Нити кровного родства

В конце 20 – начале 30-х г. г. в Советском Союзе сложилась тоталитарная система власти. Тоталитарный режим контролировал все сферы жизни общества, включая личную жизнь человека. Сталинский тоталитарный режим в 30-е годы ХХ века - самый кровавый период в советской истории. В эти годы сложился культ личности.

Память с особой горечью возвращает нас в трагические годы сталинских репрессий. Беззаконие и произвол не обошли стороной ни одну республику, ни одну область, ни один народ.

Культ личности Сталина достиг и нашей маленькой Удмуртии. После февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года город на Иже захлестнула небывалая прежде волна доносов и арестов, допросов и расстрелов. Настоящий террор был развязан против лучших представителей советского народа.

В годы культа личности под корень была ликвидирована литературно- творческая интеллигенция. Распался Союз писателей Удмуртии. К осени 1937 года были арестованы или исключены все его девять членов и кандидатов. Основные обвинения относились к лучшим представителям удмуртской литературы: Кузебаю Герду (К. П. Чайников), И. С. Михееву, Кедра Митрею (Д. Корепанов), Михаилу Коновалову, Дмитриеву-Кельда Все они были репрессированы.

Исследование проводилось следующими методами: анализа исторической литературы, обобщения сбора устной информации путем опроса старожилов деревни Ляльшур, сопоставления фактов.

Мы благодарны руководителю школьного краеведческого музея Малининой С. В. за предоставленные материалы по творчеству Дмитриева-Кельды.

Надо отметить, что в удмуртской литературоведении и в научных кругах имя И. Д. Дмитриева-Кельды малоизвестно. В библиографических справочниках «Писатели Удмуртии» и «Ученые – удмурты» есть краткие статьи о его жизни и деятельности. В книге Н. С. Кузнецова «Шимес пеймытысь» («Из мрака»), посвященной репрессированным писателям, есть материалы о репрессии И. Д. Дмитриева-Кельды. Удмуртский литературовед А. Г. Шкляев в книге «Чашъем нимъёс» дает небольшой анализ повести И. Д. Дмитриева-Кельды «Кызьы умой улон дунне вуоз» («Как придет хорошая жизнь»)

Данные источники оказали нам помощь в ходе написания работы.

Работа состоит из четырёх глав: в первой главе рассказывается об инсцинированном деле «СОФИН» («Союз освобождения финских народов»), вторая глава знакомит с жизнью Дмитриева-Кельды, третья повествует о нахождении учёного в тюрьме Лубянки, четвертая - о семье Дмитриева-Кельды.

Интерес к истории своего рода пробуждается сейчас в самых молодых потомках. Я являюсь потомком рода Дмитриева-Кельды, поэтому мне интересно, за что был репрессирован мой родственник.

Дело «СОФИН»

«СОФИН». Название дела происходит от слов «Союз освобождения финских народностей». Уголовное дело начато 7 марта 1932 года полномочным Представительством ОГПУ по Горьковскому краю (в него входила Удмуртия). В январе 1933 года ведение дела взял на себя Особый отдел ОГПУ в Москве.

СОФИН, дело, сфабрикованное органами ОГПУ с участием партийных органов в конце 1920 – начале 1930-х годов в отношении представителей удмуртской и другой финно-угорской интеллигенции. Аресты по делу начались в мае 1932 года. В обвинительном заключении отмечалось, что «в мае 1932 года на территории УАО и в Ижевске Особым отделом ПП ОГПУ по Нижегородскому краю была вскрыта и ликвидирована контрреволюционная националистическая организация из национал-шовинистической части удмуртской реакционной интеллигенции. Она была создана известным буржуазным удмуртским писателем К. Гердом (К. П. Чайников) по заданию финских и эстонских интервенционистских кругов. Программно-политические установки организации и её деятельности ставили своей конечной целью отторжение путем вооруженного восстания УАО и другие автономии (Марийская, Мордовская, Карельская, Коми-Зырянская) от СССР и создание «Единой финно-угорской федерации с демократической формой правления».

