году вышел сборник Тарковского «Зимний день». В семидесятые годы Поэт стремился осмыслить прожитую жизнь, подвести итог. Он пишет «Пушкинские эпиграфы» о душе, творчестве, непостижимом смысле бытия. Вспоминает погибшего брата Валю («Был домик в три оконца»; «Еще в ушах стоит и гром и звон»). Обращается к теме странничества и наследию любимого философа Григория Сковороды И стихотворения, написанные с 1971 по 1979 год появляются в четвертом сборнике Поэта.

И это снилось мне, и это снится мне,

И это мне еще когда-нибудь приснится,

И повторится все, и все довоплотится,

И вам приснится все, что видел я во сне ,- пишет Поэт в первых строках стихотворения, открывающего сборник. Все связано, и все едино, - говорит он, - весь мир, пространство и время

Там, в стороне от нас, от мира в стороне

Волна идет вослед волне о берег биться,

А на волне звезда, и человек, и птица,

И явь, и сны, и смерть – волна вослед волне, - продолжает Тарковский. И волны здесь – образ времени, его непрекращающегося течения. Неизменно единство бытия в течении времени.

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,

Жизнь – чудо из чудес,- он все еще любит ее, жизнь, и верит в свое бессмертие.

К концу жизни Тарковский, видимо, приходит к вере в продолжение жизни за порогом земного, о чем свидетельствуют строки из стихотворения «Душу, вспыхнувшую на лету»:

Дождь по саду прошел накануне,

И просохнуть земля не успела;

Столько было сирени в июне,

Что сияние мира синело.

И в июле, и в августе было

Столько света в трех окнах, и цвета,

Столько в небо фонтанами било

До конца первозданного лета,

Что судьба моя и за могилой

Днем творенья, как почва прогрета.

«Первозданное лето» здесь – земная жизнь, сотворенная Богом. Три месяца лета соответственно можно трактовать как три этапа жизни: молодость, зрелость и старость. Тарковский пишет: «Столько было сирени в июне». Сирень – образ в любовной лирике Поэта, символ его первой любви. «Все горело светло», -писал он ранее. «И в июле, и в августе было столько света в трех окнах», - он вновь возвращается к этой мысли. Только теперь не говорит он, что «этого мало»1. А пишет про «судьбу и за могилой», не отрицая существования ее как таковой. Конечно, последние строки стихотворения можно понимать по-разному, но мне кажется, что Тарковский говорил именно о продолжении жизни за границами бытия.

В 1976-1977 гг. Тарковский пишет «Пушкинские эпиграфы». Он всегда восхищался лирикой гениального Пушкина, и на склоне лет написал четыре стихотворения философского характера, навеянные строками из нее.

«Спой мне песню, как синица// Тихо за морем жила», - писал Пушкин. «Синица» - душа, -говорит Тарковский. Он обращается к ней:

Пой, хоть время превратится,

Пой, на то ты и певица,

Пой, душа, тебе простят

Душа должна петь, что бы ни случилось. И душа Тарковского продолжала петь и перед лицом смерти.

Бросали дети мне объедки,

Искусство жалкое ценя,

И в яму, как на зверя в клетке,

Смотрели сверху на меня

Я смутно жил, но во спасенье

Души, изнывшей в полусне,

Как мимолетное виденье,

Опять явилась муза мне,- пишет он в другом стихотворении цикла «Пушкинские эпиграфы». Эти строки напоминают о признании, пришедшем к их к автору на склоне лет, о окружающем мире, в котором востребовано было другое творчество, привязанное к системе, о его поэзии, томившейся все это время «в клетке» Но Тарковский смог пройти через все это и Муза «вывела на белый свет» его

Затем Тарковский обращается к Пушкину:

Подскажи хоть ты потомку,

Как на свете надо жить

Но не получает ответа:

. Я кричу, а он не слышит,

Жжет свечу до бела дня,

Будто мне в ответ он пишет:

«Что тревожишь ты меня?»

Он не находит ответа на вопрос о том, как надо жить, у Пушкина и боится, что не смог дать его и в своей лирике:

Боже правый, неужели

Вслед за ним пройду и я

В жизнь из жизни мимо цели,

Мимо смысла бытия?

Когда-то он писал про свою жизнь: «Только этого мало» . Теперь пишет о том, что слишком несовершенен по сравнению с ним, с Пушкиным:

Я не стою ни полслова

Из его черновика

А что было бы не мало для Тарковского? Частично Поэт отвечает на этот вопрос в стихотворении «Феофан Грек»:

Когда я видел воплощенный гул,

И меловые крылья оживали,

Открылось мне я жизнь перешагнул,

А подвиг мой еще на перевале.

