Рассказ моего деда

Война Чьё сердце не сожмётся при воспоминаниях о тех трудных и долгих днях! Не было семьи, из которой не увела бы она отца, сына, мужа или брата. Участником тех страшных событий был и мой дед Сухов Николай Михайлович.

Родился он 22 марта 1921 года в х. Зайцев ( тогда) Советского района Ставропольского края.

Когда я был ещё совсем маленьким, я просил своего деда рассказать о войне и о том, как он воевал. Но дедушка, почему-то всегда старался отмолчаться и я замечал, что его глаза наполняются слезами, а потом, помолчав, он говорил, что не хочет об этом вспоминать или рассказывал лишь отдельные моменты. От бабушки я узнал, что во время войны мой дед был в плену и находился в фашистских лагерях.

Став старше, прочитав много книг о войне, я задумался о том, что я многого не знаю о боевом пути своего деда Сухова Николая Михайловича. Я снова обратился к нему с этим вопросом и как ни странно он поведал мне всю свою историю тех военных лет.

Из рассказов своего дедушки я узнал, что в апреле 1945 года он был призван на действительную военную службу и был направлен в г. Коростень, где был зачислен в артиллерийский полк телефонистом. 1 мая принял присягу. Через месяц его перевели в Волынскую область в город Луцк. 712 артиллерийский полк ПТО находился в летнем лагере до тех пор, пока не началась война. О предстоящей войне никто не знал. За неделю до этого по приказу командира полка Еременко была проведена учебная боевая тревога. А уже через неделю в 3 часа ночи всех подняли по тревоге и сообщили, что началась война.

Неопытные молодые парнишки сразу же пошли в бой. Шли ожесточённые бои, части советской армии постоянно меняли позиции.

Дедушка рассказывает:

«Наш полк шел на город Ровный. Был страшный налёт немецкой авиации. При отступлении мы собирали всех раненых и везли их в городской госпиталь. Когда добрались до города, увидели, что город уже был разбомблен и горел, началась эвакуация госпиталя. Меня и ещё 10 моих товарищей из части задержали для погрузки раненых в эшелон. За каждым был закреплён определённый вагон. Мы охраняли эти вагоны и в тоже время были и за санитаров. Раненых сопровождали до Киева, хотя сразу говорили, что их будут отправлять на Кавказ. Ехали целую неделю. Прибыв в Киев, мы сдали всех раненых в госпиталь. Там нам были выданы документы, подтверждающие то, что мы были задержаны для транспортировки раненых солдат. Все документы мы отдали военфельдшеру, который был у нас за командира.

Затем мы направились на фронт. За сутки мы добрались до города Шопитовки и стали искать свою часть, её нигде не было. Проехав ещё 20 км. ближе к фронту, часть свою так и не встретили. Мы были вынуждены возвращаться назад.

Я и трое солдат смогли уехать в Шопитовку, а шесть наших товарищей и военфельдшер остались на полустанке. Позже мы узнали, что когда мы уехали, был налёт на полустанок и наши документы были утеряны. Но я с тремя своими товарищами продолжал искать свою часть.

В тот момент вышел указ нашего командования, что все отставшие от части должны возвращаться в Киев на переформировочный пункт. Мы продолжали двигаться на Киев, по пути узнавая в военкомах о своей части. Но сведений о ней так и не было. По приезду в Киев мы сдали оружие на переформировочном пункте, и через 4 дня, с новым артполком я снова отправился на фронт.

Добравшись до города Коростень, и высадившись там, мы обнаружили, что техники никакой нет. На что нам ответили, что будем действовать за пехоту.

Между тем, командованием было разрешено вернуться в расположение своей части, встретив ёё по пути. Через сутки или двое я встретил свою часть. Обратившись к старшему лейтенанту Ефремову, я доложил о случившемся и остался в её расположении.

