Интервью с разведчиком

Беседа 1

Вадим Алексеевич, расскажите о своем детстве.

Детство мое началось с войны. В 1941 мне только исполнилось 6 лет. Отец сразу ушел на фронт. Тогда почти у всех детей отцы воевать ушли, и мы, шести-семилетние ребятишки, собирались и строили планы, шде нам в лесу делать убежища, чтобы партизанить, ежели придут немцы. Но немцы к нам не пришли. Всего лишь пролетели, сбросили несколько бомб, и на этом война для нас закончилась. В 1945 году вернулся отец. Он был несколько раз ранен, в госпиталях лежал. Долго от него писем не было

В 1942 пошел в школу. Учился я хорошо, может быть, поэтому меня всегда выдвигали на всякого рода мероприятия. И на улице я был лидером, хоть драться не любил! Иногда даже разнимать товарищей приходилось. В школе с самого начала был старостой класса, потом в учком меня выдвинули, потом председателем стал.

У меня был хорошо подвешен язык. Я очень много читал. Но нельзя сказать, что я был паинькой

Закончил школу без золотой медали, хотя шел на нее с самого начала. Не нравился я некоторым учителям, потому что имел свое мнение. Вот меня так наказывали за это. До сих пор считаю это неправильным.

А как себя проявляли за стенами школы?

Активно. Мне все что-то нравилось. Я занимался спортом. Легкая атлетика – мое. Лыжи – тоже мое. Бокс появился, мне обязательно надо было заняться боксом. Даже парашютным спортом увлекся. 28 прыжков у меня. Мне все нравилось, мне хотелось все охватить, все знать, все испытать на себе. Я никогда не стремился стать профессионалом в какой-то области, но мне хотелось удовольствие получать от жизни.

Плавать любил. Даже какие-то разряды были. Ну, Волгу переплывал легко. И рыбачить ходил. В общем, должен был я все знать и все уметь.

А мечтали тогда стать разведчиком?

Да нетХотел быть летчиком и военным врачом. Потом, правда, к концу учебы в школе уже мечтал быть дипломатом. Но о разведке даже не думал.

Как же тогда получилось, что поступили в Цветмед?

Приехал я поступать в МГИМО. А товарищ мой как раз в Цветмед. Документы у меня даже не посмотрели. Что делать? Пошел я с Женькой Юриным за компанию.

Я когда зашел в здание института, тут-то он меня и пленил. Подземные разработки! Шахты! Рудники! А под землей-то я еще и не былВот сюда и пойду!

Так и поступил в Институт Цветных металлов и Золота на горный факультет. ПО окончании меня направили в Донбасс. Просился в Якутию – там тогда только начинались разработки. Не пустили.

В Макеевке работать нравилось, в общем как и везде. Примерно через два года дослужился до заместителя главного инженера.

Как же становятся разведчиками?

Просто был активным, молодым. Меня заметили, год примерно проверяли, а потом пригласили в Донецк на беседу. Не знаю, почему, но взяли сразу в областное управление.

Что чувствовали?

Ничего особенного. Страха не было точно. Тогда ведь мы до конца и не понимали, чем же занимается КГБ. А понял, когда уже начал работать. Первое, с чем я столкнулся, это борьба с антисоветские анекдотами. Тогда ведь множество баек и т. д. ходило о Брежневе и других. Вот мы распустившихся товарищей выявляли и проводили беседы. Пугали иногда. Но мер реальных не принимали.

Иногда меня такая деятельность даже возмущала. Если он не коммунист, что он, не человек что ли?! Почему сразу КГБ в ход пускают? Можно же и по-другому!

Беседа 2

Вадим Алексеевич, расскажите подробнее об истории с Ростроповичем. Что чувствовали? Как вообще к этому относитесь?

Было невероятно сложно. Весь вечер перед встречей себя настраивал. Дело в том, что я являлся и являюсь большим поклонником таланта Галины Вишневской еще с института. Она тогда приезжала к нам с концертами. Все студенты были просто влюблены в ее голос.

И когда мне поручили идти отбирать паспорт, я подумал: «Как же я буду воспринимать саму певицу?» Она вдруг оказалась изгоем, чуть ли не враг народа

Когда мы вошли, открыл дверь сам Ростропович. Да какой же он враг?! У него одна музыка на уме, и больше для него мир не существует! В разговоре я чувствовал, что мысли его где-то далеко.

Честно говоря, я, когда шел, надеялся, что вернусь без паспортов. Мне было очень жалко этих людей.

Тут в комнату, словно ветер, ворвалась сама Вишневская. Она была такая всклокоченная, с горящими глазами, что я даже ее не узнал в первый момент. Думал, она сейчас если не драться полезет, то выставит меня за дверь точно.

Я предпочел извиниться за доставленные неудобства и ретироваться. У меня словно камень с души упал. Я мог теперь с чистой совестью докладывать послу, что у Ростроповичей я был, паспорта мне не отдали. Ну не силой же отнимать

А как к режиму относились?

Я был противником такой политики советской власти. По сути, они ведь рвали последнюю связь людей с родиной! Все это еще с Ленина началось. Он тогда всю нашу интеллигенцию выслал за пределы страны.

Хотя сам я знал, что спорить с партийным руководством нельзя ни в коем случае. За этим может последовать разбор личного дела в лучшем случае с занесением в личное дело строгого выговора. Но чаще человека просто исключали из партии, а это равносильно смерти. На человеке ставился крест.

Я, конечно, был противником таких действий. Но что же я мог поделать? У меня семья была