Культура  ->  Литература  | Автор: | Добавлено: 2015-05-28

Русская литература XIX века на примере Д. В. Давыдова

Бывают люди, личность которых является как бы художественным произведением самой природы. Всё в них так цельно, так ловко пригнано одно к одному, что уж, кажется, больше нечего и добавить. Это люди единой страсти, единого увлечения, заполняющего всю их жизнь, определяющего все их мысли и поступки.

Есть человеческие качества, которые ценят во все времена: благородство, искренность, прямота, душевная открытость, преданность Отечеству, самоотверженность, рыцарская доблесть. Такими чертами покоряет современников поэт – партизан, гусар, кавалерист, мастер конной атаки Денис Васильевич Давыдов. Эти качества привлекают к нему неизменное, благосклонное внимание потомков на протяжении двух столетий.

Биография

Детство

Родился Денис Васильевич Давыдов 16 июля 1784 года в Москве, в семье кавалерийского офицера. Дворянский род Давыдовых вел свою историю от храброго татарского мурзы и дал России много замечательных воинов и офицеров. Они дослуживались до бригадирских и генеральских чинов, но никогда не бывали временщиками и царедворцами.

Рос и воспитывался Денис Давыдов в военной среде, «под солдатской палаткой», кочуя с отцом по местам стоянок его полка. С ранних лет мечтал только о военной карьере. Мальчик с детства проникся чувством горячей любви к великому русскому полководцу А. В. Суворову. Денис грезил Суворовым во сне и наяву; особенно возросло это чувство после того, как он своими глазами увидел великого полководца и даже разговаривал с ним.

Встреча с Суворовым

Семи лет мальчик был уже знаком с бытом военного лагеря, а девяти – видел «великого Суворова».

Однажды, в 1793 году, Александр Васильевич Суворов, в ту пору командовавший кавалерийским корпусом, возвращался с маневров. В белой рубашке и солдатской каске, без ленты и орденов, прискакал он на саврасом калмыцком коне в лагерь Полтавского легкоконного полка. Все население лагеря и близлежащего села высыпало в поле. Каждый хотел хоть издали взглянуть на знаменитого полководца. Прибежал и сын полкового командира Давыдова – резвый девятилетний Денис. Он весь был взор и внимание, весь – любопытство и восторг.

Суворов остановил коня и спросил мальчика:

- Любишь ли ты солдат, друг мой?

- Я люблю Суворова; в нем всё: и солдаты, и победа, и слава, - мгновенно ответил тот.

- О, помилуй бог, какой удалой! Это будет военный человек.

Так великий Суворов напророчил Денису Давыдову его судьбу.

Об этой встрече, как о самом своем сильном детском впечатлении, он рассказал в очерке «Встреча с великим Суворовым».

Часть своих детских лет Давыдов провел в имении своего отца в Бородине, у места будущей великой исторической битвы русского войска с полчищами Наполеона.

Давыдов, как почти и все его сверстники из дворянской среды, учился дома под руководством наемного домашнего учителя (гувернера). О своем образовании он писал в автобиографии так: «Готовили. для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке. »

Д. В. Давыдов - воин и поэт

Давыдов – воин

В 1801 году Давыдов явился в Петербург и, несмотря на малый рост, добился зачисления в особо привилегированный Кавалергардский полк, куда принимали только высоких, бравых молодцов.

Давыдов на военной службе не переставал пополнять своё образование, усердно изучал военную историю, французский язык, очень увлекался литературой. У него были литературные способности, он любил поэзию и сам сочинял стихи. В некоторых своих стихотворениях Давыдов довольно резко нападал на самодержавие и придворных вельмож. В наказание за это Давыдов был уволен из гвардии и переведен в Белорусский гусарский полк, стоящий тогда в Киевской губернии.

В Западной Европе в это время шла война с Наполеоном, в которой участвовала и Россия. Давыдов всем сердцем рвался в действующую армию. Но Александр I, не любивший Давыдова за независимый характер и свободомыслие, боялся его как автора смелых стихотворений и не разрешил ему отправиться в армию.

С большим трудом удалось Давыдову устроиться адъютантом к Багратиону. Так началась боевая служба Дениса Давыдова. За участие в войне с Наполеоном в 1806 - 1807 годах Давыдов был награжден орденами и золотым оружием с надписью «За храбрость». Вскоре после этой войны Давыдов участвовал в войне со Швецией.

В следующем году с финляндского севера Давыдов направился на юг, на берег Дуная, где уже с 1806 года шли непрекращающиеся военные действия с Турцией. Здесь он отличился при осаде крепостей Силистрии и Шумлы. Все эти годы он был бессменно адъютантом Багратиона.