Раскрывая суть своего обвинения, организаторы этого дела писали, что это движение ставило перед собой следующие цели: 1) добиться полного отделения от России и уничтожения Великой России как таковой; добиться полного отделения народов и окраин России в самостоятельные государства с тем, чтобы Россия осталась только как Великороссия вокруг Москвы. Борьбу эту начать согласованно с иностранным капиталом финских стран; 2) опираясь на крупную удмуртскую буржуазию (миллионеров), развить в Удмуртии и на окраинах крупно-капиталистические предприятия; 3) объединиться с финляндско-эстонским капиталом и войти как самостоятельный доминион в Северо-финское соединенное государство; 4) расширить границы Удмуртии, включая сюда половину Вятской губернии, Сарапул и Закамский район, Малмыжский уезд и границу вплотную подвести к Коми области; 5) установить диктатуру удмуртского народа над русским населением Удмуртии, лишив русское население большинства политических прав; 6) образовать Удмуртский епископат, свергнуть Советскую власть и компартию»

Дело «СОФИН» было сфабриковано для того, чтобы, во-первых, подавить недовольство осуществлением национальной политики партии, провозгласившей декларативную свободу самоопределения народов, но фактически противоборствующей этому, и, во-вторых, для подготовки провокаций в отношении Финляндии, противостоящей территориальным притязаниям СССР в районе Карельского перешейка.

По делу «СОФИН» в 1932 – 1933 годах было арестовано 28 человек. Суд состоялся 9 июня 1933 года в Горьком. Почти все проходившие по делу «СОФИН» обвинялись в совершении преступлений, предусмотренных пп. 4, 6 и 11 ст. 58 УК. Обвинялись «в оказании каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к её свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям, в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности» и шпионаже.

Активное участие в организации дела «СОФИН» приняли следователь ОГПУ из Горького А. Д. Антоновский и В. Я. Скранда, один из московских сотрудников ОГПУ. Они непосредственно вели следствие, допрашивали арестованных. Особисты не брезговали самыми предосудительными способами. Склоняли подследственных подписывать особо важные для следствия бумаги, в которых иногда не было ничего реального.

Время всё поставило на свои места. Следователи, «раскручивавшие» дело «СОФИН» (прежде всего Антоновский и Скранда) были арестованы в 1937 году. Им вменялось в вину, в частности Антоновскому, что «он с 1936 года является членом антисоветского террористического заговора правых и по целевому заданию проводит контрреволюционную работу по разложению аппарата НКВД в целях сохранения контрреволюционных кадров и прекращения борьбы с ними». А в 1937 году Скранда за «контрреволюционную деятельность» пополнил ряды ГУЛАГа, и лишь в 1956 году реабилитирован.

Жизненный путь Дмитриева-Кельды.

Родился Игнатий Дмитриевич 24 января 1902 года в д. Ляльшур Сарапульского уезда Вятской губернии (ныне Шарканского района Удмуртской Республики). И. Д. Дмитриев-Кельда в своей автобиографии писал: «Родился в крестьянской семье. В 4 года остался без отца. В семье не хватало рабочих рук, поэтому с 5 лет начал работать: с 7 лет бороновал пашню, а с 11 пахал на лошади. Когда мне исполнилось 6 лет, я тайком пошел в школу, зашел незаметно и сел под последнюю парту. Учитель Гусев Ф. И. вытащил меня из-под парты и посадил за первую. Так началась моя учеба в школе. В 10 лет окончил начальную школу. Для дальнейшей учёбы нужны были деньги, а их не было. Я остался бы в деревне, но благодаря найденному кошельку с 24 рублями, стала возможной дальнейшая учеба. В 1918 году окончил Сарапульское реальное училище. В училище был самым успевающим учеником, после окончания учёбы начал работать третьим учителем в Верещагинской земской школе д. Ляльшур.

В 1920 году по своему желанию вступил в ряды Красной Армии, среди солдат был агитатором. В 1921 году вернулся в д. Ляльшур, начал работать помощником учителя. В мае месяце этого же года стал заведующим отдела политпросвета Шарканского района. Был делегатом I съезда учителей Удмуртской автономной области»

Ляльшурский период жизни Дмитриева-Кельды связан с Верещагинским домом, так называют его ляльшурцы . В 1887 году в д. Ляльшур была открыта земская школа, которая размещалась в здании этого дома. Здесь с 1877 по 1895 годы жил и работал известный ученый-этнограф, писатель Г. Е. Верещагин. По воспоминаниям А. К. Кирилловой, Г. Е. Верещагин оказал на Дмитриева-Кельду очень большое влияние.