Войска стали отступать на восток. Техники здесь было очень много и машины, и трактора, и тягачи Нам была дана команда загрузить нашу машину снарядами. Погрузив снаряды, машина уехала, а мы пошли пешком. Шли долго, более 300 км. , но не смогли догнать свою часть. Так мы дошли до речки Суллы (под Полтавой)

У речки собралось очень много военных, от солдата до генерала. Все вместе сделали плот для переправы, а когда переправились на другой берег, из леса услышали автоматную очередь. Мой товарищ Шевченко Василий (из Курской области) сказал: «Товарищ майор, мы обнаружены». На что майор ответил: «Да мы их шапками закидаем. » Затем раздались еще и еще автоматные очереди и майор скомандовал: «В атаку! Ура!» Немцы были уже подготовлены, и мы попали под перекрестный огонь

Меня ранило в левую ногу, осколками в живот, получив контузию, я потерял сознание.

Пол дня я пролежал без сознания и лишь, после того как пришел в себя, обнаружил, что кругом никого нет, только как «снопы» лежат убитые солдаты. Я не мог двигаться, и так, истекая кровью, я пролежал еще четверо суток. На пятые сутки меня подобрали колхозники, которые собирали всех раненых и свозили на колхозный двор. Я спросил, где наши? Но здесь уже хозяйничали немцы. Так я оказался в плену врага.

Раненых стали вывозить в город Хорол. Там, в здании школы разместился временно госпиталь, где пленных солдат осматривал и лечил русский профессор, тоже пленный. Благодаря ему я стал ходить. В конце апреля, начале мая, я смог уже ходить без костылей, с тростью.

Тех, которые стали выздоравливать, начали отправлять в город Бердичев в лагерь военнопленных. В г. Бердичеве пробыл полмесяца, затем меня отправили в г. Проскуров. Гитлеровцы, считавшие себя носителями высокой западной культуры, содержали пленных хуже, чем скот. От плохой пищи, тухлой воды и грязи в лагерях была огромная смертность. В этих лагерях были замучены и заморены голодом тысячи пленных. В г. Бердичеве – 30 тыс. в г. Проскурове – 60 тыс. человек.

С г. Проскурова нас перебросили в г. Перемешель. И уже через неделю нас переправили в Германию в 326 лагерь военнопленных. Это был очень большой и старый лагерь, который был построен еще во время империалистической войны 1914-1918гг. С тех времен там сохранились несколько бараков, а сам лагерь предстал уже в новом, так сказать, фашистском качестве: выросли новые бараки; высокие заборы из колючей проволоки и сторожевые вышки с пулеметами надежно изолировали узников лагеря от внешнего мира. Около месяца нас держали в этом лагере, после чего стали выбирать пленных и распределять на работы в разные места.

Работа военнопленных в лагерях.

Я попал в город Дортман. Отсюда группами по 80-120 человек брали на заводы, шахты, на работу к местным крестьянам. Меня забрали на шахту «Амалия». И началась тяжелая изнурительная работа. Работали без спецодежды и рукавиц, о лекарствах не было и речи, так как фашисты считали лекарство большой роскошью для военнопленных. Пленные падали, как мухи, от общего истощения и из-за болезней. Обессиленные не могли уже совсем работать. Баланда исчезала бесследно в голодном желудке. Смертность постоянно увеличивалась. Даже те, которые были покрепче, не выдерживали условий. Добавочные пайки уже не помогали. Я работал в третью смену, которая была для больных и ослабленных. Благодаря немецкому десятнику, который был надсмотрщиком у нас, меня не перевели в другую смену. Немцу стало жаль меня, так как я был очень болен и слаб.

На этой шахте я проработал 2 года. А когда наш лагерь разбомбили американцы, меня перевели в другой лагерь. Я стал работать на другой шахте.