Весной 1812 года Давыдов был назначен подполковником Ахтырского гусарского полка.

Давыдов в своей автобиографии писал: «Мир и спокойствие – и о Давыдове нет слуха; его как бы нет на свете; но повеет войной – и он уже тут, - торчит среди битв, как казачья пика».

Война 1812 года

В народной памяти имя Дениса Давыдова неотделимо от Отечественной войны 1812 года как имя зачинателя и одного из руководителей армейского партизанского движения, которое сыграло немаловажную роль в победоносном исходе войны.

1812 год застал Давыдова уже много повоевавшим офицером, с богатым боевым опытом. Он глубоко постиг народный, национально-освободительный характер этой войны. Патриотическое одушевление народа, поднявшегося на борьбу за освобождение отечества, подсказало Давыдову его замечательный «план партизанских действий». Он представил этот план главнокомандующему Кутузову накануне Бородинской битвы, и ему же было поручено испытать его на деле.

Война 1812 года – звездный час Дениса Давыдова. Судьба распорядилась так, что село Бородино, где 26 августа 1812 года развернулось генеральное сражение Отечественной войны, принадлежало семье Дениса Давыдова. Перед сражением он вспоминал: «Там, на пригорке, где некогда я резвился и мечтал, где я с жадностью читал известия о завоевании Испании Суворовым, о перекатах грома русского оружия на границах Франции, - там закладывали редут Раевского. Все переменилось. Завернутый в бурку и с трубкой в зубах лежал я под кустом за Семеновским, не имея угла не только в собственном доме, но даже и в овинах, занятых начальниками. Глядел, как шумные толпы солдат разбирали избы и заборы Семеновского, Бородина и Горок для строения биваков и раскладывания костров. Слезы воспоминания сверкнули в глазах моих, но скоро осушило их чувство счастья видеть себя и обоих братьев своих вкладчиками крови и имущества в сию священную лотерею!»

Всю Отечественную войну Давыдов провел в седле. Командуя небольшим отрядом, составленным из гусар и казаков, он проникал в глубокий тыл неприятеля, смело вступал с ним в неравный бой, брал много пленных и трофеев, формировал из крестьян партизанские дружины и снабжал их оружием, захваченным у противника.

Много в этот год кровавый,

В эту смертную борьбу,

У врагов ты отнял славы,

Ты — боец чернокудрявый

С белым локоном на лбу! —

Н. М. Языков

Слава о боевых подвигах Давыдова вышла далеко за пределы России, о нем писали во многих европейских журналах и газетах. Лучшие граверы запечатлели его облик.

Этот портрет исполнен английским гравером Дюбургом по оригиналу известного рисовальщика А. О. Орловского. Лист был издан в Лондоне еще в 1814 г. С любопытной надписью: “Полковник Давыдов, прозванный черным капитаном, полковник русских ахтырских гусар. Первый офицер, который был отражен как партизан в кампании 1812 года. Он наводил ужас на общего врага по всей линии французской коммуникации под именем черного капитана. Выдающийся поэт”.

Давыдов изображен на коне, в казачьем чекмене, с казачьей шашкой, с большой бородой, на фоне палаточного лагеря. За ним едут два гусара Ахтырского полка, которым он командовал.

Сам Давыдов в записках “Дневник партизанских действий 1812 г. ” объясняет, почему он был вынужден сменить свой гусарский мундир на казачий чекмень. Крестьяне часто принимали его за француза и встречали топорами да вилами.

Другое не менее известное изображение (народный лубок) легендарного героя, партизанского вождя Дениса Давыдова на лошади долгие годы можно было встретить в России буквально повсюду — от крестьянской избы до знатного дома.

В далеком заточении декабрист Вильгельм Кюхельбекер вспоминал об этой картине:

. Софа, в углу комод, а над софою

Не ты ль гордишься рамкой золотою,

Не ты ль летишь на ухарском коне,

В косматой бурке в боевом огне,

Летишь и сыплешь на врагов перуны,

Поэт- наездник, ты, кому и струны

Волшебные и меткий гром войны

Равно любезны и равно даны.

Более того, портрет Давыдова-партизана, как символ Отечественной войны и народного гнева, перед которым не устояла наполеоновская армия, вышел за пределы российские и украсил, например, кабинет шотландского поэта и романиста Вальтера Скотта. Давыдов писал Скотту: «Горжусь весьма, милостивый государь, что гравированный портрет мой давно уже находится в вашем кабинете оружий, столь тщательно вами собираемых».