Краевед из д. Ляльшур, Куклина Е. М. , рассказала: «Когда в 1912 году было построено здание новой школы, здание старой было продано на аукционе. Дом за 15 рублей купила семья Дмитриевых. Здание было разобрано, так как брёвна нижнего этажа сгнили, построили одноэтажный дом. С этого момента до наших дней в этом доме проживают выходцы из рода Кельда. Здесь вырос И. Д. Дмитриев-Кельда, отсюда уехал на учебу в Сарапул, затем на Гражданскую войну. Жил в этом доме после демобилизации, но в связи с отъездом в Москву дом оставил брату Михаилу».

С 1922 г И. Д. Дмитриев-Кельда являлся инспектором по национальным школам в Совете нацменьшинств Наркомпроса. В этом же году поступил на исторический факультет МГУ. Одновременно был ученым секретарем общества по изучению вотской культуры «Боляк» («Община»), руководителем которого был Кузебай Герд (К. П. Чайников). В 1928 году участники общества «Боляк» («Община») были признаны националистами. По решению бюро ОК ВКП (б) общество было закрыто. 8 мая 1932 года арестовали Герда, обвинив его в организации «шпионской контрреволюционной организации «СОФИН». Вслед за ним были арестованы ещё 28 человек по этому же делу. Среди них и Дмитриев-Кельда И. Д. .

В камере Лубянки и Бутырки

14 января 1933 года Дмитриев-Кельда оказался в следственной камере Лубянки. Его обвинили в причастности к националистической организации «Боляк». В обвинительном заключении дела «СОФИН» ему вменили пункты 4 и 11 статьи 58-10 УК. По этим пунктам человек обвинялся «в оказании каким бы то ни было способом помощи международной буржуазии или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности и в организационной деятельности, направленной к подготовке и совершению контрреволюционных преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений»

В камере Лубянки, получив бумагу и чернила, он начинает вести записи на политические и философские проблемы. Набросает план дальнейшей работы:

« 1. В тюрьме до начала процесса: Гегель – «Логика энциклопедии». Маркс – «Первые философские исследования» и «Немецкая идеология»

2. После процесса: «Возникновение и развитие мышления» - издать. Методика преподавания диалектической логики в школе. Методика освоения диалектической логики своим детям.

3. Если дадут место в школе: методика преподавания родного языка. Методика преподавания русского языка для нац. (в разрезе нового учения о языке) Писать соответствующие учебники и пособия. Выступать мелкими статьями в прессе»

Из этих тезисных записей понятно, что этот удмуртский учёный, даже находясь в тюрьме, не переставал думать о будущем.

В течение трёх дней в конце марта 1933 года в городе Горьком И. Д. Дмитриев-Кельда написал «саморазоблачительный» трактат на 37 страницах. Свой трактат напишет так, что следователь Антоновский А. запутается в теоретических показаниях Дмитриева. Ему нужны были «доказательства» виновности, а фактов под конкретную статью не доставало. Антоновский в камеру Кельды направляет бывшего начальника одного из цехов Горьковского автозавода. В числе компромата сокамерник сообщает, что Дмитриев рассказывает много антисоветских анекдотов, перебирает московские разговоры по поводу внезапной смерти тов. Аллилуевой

В своем трактате Дмитриев пытается разобраться, почему ему непонятны красные, которые «боролись за новую жизнь, за будущее – очень для меня смутное и страшноватое в своей непонятности. Что за комбеды, Совнарком, конституция – это я не знал, и никто не мог объяснить. Белые боролись за старое, за то, что мне знакомо, наивно просто и явно. Правда, белые грубы, надменны, обижают во мне удмурта, но зато мне известна прошлая форма моей жизни Страшно было неясное будущее, поэтому я инстинктивно шел вперед по сибирской магистрали. В армии столкнулся фактом устранения национальных различий. Я почувствовал равенство удмурта и русского. Я видел, кто дает это равенство, но мне не было ясно, как дается оно, какой ценой оно получено, как его нужно ценить и как им пользоваться. Для понимания этого не было ещё необходимых предпосылок

В красной армии мы много дискутировали о коммунизме, утопистах, буржуазии, революции. Национальный вопрос как-то не занял достаточного места, как и вопрос религиозный. В конце 1920 года я оказался в рядах коммунистической партии, оставаясь в то же время политически малограмотным. Будучи в партии я не был партийцем. Партийное просвещение было поставлено слабо, и моё вхождение в партию не внесло почти никаких изменений в мои прежние убеждения, крестьянские интересы»

Свое «писание» И. Д. Дмитриев закончил так: «Находясь в изоляторе ОГПУ, я вполне осознал свое контрреволюционное прошлое и сумел реально представить себе корни моих реакционных поступков последних лет моей жизни».

