Интервью с Переверзевым Алексеем Ивановичем

- Алексей Иванович, расскажите, пожалуйста, о себе: где Вы родились, кто Ваши родители, где учились и работали до того, как стали директором совхоза «Раздольный»?

- Я житель раньше был не городской, а деревенский. Родился в селе Фунтики Топчихинского района Алтайского края. Родители из крестьян, в 30-х годах коллективизация началась, и они вступили в колхоз имени Калинина, так как земли были далеко от Фунтиков, и крестьяне переехали из Фунтиков ближе к земле, которую возделывали. Там это село назвалось Карлыки. Но почему Карлыки – трудно сказать, говорят, что первый поселенец был Карлыков. И там мы жили. Семья большая, девять ребятишек. Отец в колхозе был простым рабочим, потом был бригадиром, потом одно время – председателем колхоза. И мы, ребятишки, трудились. В 30-х годах стали вводить в сельском хозяйстве сахарную свеклу. Родители выходили в поле вместе с детьми, так как план был большой, одним родителям не осилить и приглашали детей. С шести лет я пошел работать на свеклу и с шести лет вообще стал трудиться. Работал на лошадях, рядом с отцом, у него три лошади и у меня три. С раннего утра до позднего вечера мы трудились. Тут надо в школе учиться, а работать некому. Приду в школу, а мне бригадир говорить:

•Алексей, собирайся, будешь боронить, некому совсем, а потом доучишься.

Так и жили, строили колхозную жизнь. Потом, когда подрос, уже окончил восемь классов, я собирался окончить 10 классов, но стал комсомольцем, меня пригласили в РОНО и сказали: «Нам сейчас требуются учителя начальных классов. Вот мы вас по комсомольской путевке отправим в Рубцовск на годичные курсы учителей». Я не хотел быть учителем, а мечтал об авиации. Но если надо, значит надо. Я окончил курсы учителей, мне дали документы, а эти курсы равнялись второму курсу педучилища, и я сразу поступил заочно в педучилище. Таким образом, я окончил педучилище, и у меня везде в карточках числится одна специальность - учитель, вторая – ученый агроном.

Когда я стал работать ученым агрономом в райкоме партии в отделе сельского хозяйства, мне сказали: «Работаешь в сельском хозяйстве, а имеешь специальность учителя». Мне пришлось поступить на агрономический факультет, я учился заочно и за семь лет получил высшее образование и звание ученого агронома. Мне было учиться не сложно, так как я работал директором совхоза, председателем колхоза, я знал в отдельных вопросах больше, чем преподаватели, читал очень много литературы. Потом меня избрали вторым секретарем райкома партии. Вторым секретарем проработал я где–то два с половиной года. Ну а тут надо было осваивать целину и укреплять руководящие кадры хозяйства. Ну и я попал в число тридцати тысяч. На бюро райкома партии, когда рассматривали этот вопрос, то послать нужно было одного человека. Послали меня. Раз надо, значит надо. Мне дали колхоз «Труд». Это было разоренное хозяйство. Когда я его принимал, то абсолютно взяться было не за что, тракторов в колхозе еще не было. Основная тягловая сила – лошадь. Лошади все худые, еле ходят. Сена кормить их - нет. С весны 1955 года меня в «Труд» послали как целинника. Принял я это хозяйство, оно вообще на коленях было. На счетах этого хозяйства – ни копейки денег, сбруи нет, а работать на лошадях надо. Колхозники там на трудодень почти ничего не получали: хлеба по 250 граммов на трудодень. Они имели нищенское существование. Но вот я стал работать там. А с чего начинать? Ничего нет. На общем колхозном собрании я сразу сказал, что начнем работу сначала с дисциплины. И бригадир по домам ходить не будет И дело у нас пошло хорошо. По итогам второго года в колхозе «Труд» я был награжден за высокий урожай Золотой медалью Всесоюзной выставки народного хозяйства. Тогда уже за второй год орден Трудового Красного Знамени получил, а на третий год английская делегация приезжала на Алтай, и их возили по хорошим хозяйствам. У нас открыли детские ясли, сады. Мы завели огород, сад. Жить колхозники стали зажиточно, они переселились из халуп в новые хорошие, добротные дома. Мы думали построить коммунизм действительный, а не на словах. Была мечта сделать бесплатную столовую, чтобы семьи там кормились, не готовили дома. Прошло 4 года, и «Труд» объединяют с «Правдой». Наши колхозники знали, как там работали плохо, и не хотели объединяться. У нас на счету много денег, а у них ни копейки. Но они сказали, что согласятся, если я буду председателем колхоза. Им пообещали, и когда день пришел, было собрание в клубе колхоза «Правда». Это было начало марта. Мы все организованно выехали туда. У нас лошади были племенные, хорошие, с колокольчиками, бахромой. Заведующий конюшней у нас был донской казак, он очень хорошо разбирался в лошадях. Лошадей мы продавали на рынке дорого. Один жеребец, допустим, стоит больше, чем легковая машина. Доход был хорошим, да у нас все отрасли были доходные. Мы могли себе позволить бесплатные ясли, столовую, путевки на курорт. Мы приехали в «Правду» на собрание с учетом того, что я буду председателем. Я уже разработал план переустройства «Правды». Был Подорванов секретарь райкома партии.