«Партизанские поиски» 1812 года доставили Давыдову громкую славу, вышедшую далеко за пределы России. Однако при всем том Давыдов чувствовал себя человеком несправедливо обиженным, обойденным по службе. Так оно и было на самом деле. В придворных кругах к Давыдову продолжали испытывать острую неприязнь. Значение партизанской войны и заслуги Давыдова замалчивались. Участвуя в заграничных походах русской армии, он постоянно сталкивался с враждебным и несправедливым отношением к себе. В 1813 году лишь заступничество Кутузова спасло его от военного суда. Вернувшись в Россию, прославленный военачальник служит в глухой провинции на незначительных должностях и в 1823 году, не выдержав притеснений и унижений, выходит в отставку. Позднее Давыдов все же принимал участие в войне на Кавказе (1826) и в Польше (1831) и, наконец, навсегда расстался с армией.

Встряска, которую Давыдов пережил в 1804 году, научила его некоторой осторожности, и с открытым политическим вольномыслием, так отчетливо проявившимся в его ранних стихах (например, «Голова и Ноги»), он простился. После окончания Отечественной войны он тесно общался с некоторыми учредителями и участниками декабристского подполья, но от вступления в тайное общество уклонился и даже спорил с будущими декабристами по вопросам их революционной программы и тактики.

С 1832 года Денис Давыдов в отставке, покойно и счастливо жил в симбирских и оренбургских имениях, занимался хозяйством, устроил винокуренный завод, охотился, влюблялся, будучи человеком женатым и многодетным (десять детей!) отцом, в юных очаровательных соседок, писал лирические стихи и красочную военную прозу, наезжал в Петербург и Москву к друзьям-писателям, купил в 1835 году красивую и поместительную городскую усадьбу на Пречистенке, стал известным литератором. В публичных местах вокруг живописного героя-гусара с седой прядью в черных кудрях собиралась толпа. То была уже слава.

В последние годы Давыдов долго и упорно хлопотал о перенесении праха Багратиона на Бородинское поле и в конце концов добился этого. Церемония должна была произойти в день 27-летия сражения при Бородине, и Давыдова назначили командиром почетного эскорта, которому предстояло сопровождать останки прославленного генерала к месту их погребения. Но дожить до этого дня Давыдову было не суждено. 22 апреля 1839 года знаменитый воин, избежавший смерти в десятках сражений, тихо скончался от удара в своем симбирском поместье Верхняя Маза. Похоронен поэт-партизан на Новодевичьем кладбище в Москве. На могиле установлен гранитный бюст героя.

Давыдов – поэт

Первый литературный опыт

В своём стихотворении Денис Васильевич Давыдов писал:

«Я не поэт, а партизан, казак

Я иногда бывал на Пинде, но наскоком. »

Но это, конечно, не так. Он был поэтом большого и самобытного таланта. Стихотворное наследие Дениса Давыдова невелико, но обеспечило за ним почетное место в истории русской литературы.

Первый литературный опыт Дениса Давыдова был неудачным. Живя в Москве, он познакомился с молодыми людьми, воспитывавшимися в Университетском пансионе, и, благодаря им, прочел альманах Карамзина "Аониды". Знакомые имена под некоторыми статейками зажгли его честолюбие и заставили приняться за авторство.

Это стихотворение стоило Давыдову больших трудов и большого поту:

Пастушка Лиза, потеряв

Вчера свою овечку,

Грустила и эху говорила

Свою печаль, что эхо повторило:

О милая овечка! Когда я думала, что ты меня

Завсегда будешь любить,

Увы! по моему сердцу судя,

Я не думала, что другу можно изменить!

Первый опыт оказывается просто пародией на сентиментальные изыскания времени.

Басни

Позднее появляются первые сатиры и эпиграммы. В 1803 году Давыдов пишет басню «Голова и Ноги» (1803). В басне Денис Давыдов использовал сюжет, известный по басне Эзопа «Живот и Ноги» (приложение 2). Басня «Голова и Ноги» сделала имя автора скандально известным. Над головой Дениса Давыдова стали сгущаться тучи. Было за что. В басне он делал всем понятный намек, что монарх, плохо управляющий подданными, может от них и пострадать. Понять, кто «Голова», а кто «Ноги» – можно было с первых же строк:

Уставши бегать ежедневно

По грязи, по песку, по жесткой мостовой,

Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

«За что мы у тебя под властию такой,

Что целый век должны тебе одной повиноваться»

Естественно, что Голова, как и подобает самодержцу, дает резкую отповедь справедливым упрекам:

«Молчите, дерзкие, – им Голова сказала, –

Иль силою я вас заставлю замолчать!.

Как смеете вы бунтовать,

Когда природой нам дано повелевать?»