9 июля 1933 года коллегия ОГПУ приговорила И. Д. Дмитриева-Кельду к 5 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). Рецидив язвенного цистита, резкое нарушение работы почки (другая удалена из-за туберкулеза) явились основанием для обращения его и жены к прокурору СССР Вышинскому.

В сентябре 1933 года из отдела по надзору за ОГПУ в адрес секретаря Коллегии ОГПУ пришла просьба о пересмотре дела ввиду болезни И. Дмитриева.

В уголовном деле нет документа о решении по пересмотру дела. Нет данных об очной ставке К. Герда и И. Дмитриева, в процессе которой Герд, якобы, отказался признать своего соратника участником националистической организации. О последнем факте сообщил только сам И. Д. Дмитриев-Кельда во время допроса в качестве свидетеля 27 января 1956 года в городе Орске, где он жил и работал в должности доцента Чкаловского пединститута.

Мне, как одному из его родственников, (мы одного корня) не только интересна его жизнь, но интересна и его деятельность. После освобождения он не раз приезжал в свою родную деревню, где много работал, посещал родную школу, беседовал со своими односельчанами. Его интересовало всё: и урожай, и жизнь в колхозе, и обучение детей, и мировоззрение жителей. По словам местного краеведа Куклиной Е. М. , Дмитриев, приезжая в Ляльшур, постоянно интересовался Арской дорогой, по которой купцы из Казани везли свои товары в Ирбет и торговали с местным населением. По этой же дороге прошёл и небольшой отряд пугачёвцев, который, видимо, отстал от основного отряда и около недели жил между двумя деревнями: Ляльшур и Кесшур. В своем письме Евгении Михайловне он пишет: «По лесам Ляльшура проходила старая Арская дорога, по которой казанские купцы в ХIХ веке ездили на ярмарку в Ирбет» (Г. Верещагин «Вотяки Сосновского края») «Арская дорога, то есть торговый путь по земле Ариев-удмуртов, шла от фактории в Сарапуле в Дебёссы» (установлена арабами в ХI веке). В 1744 году по ней прошли отряды Е. Пугачёва от Осы до Воткинска (И. Д. Дмитриев-Кельда «История Ляльшура»)

В своем письме он ставит перед собой задачу: исследовать эту дорогу и поставить памятные столбы вдоль дороги. «Следует весной, пока не выросла трава, поставив знак, исследовать колею, идущую на юг, отделённую от колеи дороги Ляльшур - Бадьярово небольшим лесочком. Нужно исследовать и корни деревьев, задетые колёсами (видимо, от пушек Пугачева»

Меня поразило его «затея», как он пишет в письме, с «древесными часами. Подрезываются вершины тополей за зданием начальной школы в соответствии с положением солнца» (В здании начальной школы в настоящее в настоящее время располагается детский сад).

Все места, где бывал Дмитриев-Кельда, ещё существуют. В 1995 году Дмитриев-Кельда скончался на 93 году своей жизни.

Семья И. Д. Дмитриева-Кельды

Руководителем школьного краеведческого музея при МОУ Ляльшурская СОШ, Малининой С. В. , была налажена переписка с дочерью Дмитриева-Кельды М. И. Ершовой. В настоящее время некоторые родственники писателя ещё живы и проживают в разных городах РФ.

Феоктиста Павловна Дмитриева – первая жена Игнатия Дмитриевича (в детстве Порцева). Родилась в 1903 году в д. Верхнее Косоево Увинского района Удмуртии. Окончила начальную школу, затем среднюю школу в с. Нылга. Прошла подготоаку на педагогических курсах в Ижевске. Принимала участие в организации школ в д. Лудзил, Н-Чультем. Работала в завьяловской школе .

В 1926 году вышла замуж за Игнатия Дмитриевича, переехала в Москву, училась в вечернем педагогическом университете при академии коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской. Работала биологом в старших классах Московских школ. В 1997 году Феоктиста Павловна Дмитриева скончалась на 94-м году жизни в Москве.