При въезде наши лошади быстрые, ученые, и они быстро друг за другом у клуба встали. А правдинцы говорят: «Ничего, объединимся – мы бахрому–то поотрежем». А наши колхозники не хотели объединяться, а тут еще они масла в огонь подлили. Наши все выскочили, сели в сани, поехать обратно хотели. Ну что ж, я задержал и говорю: «Подождите, не надо торопиться. Вы только меня подводите». Они успокоились, зашли в клуб. Открыли собрание, и, когда все вопросы обсудили, Подорванов говорит: «Мы тут оставляем председателем колхоза Овчарова». Все соскочили: «А почему не Переверзева, вы же сами говорили, что его?» «Мы просим прощение за это, но поступил звонок из краевого комитета партии, его берут на повышение». Так и избрали Овчарова.

После этого наше хозяйство работало дружно, а те – не так. Меня направили первым замом краевого управления сельского хозяйства. Я не соглашался, но меня все же уговорили. Первое время очень трудно было работать, начальник – по совещаниям, командировкам, а мне приходилось сидеть и решать все вопросы. Я житель сельский, а не городской. Я сказал, что не могу в Барнауле работать, мне плохо становится, а в селе я лучше себя чувствую. Но Овчинников не разрешил в село ехать. Потом всю жизнь меня бросали туда, где плохо. Было объединение овощемолочных хозяйств. Вот и там я был, я и там навел порядок, все шло хорошо. И председатель райисполкома Шевченко приехал из Москвы, а я с ним в хороших отношениях, он говорит: «Мы не выполняем план по отправке лошадей в Италию, во Францию».

Тут–то меня и перевели в объединение скотпром. Я познакомился с работой, выяснил, почему было так плохо с поставкой лошадей, съездил на место, где их принимали, поговорил с итальянцами. Я понял, что допускалась большая ошибка в их поставки. Лошадей везли 20 суток, а сопровождающие просто пропивали корм для лошадей. Лошади голодные, непоеные, их привозят на место полумертвыми и сдают ниже средней цены, одни убытки. Я все изучил и поехал в Москву. Там пришел в отдел по заготовкам и говорю: «Надо навести порядок в заготовке лошадей. И не по одному вагону отправлять, надо отправлять только эшелоном, чтобы был ветврач, вода. И вести не через Челябинск, а напрямую». Но мне ответили: «Ох, ты, какой герой! Мы Вам сейчас отдадим целый эшелон, а на Украине как? А в Белоруссии?» А я говорю: «И там так же». Доказывал, доказывал – согласились. Нам дали эшелоны, и осенью и ранней весной мы перевозили лошадей. И дело у нас пошло. Меня наградили, я занял первое место в социалистическом соревновании по заготовкам такой продукции.

С «Труда» меня отправили в «Раздольный». У нас было большое стремление, мы пытались каждый год увеличить прибыль совхоза. Так же существовала взаимопроверка, конечно, когда мы предупреждали, что будет комиссия, все готовились, чтобы не ударить в грязь лицом. Собирали общее колхозное собрание, ходили все, а за опоздание – 5 рублей штраф. Мы это на собрании утвердили, опоздал – штраф, а если вообще не пришел – лишаешься пастьбы коровы. Потом привыкли, все было нормально. На собрании решали всевозможные вопросы. А взаимопроверки быстро помогли восстановить и полеводство, и животноводство.

•Алексей Иванович, Вы – участник войны. Где Вы воевали?

•На втором украинском фронте, а потом под Сталинградом и, когда уже окружили его, нас направили на расширение кольца, чтобы немцев дальше отогнать. В 41-ом я был по заявлению в военной Иркутской школе. Пригласили в военкомат: «Согласен в авиацию?» А я мечтал туда попасть. Говорю: «Да, согласен!» Был ранен. После госпиталя – моряков в морфлоты, а авиацию – в авиацию. Я попал снова в авиацию в марте 43 года. Против пехоты я попал как будто бы в рай. Жили в населенных пунктах. Много раз побывал в воде, но быстро ориентировался в пехоте, уходил из-под снарядов и пуль. Из-под пуль труднее уходить. Идешь, слышишь: «Ш-Ш-Ш!» Это значит снаряд, и тут уже или сруб какой или окоп, сразу ныряешь туда за какие–то считанные доли секунды, и тут снаряд разрывается. Вот так спасался.

Победу я встретил в Чехословакии. Там было большое сосредоточение немецких войск, и они через Чехословакию пробивались во французскую зону оккупации, и нас бросили туда. Немец ослаб.

Я был дежурный и слышу: что такое, из пушек, из пулеметов бомбят в воздухе. А потом услышал: «Передайте всем, что война окончена!» Я забежал на второй этаж, все спали, сразу включил свет. Они давай ругаться: «Ты что нам спать не даешь?!» - «Выспитесь, еще успеете!»- «Прочь давай, уматывай отсюда!»- «Война кончилась!!!»- «Что – что?»- «Война, я говорю, окончена!» Как они соскочили, пистолеты похватали и начали в воздух палить. Ну, думали пир нам закатят утром. А ничего. Война как была, так и шла, только что немецкие самолеты не летали. Их бомбили, где они к французам отходили. Уже все праздновали. Так война и окончилась.

•Большое спасибо, Алексей Иванович, за Ваш рассказ.