На что автор устами Ног делает крамольный вывод:

«Коль ты имеешь право управлять,

То мы имеем право спотыкаться,

И можем иногда, споткнувшись, – как же быть, –

Твое величество об камень расшибить».

Басню переписывали, читали на дружеских офицерских пирушках и в светских салонах. Несомненно, прочитали ее и во дворце. Когда после смерти поэта и министра Державина, бывшего близким к молодому императору, разбирали его архив, нашли текст басни. Давыдову «объяснили» недопустимость подобных поступков для гвардейского офицера. Несмотря на явное неодобрение со стороны власти, поэт, приобретший репутацию человека неблагонадежного и дерзкого, стал пользоваться большой популярностью в Петербурге. По молодости он был этому безумно рад, не задумываясь о последствиях.

Окрыленный успехом, Давыдов пишет вторую басню – «Быль или басня, как кто хочешь назови», которая является переложением басни французского писателя Л. Ф. Сегюра «Ребёнок, зеркало и река». В этой басне он не просто обвиняет монарха в жестокости, но и отваживается на откровенную дерзость, восклицая: «Монарх, стыдись!». Эта басня в списках имела также заглавия «Река и зеркало», «Деспот», «Бич». Уже в этой басне угадывается замечательный талант поэта, - недаром же эта басня долго и упрямо приписывалась Пушкину (которому в пору ее написания было четыре года!) В первой, и во второй басне Давыдов заостряет трактовку сюжета, применяя иносказательные ситуации к русской действительности.

В 1804 году Давыдов пишет еще одну басню – «Орлица, Турухтан и Тетерев». В образе Орлицы без труда узнавалась Екатерина II, которую гвардия боготворила, в злобном и напыщенном Турухтане (болотном петушке) – император Павел I , а в глуховатом Тетереве – молодой монарх Александр I. Басня без особой завуалированности намекала на убийство императора Павла при молчаливом попустительстве его сына, унаследовавшего престол. А закончил ее поэт призывом: «Не выбирать в цари ни злых, ни добрых петухов».

После этой басни долготерпению власти пришел конец. Если первую басню можно было списать на молодость автора, то прямое обвинение императора в причастности к отцеубийству и сравнение его с глупым тетеревом простить не могли. К счастью, вмешались влиятельные родственники, и с Давыдовым поступили на удивление мягко, его отчислили из гвардии и отправили в провинциальный Белорусский гусарский полк.

Анализ басни «Голова и ноги»

Уставши бегать ежедневно

По грязи, по песку, по жесткой мостовой,

Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

«За что мы у тебя под властию такой,

Что целый век должны тебе одной повиноваться;

Днем, ночью, осенью, весной,

Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскаться

Туда, сюда, куда велишь;

А к этому еще, окутавши чулками,

Ботфортами да башмаками,

Ты нас, как ссылочных невольников, моришь

И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,

Покойно судишь, говоришь

О свете, о людях, о моде,

О тихой иль дурной погоде;

Частенько на наш счет себя ты веселишь

Насмешкой, колкими словами, —

И, словом, бедными Ногами

Как шашками вертишь». —

«Молчите, дерзкие, — им Голова сказала, —

Иль силою я вас заставлю замолчать!.

Как смеете вы бунтовать,

Когда природой нам дано повелевать?» —

«Все это хорошо, пусть ты б повелевала,

По крайней мере, нас повсюду б не швыряла,

А прихоти твои нельзя нам исполнять;

Да, между нами ведь признаться,

Коль ты имеешь право управлять,

Так мы имеем право спотыкаться

И можем иногда, споткнувшись — как же быть, —

Твое Величество об камень расшибить».

Смысл этой басни всякий знает.

Но должно — тс! — молчать: дурак — кто все болтает.

Басенный жанр уходит корнями в далёкое прошлое. Эзоп, Лафонтен, Крылов сделали этот жанр бессмертным, и млад и стар, и мудрец-философ и человек, в науках не искушённый, ценят и любят басни за остроумие, живость, меткость, динамизм, простоту языка. Однако простота эта кажущаяся. Недаром так мало в мировой литературе имён действительно великих баснописцев.

Поэтому надо быть по-настоящему хорошим поэтом, чтоб в эпоху Крылова создать талантливую и оригинальную басню. Д. Давыдову это удалось. Иронический склад ума, честность, открытость, любовь к меткому, острому слову помогали поэту.

Басня «Голова и Ноги» создана в 1803 году. Аллегорические образы очень просты. Тема её вечна: народ и власть, если быть точнее, то голова - это интеллектуальная элита общества, «умственные верхи», а не просто властители.