Через некоторое время я тяжело заболел и меня отправили в г. Гемер, в так называемый оздоровительный лагерь. В этом лагере находилось 35 тысяч военнопленных, из которых 17 тысяч русских. Так же там было очень много французов и американцев. Лагерь считался оздоровительным потому, что здесь пленных кормили немного лучше, чем в других лагерях. Но когда я попал туда, кормить стали совсем плохо. Сначала давали по 300 г. хлеба, затем по 100 г. в день, а потом вообще ничего не стали давать. Умирали тысячи пленных, их сваливали в яму и заравнивали бульдозером

Последние 4 дня ничего есть не давали. Все были обессилены и изнурены голодом и болезнями. Стали ползти слухи, что всех военнопленных должны уничтожить – сжечь или отравить. На душе было тяжело. Вспомнил поговорку «Жизнь прожить – не поле перейти». Да, в жизни было немало трудного, даже очень тяжелого. Но все трудности не сравнить с этим «адом». Здесь каждую минуту узника ждала смерть.

В это время второй фронт уже подходил к территории Германии. Как потом выяснилось, комендант города и лагеря сообщил американцам о том, чтобы они спешили освободить военнопленных, так как они могут не успеть.

Освобождение заключенных союзниками.

13 апреля 1945 года был обстрелян лагерь, а 14 апреля 10-ая американская Армия освободила всех военнопленных. Кто еще мог ходить шли навстречу американцам, которые с радостью обнимали освобожденных, давали хлеб, колбасу, консервы. Те, кто не смог удержаться, тут же все съедали и умирали. Кто-то приносил продукты в лагерь.

Я был уже так слаб, что подойдя к перерезанной проволоке, не смог поднять ногу, чтобы переступить через нее. И я вернулся в лагерь.

Тем временем американское командование сообщило по радио, чтобы никто не расходился, что всех снабдят питанием. В лагерь привезли очень много продуктов, но самым трудным было то, что голодные и измученные люди не могли все это есть сразу. Я выжил благодаря тому, что стал есть по крохам.

Затем начали вывозить всех в госпитали. Из нашего лагеря в первую очередь вывезли пленных из трех бараков, у которых была уже открытая форма туберкулеза. Эти бараки облили бензином и сожгли. Остальных понемногу стали вывозить в город Гемер. Там, в деревянных бараках организовали госпиталь для военнопленных, в которых нас разместили по 50 человек. Американское командование организовало отличное питание, уход, поставку медикаментов. Были созданы все условия для скорейшего выздоровления бывших пленных. Благодаря усиленному питанию и лечению все быстро стали поправляться.

Возвращение домой через испытания.

Через 4 месяца нас стали переправлять в Россию. Здесь же на станции нам дали документы на место жительства, и мы отправились домой. Доехав до города Коваль, где простояли два дня, у нас стали собирать документы, пояснив, что выдадут другие. Но затем объявили, что нас отправляют на восстановление Сталинграда. И наш эшелон 2 тысячи человек отправился в Сталинград.

По прибытию в Сталинград все наши документы были переданы в строительный трест. А мы, бывшие пленные прошли допрос в Высшем особом отделе. »

С ноября 1945г. по март 1946г. мой дедушка работал на восстановлении Сталинграда.

После Сталинграда вернулся домой в родной хутор. Стал работать в совхозе, женился. Шли годы – у него родились три сына и две дочери. За время работы в родном совхозе имел очень много почетных грамот, был награжден медалью за долголетний и добросовестный труд. Ему присвоено звание Ветеран труда.

По рассказам деда, все это время в душе была невыносимая боль, за те страшные 4 года прошедшие в фашистских застенках. А каждый год в День Победы 9 мая он уходил подальше от посторонних глаз и плакал, как ребенок. И он не знал, что вместе с ним плакали и его родные.

Вместе с дедушкой, видя, как он страдает, переживала его супруга Надежда Ивановна, моя бабушка. И она решила сделать запрос сначала в районный военкомат, а затем, когда никакого ответа не получила, написала в Московский архив. В своем письме, она просила дать хоть какие то сведения о бывшей части, куда был призван ее супруг (мой дед), и что он действительно с первых дней защищал свою Родину.