Анжелика Игнатьевна Тюленева – дочь Игнатия Дмитриевича от первого брака. Родилась в 1927 году в Москве. Окончила Московский энергетический институт. Работала инженером в научно-исследовательском институте «Стандарт-Электро». У неё два сына: Александр (1951 года рожд. ) и Алексей (1959 года рожд. ), 4 внука и правнук. В настоящее время на пенсии, живет в Москве .

Маргарита Игнатьевна Ершова – дочь Игнатия Дмитриевича от первого брака. Родилась в 1930 году в Москве. Окончила школу с золотой медалью, поступила в МГУ им. М. В. Ломоносова на механико-математический факультет. Окончила аспирантуру, получила ученую степень кандидата физико-математических наук. Проработала 40 лет доцентом на кафедре «Высшая математика» в МГУ им. Н. Э. Баумана. У неё два сына: Андрей (1956 года рождения) и Иван (1963 года рождения), три внука. В настоящее время на пенсии, живет в Москве .

Нина Александровна Успенская – вторая жена Игнатия Дмитриевича. Родилась в 1925 году в городе Орел. Во время войны в эвакуации училась на историческом факультете Педагогического института г. Оренбурга. После освобождения Орла окончила Орловский педагогический институт. Проработала 30 лет в Орловской средней школе № 29. работала внештатным лектором общества «Знание». Награждена медалью «Ветеран труда», в настоящее время на пенсии, живет в Орле .

Михаил Игнатьевич Успенский – сын Игнатия Дмитриевича от второго брака. Родился в 1954 году в городе Орле. Окончил Техническое училище по специальности «Электроника». Работал на заводе управляющим вычислительных машин. В настоящее время работает наладчиком электронных приборов на Орловском заводе. У него два сына: Константин (1977г) и Алексей (1983 г), живут в Орле .

Марина Игнатьевна Успенская – дочь Игнатия Дмитриевича от второго брака. Родилась в 1960 году в г. Орел. Училась в МГУ им. М. В. Ломоносова на биологическом факультете, получила специальность «микробиолог» и направление на работу в НИИ «Биотехника» в настоящее время живет в Красногорске и работает в военном госпитале в 3-ем Клиническом Центре А. А. Вишневского .

Свединия о Дмитриева-Кельды, по делу «СОФИН», ознакомившись с его письмами, трудами, находящимися в школьном музее, мы пришли к выводу, что он истинный сын своего народа. Как сказал о нем Н. С. Кузнецов: « Если бы не репрессии, И. Д. Дмитриев-Кельда мог стать первым удмуртским философом, прошедшим аспирантскую подготовку. В любом случае, он – гордость шарканцев, а, значит, и всей удмуртской интеллигенции» . Многие его труды не были напечатаны, а остались только в рукописи. Они находятся сейчас в домашнем архиве его детей.

Он очень хотел в память Верещагина, своего учителя, открыть музей в том доме, где Григорий Егорович Верещагин обучал. «Его влияние прекрасно сказалось на И. Д. Дмитриеве-Кельде и К. М. Баушеве. Они стали учёными» - писала Анна Кирилловна Кириллова в своих воспоминаниях. В память о Верещагине на доме установлена памятная доска , в школьном музее имеется экспозиция, посвященная Верещагину, но открыть музей в бывшей школе не удалось.

Деятельность учёного прервала репрессия. Находясь в камере Лубянки, он продолжает думать о последующей работе. Благодаря Кузебаю Герду, который не признал своего соратника участником националистической организации, Дмитриеву-Кельде удалось выйти из стен тюрьмы.

Жизненный путь И. Д. Дмитриева-Кельды – отражение эпохи, в которой он жил. Действительно, история становится ближе, когда изучаешь деятельность человека, который сыграл немалую роль в становлении удмуртской интеллигенции.

Работа по изучению творческого наследия Дмитриева-Кельды, по нашему мнению должна быть продолжена. Было бы хорошо претворить в жизнь те «задумки», которые у него имелись, поближе познакомиться с его творческим и научным наследием. В своем письме Куклиной Е. М. он пишет, что написал книгу об истории д. Ляльшур, хотел её издать в издательстве «Удмуртия», но ему отказали. Данная рукопись не найдена. Нужно ещё раз связаться с родственниками учёного. Они в основном проживают в Москве и Орле.