Сюжет прост, это не обыкновенная сценка, а диалог, спор - кто выше, кто сильнее. Разумеется, голова главнее: « Природой нам дано повелевать». Дальше, не отрицая прав головы, ноги утверждают своё право,- «споткнувшись иногда, твоё Величество об камень расшибить». Эта строка звучит смешно, задорно, иронично. Намёк, издёвка, насмешка, лукавое предупреждение, а вовсе не угроза делают последние строки запоминающимися. Неожиданно оксюморонное сочетание «твоё Величество», внезапно возникает глагол в конце – «расшибить».

Смысл сказанного настолько прозрачен, что поэт решил обойтись без морали. Вернее, ради соблюдения законов басенного жара мораль есть, но только суть этих строк – «должно - тс!- молчать». И от этого ещё более смешным, жалким кажется положение, в котором оказалась голова.

Композиционно, первая часть басни, диалог, является большим по объёму, а финальные строки – кульминация и развязка одновременно.

Течение отвлечённого спора убыстряется и завершается решительно, просто, смело.

Для жанра басни (низкого, по ломоносовской «теории трёх штилей») характерны просторечия «таскаться», «хлопаешь глазами», «швыряли», «вертишь», «людях».

Вместе с тем спор героев о серьёзной политической проблеме, поэтому органично вплетены в разговор политическая лексика: «властию», «повиноваться», «ссылочных невольников», «бунтовать», «силою заставлю», «повелевать», «право», «управлять».

Сравнение «. как шашками вертишь. » кажется нелепым, но именно оно взято из гусарского мира автора, и поэтому звучит своеобразно.

Рассказывая о бытии ног, Давыдов использует множество однородных членов – глаголов («бегать», «таскаться», «повиноваться», «несём», «ходили», «спотыкаться»). Это передаёт активную, деятельную жизнь простых тружеников. А там, где говорится о Голове, преобладают существительные – она «судит», «морит», «хлопает глазами».

Главное в жизни верхов – умственные разговоры. Так подчёркнута паразитическая суть высших слоёв общества.

Живость диалогу придают восклицания, риторические вопросы, фигуры умолчания, вводные предложения, междометия, обращения.

Разностопный ямб с пиррихиями делает стих гибким, позволяет вводить сложные синтаксические конструкции, а точные рифмы – перекрёстные, смежные и опоясывающие, не дают стихам рассыпаться, придают им чёткую стройность.

Басня «Голова и Ноги» - первый литературный успех Давыдова, который он называл «рукописью» и «карманною славой». Правительство также заметило этот успех, и эстандарт-юнкер блестящего кавалергардского полка был выдворен в глухое захолустье, в армейский полк.

Автор, однако, не унывал: «Запрещённый товар – как запрещённый плод: цена его удваивается».

Гусарские стихи и песни

Начав с сатирического жанра эпиграмм и басен, Давыдов вскоре переходит к посланию и песне, наполняя их необычным для русской литературы содержанием.

Денис Давыдов вошел в русскую поэзию как автор гусарских песен и элегий. «Пусть грянет Русь военною грозой – Я в этой песни запевала!» - писал он в 1826 году, а ещё раньше призывал: «Докажи, что ты гусар». Белинский в статье «Сочинение в стихах и прозе Дениса Давыдова» (1840) дал блестящую характеристику поэзии Давыдова: «Муза Давыдова по превосходству военная. Нашему воину – поэту все предметы представлялись сквозь призму военного быта.

Я люблю кровавый бой!

Я рожден для службы царской!

За тебя на чёрта рад,

Наша матушка Россия! – восклицает Давыдов, - и вся жизнь его была оправданием этих слов. Давыдову не было нужды божиться и клясться, что он патриот – ему можно было поверить и на слово. Это отразилось и в его поэзии: стихотворения его, несмотря на ограниченность их числа, разнообразны, но все носят на себе отпечаток взгляда на вещи с одной точки, и потому-то особенно дороги они: в Давыдове русская военная служба нашла себе достойного поэта, и он доказал, что в ней есть жизнь и поэзия, и возвысил её до поэтического апофеоза».

Поэты старшего поколения, касаясь военной темы, торжественно и громозвучно воспевали главным образом сражения, походы, подвиги царей и полководцев, а Давыдов в своих ранних, «гусарских» стихах и песнях открыл новую для русской поэзии область, а именно - военный быт (конечно, офицерский, а не солдатский), и в изображении его далеко отошел от какой бы то ни было торжественности и парадности. Он проник в мир чувств и настроений тогдашнего военного человека.