«Нам не нужны никакие почести, мы только хотим, чтобы наши дети и внуки знали, что их отец и дед не был предателем», - писала в своем письме бабушка.

Хотя мы в этом никогда и не сомневались

Из Москвы ответили: что полк был разбит, и никаких документов не осталось.

В 1992г. сделали запрос в военный архив города Подольска. Пришел ответ, что документы 712 артиллерийского полка ПТО в центральном архиве нет.

На этом мои родители не остановились и сделали очередной запрос в этот же архив. Пришел следующий ответ:

«Сообщаем, что 712 артиллерийский полк ПТО 1 артиллерийской бригады ПТО 5 армии сформирован до Отечественной войны, расформирован в октябре 1941года.

Документов 712 АП ПТО за 1941г. , необходимых для наведения справки, на хранении в ЦАМО нет.

Для подтверждения Вашей службы по материалам проверки о пребывании Вас в плену рекомендуем запросить областное (краевое, республиканское) УКГБ по месту жительства Вас до призыва в армию, а при отсутствии там сведений – по месту рождения».

На этом все и закончилось. И лишь в январе 1995г. после того, как был издан Указ президента Р. Ф. за №63 «О восстановлении законных прав Российских граждан бывших советских военнопленных» наша семья снова обратилась за помощью в районный архив. Заведующая архивом Рыкуш Евгения Николаевна собрала все нужные документы и сделала запрос в Управление Федеральной службы контрразведки Российской Федерации в г. Ставрополе.

И наконец пришел ответ.

«Согласно имеющихся материалов, Сухов Николай Михайлович, 1921г. р. уроженец х. Зайцев Советского района Ставропольского края 22 сентября 1941г. был пленен немецкими войсками. Содержался в лагерях для военнопленных: с 22 сентября по август 1942г. в г. Хорол, г. Проскуров, г. Бердичев; с августа 1942г. по февраль 1945г. в г. Дортман, г. Бохом на территории Германии, где работал на угольной шахте; с февраля 1945г. по по 14 апреля 1945г. в г. Гемер. Имел лагерный номер 52951. Освобожден американскими войсками. Фильтрацию проходил в г. Сталинграде с ноября 1945г. по март 1946г.

Сведения о противоправной деятельности Сухова Н. М. за указанный период УФСК РФ по СК не располагает».

Вскоре пришло письмо из районного военкомата, в котором говорилось о том, чтобы дедушка явился для получения удостоверения Ветерана войны.

Летит время. Уходят в глубь истории те страшные времена, но душевные раны до сих пор кровоточат. Никогда не забудется, не померкнет в веках бессмертный подвиг советского народа, совершенный им во имя защиты Родины в Великой Отечественной войне. Слишком суровой была эта война, чтобы забыть о ней поколению, испытавшему все ее ужасы. Слишком много несчастий принесла она людям, чтобы за давностью времени не помнить о них. Слишком тяжкие преступления совершили гитлеровцы, чтобы люди могли простить им. Бывшие пленные (в том числе и мой дедушка – Сухов Николай Михайлович) с какой-то мрачной стыдливостью утаивали ужасы, перенесенные ими, поэтому мало кто знает, что пришлось пережить этим людям.

Перед светлой памятью погибших мы обязаны сохранить мир, чтобы никогда не повторилась война, подобная минувшей.

Год назад не стало моего дедушки. Но память о нем всегда останется не только в моем сердце и сердцах родных, но и в доброй памяти всех односельчан, которые с глубоким уважением вспоминают моего дедушку. В этом 2005 году у нас в хуторе была установлена мемориальная плита с фамилиями тех, кто защищал нашу Родину. Каждый день, идя в школу, я прохожу мимо памятника неизвестному солдату и мемориальной плиты, и с гордостью читаю имя своего деда – Сухов Николай Михайлович.