Мне должно завещание могил,

Зияющих, как ножевая рана,

Свести к библейской резкости белил

И подмастерьем стать у Феофана

Феофан Грек – живописец из Византии, работавший с Андреем Рублевым. Под впечатлением творчества Феофана Грека, Тарковский приходит к выводу о недосказанности в своей жизни, незавершенности «подвига», не «выполненном» до конца предназначении. Он должен «подмастерьем стать у Феофана» и, возможно, оставить на века память о мучениках своего времени. Но этот «крест» тяжел ему. И в конце стихотворения он обращается уже к Христу:

-Придешь ли милосердный самарянин,

Повить меня твоим прохладным льном?

Из всех ликов Спасителя он выбрал именно этот, из притчи, где тот учил любить ближнего, служить ему, помогать

Кроме Феофана Грека, среди героев «позднего» Тарковского – Григорий Сковорода. Этот украинский философ говорил, что человек должен заниматься тем, что ему «сродно». И Поэт соглашался с этим, веря, что каждый должен заниматься тем, «что ему свойственно по внутреннему убеждению» . Сковорода был странником, им был и Тарковский, духовным странником. «Мир ловил меня, но не поймал», - так звучит автоэпитафия украинского мыслителя. Кажется, и на могиле Тарковского можно было бы написать те же слова Поэт обращается к истории Сковороды в стихотворениях «Где целовали степь курганы»; «Григорий Сковорода».

«Зимний день» - сборник, в котором поэт подводит итоги своей жизни. Он вновь обращается к смыслу бытия и размышляет о том, выполнил ли он свое предназначение. Тарковский обращается к религии, верит в свое бессмертие. Он продолжает любить жизнь и относится к смерти со спокойствием философа, подошедшего к порогу земной жизни.

Когда-то давно, в 1926 году, в печати вышло «дебютное» стихотворение Арсения Тарковского «Свеча». А через 5 десятков лет глазам читателя открылись другие строки того же Поэта, прошедшего уже Свой Путь:

Я свеча, я сгорел на пиру.

Соберите мой воск поутру,

И подскажет вам эта страница,

Как вам плакать и чем вам гордиться,

Как веселья последнюю треть

Раздарить и легко умереть,

И под сенью случайного крова

Загореться посмертно, как слово .

Арсений Александрович Тарковский скончался 27 мая 1989 года, не пережив смерти сына, кинорежиссера Андрея Тарковского. В ноябре того же года Поэту была посмертно присуждена уже не нужная ему Государственная премия

Заключение

Арсений Тарковский – один из моих любимых поэтов. Я могу сказать, что, подробно исследовав его творчество и биографию, с точки зрения наиболее интересующего меня вопроса – философии жизни и смерти – я открыла для себя еще более глубокого и гениального Тарковского.

В своей работе я проследила трансформацию философии жизни и смерти в понимании Арсения Тарковского, интерпретируя его поэзию и учитывая факты биографии. Я выделила основные мотивы в творчестве Поэта на данную тему: поиск смысла бытия и духовное странничество; соперничество бытия и небытия; предназначение Поэта; роль судьбы; единство времени, бытия; возможность или невозможность бессмертия; соперничество человека с вечностью.

Если меня спросят, может ли человек быть бессмертным, я отвечу: «Да. Как художник. Как поэт. Как Арсений Тарковский». Он много рассуждал на тему бессмертия, в молодости отрицал его как таковое. Пройдя через страшные испытания Войны, принимал лишь «бессмертие при жизни», писал: «Я бессмертен, пока я не умер». И лишь ближе к концу жизни склонялся к идее существования «непрекращающегося бытия». Пережив Войну, Тарковский почувствовал в полной мере бесконечность возможностей жизни. Этот поэт был духовным странником, искал смысл бытия в надежде передать его потомкам. Одно он точно знал: его призвание - быть поэтом,- и проповедовал идеи о том, что человек должен заниматься именно тем, что ему уготовано судьбой, жизнью, Богом

Подводя итоги прожитой жизни, Тарковский боялся, что не смог выполнить свое предназначение, что так и не смог открыть для себя и потомков смысл бытия. А, мне кажется, что Тарковский все же верно нес свой крест и выполнил свое предназначение, и его Слово бессмертно, а Слово у Тарковского – перевоплощение автора

Жизнь Тарковского была полна трагедий, но они не могли его сломить. Он жил в стране, не принимавшей его творчества, в атмосфере страха и обыденности смерти. И он боялся смерти и очень любил жизнь. Правда, он пытался смириться с мыслями о смерти, и поздняя лирика уже не столь пропитана страхом смерти. Этот человек не был сыном своего времени, он был сыном вечности, как и те, к кому он обращался: Сократ, Овидий, Жанна д’Арк, Александр Пушкин, Винсент Ван-Гог.

Мне жаль, что сегодня так мало читают Тарковского, говорят о нем. Ведь темы, на которые пишет этот Поэт, – вечны, а то, как он это делает, заставляет обращаться к его лирике снова и снова