И хотя в стихах Давыдова дело сводится по большей части к внешним подробностям военного быта - к сабле и коню, трубке и картам, «жестокому пуншу» и «любезным усам», и т. д. - даже на этом материале поэту удалось создать ярко живописный образ «старого гусара». Это не только забубенный весельчак, «ёра, забияка», но и прямодушный, смелый человек, преданный своему патриотическому долгу, чуждый лести, низкопоклонства и всяческих светских условностей. Это был на редкость живой и совершенно реальный образ, производивший впечатление резкой новизны на общем фоне тогдашней поэзии. Такой герой и говорить должен был на присущем ему языке, и Давыдов с большим искусством овладел легким, бойким, непринужденным поэтическим слогом, сохраняющим разнообразные оттенки живой разговорной речи и проникнутым духом острословия. Хорей, любимый стихотворный размер поэта – гусара, становится подобным галопу его боевого коня.

Портрет гусара, созданный в стихах Д. В. Давыдова, с одной стороны, отражал мировоззрение, традиции, нормы поведения военного человека эпохи наполеоновских войн, с другой — давал образец для подражания и оказывал влияние на образ жизни военной молодёжи того времени. Интересно, что сам Давыдов делал всё, чтобы его отождествляли с лирическим героем его же стихов. Недаром он разъезжал во главе своего партизанского отряда не в обычном армейском мундире, а в казачьем чекмене, алых чикчирах и с образом Николы Угодника на груди (дело здесь, конечно, не только в том, что крестьяне принимали его в гусарском мундире за француза). Не случайно, перейдя на службу в пехоту, он добивался права носить усы. Давыдов всегда заботился о своём образе поэта-партизана. Для утверждения этого образа он написал автобиографию «Некоторые черты из жизни Дениса Васильевича Давыдова», которую выдавал за чужое произведение (хотя все прекрасно знали, кто истинный автор, и обвиняли Давыдова в хвастовстве). Автобиография эта предшествовала сборнику его произведений и повествовала не столько о реальном Денисе Васильевиче, сколько о герое его стихов.

Я каюсь! Я гусар, давно, всегда гусар,

И с проседью усов, всё раб младой привычки:

Люблю разгульный шум, умов, речей пожар

И громогласные шампанского оттычки.

Конечно, в “гусарщине” нашли отражение в упрощённом виде многие черты автора, но всё же отождествлять Дениса Давыдова и героя его стихов неверно. Певец гусарских кутежей был умерен в питии, а в карты вообще не играл. Утверждение, что “Давыдов не искал авторского имени”, что “большая часть стихов его пахнет биваком” и что это лишь “пробные почерки пера, чинимого для писания рапортов”, также относится к “литературному” Давыдову. Известно, как тщательно работал Денис Васильевич над своими стихами.

Удалые «зачашные песни» поэта-партизана пользовались громадной популярностью: их переписывали в заветные тетрадки и заучивали наизусть и множество молодых людей «воображали себя Бурцовыми». Поэты всех рангов и направлений наперебой воспевали Давыдова и охотно перенимали его манеру.

Темпераментную «гусарскую» манеру Давыдов в значительной мере сохранил и в наиболее удачных поздних стихах.

Мастерски работая над словом, поэт-партизан никогда не стремился поскорее напечатать свои стихи, довольствуясь тем, что его басни, песни и эпиграммы и без печати рыскали повсюду, как его гусары и казаки. Однажды знакомый спросил Дениса Васильевича, почему он до сих пор (шел 1826 год) не собрал и не издал своих стихотворений. «Эх, братец, к чему? Ведь их и без того все знают наизусть, – шутливо ответил ему Давыдов и, помолчав немного, прибавил: – А издай их, – выйдет книжонка, да они врозь не так и приедаются».

Он, довольствуясь, как сам признавался «рукописною или карманною славой», добавляя: «Карманная слава, как карманные часы, может пуститься в обращение, миновав строгость казенных осмотрщиков. Запрещенный товар – как запрещенный плод: цена его удваивается от запрещения». Лишь через тридцать с лишним лет после первых стихотворных опытов, он решился «на собрание рассеянной своей стихотворной вольницы». Осенью 1832 года, к великой радости друзей и почитателей поэзии Давыдова, в книжных лавках Москвы появился первый и единственный при его жизни сборник стихотворений, изданный в типографии Салаева в малом формате с виньеткой. В нем были помещены тридцать девять произведений, отобранных автором строго и взыскательно, о чем он не преминул написать другу Петру Вяземскому: «Вся Гусарщина моя хороша и некоторые стихи, как «Дашенька», «Бородинское поле», изрядны, но Элегии слишком пахнут старинной выделкой».

Первая, робкая поэтическая ласточка знаменитого партизана не пронеслась невидимкой в первопрестольной столице. Ее сразу заметили и радушно встретили современники.

Любовная лирика. Встреча с музой (Евгенией Золотаревой)

1834 год легендарный гусар-партизан, поэт-воин, герой восьми войн Денис Давыдов, разменяв полсотни лет, вместе с женой и десятком детей прибывает в родовое имение в успокоении и написании героических мемуаров завершить свой путь. Но

Нет, братцы, нет: полусолдат

Тот, у кого есть печь с лежанкой,

Жена, полдюжины ребят,

Да щи, да чарка с запеканкой!

И вот он навещает в Пензе своего боевого соратника по партизанской войне Беркетова, где вдруг по ступеням к нему спускается Муза! Племянница друга, недавняя выпускница пансиона — Евгения Золотарева, она точно светилась особым, таинственным, необычайно притягательным внутренним светом. Любительница искусств и поэзии, она знала много стихов наизусть, в том числе и стихи знаменитого партизана, о чьих подвигах была наслышана от дяди. Сама судьба послала гусару-поэту в ее лице предмет глубокого восхищения и поклонения! Хлынул поток стихов, полных свободного, легкого и счастливого дыхания, лучших стихов.

В тебе, в тебе одной природа, не искусство,

Ум обольстительный с душевной простотой,

Веселость резвая с мечтательной душой,

И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство!.

В жизни седовласого генерала начался бурный ренессанс.

Пламенный поэт умолял Евгению дать ему разрешение на переписку. Однако она, боясь огласки, вначале отказала. Тогда Денис Васильевич заверил ее, что будет свято хранить тайну, прежде всего потому, что он женат, а кроме того, будучи вожаком партизан, он ни разу не выдал ни одного секрета куда более важного.

В каждое свое послание пламенный гусар вкладывал столько любви, что провинциальная красавица была вынуждена его предостеречь: «Язык Вашего письма очень пылок и страстен. Вы заставляете меня трепетать. Зачем Вы вкладываете столько чувства в ту полную шарма и романтики дружбу, которая меня так радует?» — «Вы осмелились предложить мне дружбу?! — отвечал Евгении глубоко опечаленный Денис Давыдов. — Но, помилуйте, мой жестокий друг! Любовь, раз возникнув в жизни, никогда потом не уничтожается, не превращается в ничто. Будьте серьезнее хоть раз в жизни! Умоляю Вас!»

Ты сердцу моему нужна для трепетанья,

Как свет очам моим, как воздух для дыханья!.

Ах! чтоб без трепета, без ропота терпеть

Разгневанной судьбы и грозы и волненья,

Мне надо на тебя глядеть, всегда глядеть,

Глядеть без устали, как на звезду спасенья!

Друзья поэта, восхищенные стихами Давыдова, вопреки его просьбе, публикуют их, да еще с припиской — «Пенза». Жена запрещает ему поездки к Беркетову, но пламенный гусар еще надеется на встречи.

Я вас люблю так, как любить вас должно:

Наперекор судьбы и сплетней городских,

Наперекор, быть может, вас самих,

Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.

Я вас люблю без страха, опасенья

Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы,

Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья.

Я вас люблю затем, что это — вы!

Вскоре Евгения выходит замуж за нелюбимого и немолодого помещика Мацнева, а Денис Давыдов возвращается в Москву.

Но где б я ни был, сердце дани —

Тебе одной. Чрез даль морей

Я на крылах воспоминаний

Явлюсь к тебе, приют мечтаний

И мук, и благ души моей!.

Он прожил еще пять лет, и хрустальная небесная музыка любви звучала в его душе до последних дней. Его «Романс», положенный на красивейшую музыку, сейчас один из самых любимых — «Не пробуждай, не пробуждай». Это даже не романс, обращенный к «виновнице моей мучительной мечты», это песнь-молитва к самому себе, к своей душе. Умом понимая всю зыбкость и безнадежность своей страсти, он просит:

Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений,

И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!.

Анализ стихотворения «Не пробуждай, не пробуждай»

Моих безумств и исступлений

И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

Не повторяй мне имя той,

Которой память — мука жизни,

Как на чужбине песнь отчизны

Изгнаннику земли родной.

Не воскрешай, не воскрешай

Меня забывшие напасти,

Дай отдохнуть тревогам страсти

И ран живых не раздражай.

Иль нет! Сорви покров долой!.

Мне легче горя своеволье,

Чем ложное холоднокровье,

Чем мой обманчивый покой.

Романс – это стихотворное и музыкальное произведение для сольного пения с инструментальным аккомпанементом. Называя своё стихотворение «Романс», Давыдов соблюдает определённые законы жанра.

Лирическое стихотворение отличается остротой и драматизмом. По форме оно представляет собой диалог с воображаемым собеседником. Это свойственно многим романсам (Е. А. Баратынский «Разуверение», М. Ю. Лермонтов «Нет, не тебя так пылко я люблю» и др. ). Но обычно лирический герой обращается к возлюбленной, а у Давыдова иначе. Его герой доверительно и взволнованно рассказывает о своих чувствах кому-то третьему, несомненно, очень близкому другу, кому известны все перипетии этого романса и кто пытается утешить его или вернуть к былым волненьям. Кажется, что автор писал этот романс на одном дыхании, ведь он похож на молитву, которая жаркой волной льётся из уст Давыдова. Он как бы молит кого-то: «не пробуждай, не пробуждай», «не воскрешай, не воскрешай». Так молит человек, уставший от чувств, которые теснятся в его душе, измученный образами той единственной, лик которой возникает, стоит лишь закрыть глаза. Так говорит человек, желающий забыть навсегда, но понимающий, что это невозможно.

Но так нам кажется лишь до четвертого «четверостишия». В нём поэт уже оставил попытки скрыть свои истинные чувства, усмирить порывы души, он будто сдаётся на милость победителю, которой является возлюбленная.

И вот – это уже романс, который он может петь ей, стоя под окнами, не скрывая ничего.

Романс состоит из двух частей: первая - большая, 3 катрена. Она показывает, как трудно герою, насколько глубоки и прочны его чувства. Все части её схожи, они пропитаны мольбой и безысходной тоской. Вторая часть, мимолётна и коротка, совершенно непохожая на первую и преисполненная этой минуткой счастья, временной слабиной трезвого рассудка. Она как глоток свежего, свободного воздуха - также мала и быстро испаряется.

Герой этого романса не бравый гусар, воин и весёлый гуляка. Он совершенно иной-молящий и закрытый, запрещающий самому себе (больше никто и не посмел бы!) любить.

Слова, которые являются ключевыми: «не пробуждай», «не возвращай», «не воскрешай» повторяются по два раза, так показано упорство, настойчивость, а также их главенство. Если внимательно прочитать романс, прислушиваясь к каждому звуку, можно услышать, как сходит на нет решимость героя. Так получается благодаря звукам «ж» и «р» в словах «не пробуждай», «не раздражай» и тихому шелесту буквы «ш» в словах «не возвращай», «не воскрешай».

Сравнение воспоминаний о возлюбленной с тоской по родной земле лишний раз показывают полноту и силу чувств, а также заставляют поверить, что ностальгия знакома герою не понаслышке.

Первые три катрена звучат стройно, размеренно и напевно. Как в любом романсе, напевность создают повторы: удвоение (1,4,9 строчки), кольцо (1-ая и 4-ая строка в первой строфе). Каждая строфа представляет собой законченное предложение, что тоже является законом романса. В 1-ой строфе в 3,4 строчках инверсия помогает замкнуть кольцо: сказуемое, дополнение – дополнение, сказуемое. Эпитет «мимолётное сновиденье» - так герой передаёт своё жгучее чувство - передаёт разочарованность любящего. Во второй строфе память о возлюбленной названа мукой жизни (перифраз), и горькое вспоминание о ней сравнивается с острой тоской изгнанника, услышавшего на чужбине «песнь отчизны». Отметим антитезу: «чужбина» - «отчизна», которая передаёт пронзительную боль утраты самого дорогого. В третьем четверостишии олицетворения «меня забывшие напасти», «дай отдохнуть тревогам страсти», метафора - «ран живых не раздражай» передают глубину и силу душевных мук любящего.

Последняя строфа отличается своим решительным тоном, даже глаголы в ней отличаются: мягкие и просящие «не пробуждай, не повторяй, не воскрешай, не раздражай» резко контрастируют с требовательным, острым глаголом «сорви»!

Неповторимую напевность стиху придаёт его строгая ритмическая организация: 4-х стопный ямб с пиррихиями, чередование мужских и женских рифм, одинаковые кольцевые рифмы во всех строфах.

Хотя время везде будущее, оно различается. В первой части тянется, еле-еле движется, но во второй оно убыстряется, стремительно бежит, не давая насладиться «минуткой счастья».

Стихотворение поэта-воина о любви полно не слезливым восторгом, а мужеством, силой, глубиной подлинного страданья, которое и есть счастье.

Крылатые строки поэзии Д. Давыдова

Одна из самых известных крылатых строк Д. В. Давыдова из «Песни старого гусара»:

«Жомини да Жомини!»

А об водке – ни полслова!

Жомини – генерал Анри Жомини (1779 – 1869), военный теоретик, по происхождению швейцарец. Служил во французской армии, с 1813 года – военный советник Александра I. Основатель русской Академии генерального штаба.

Выражение это стало применяться в тех случаях, когда говорят обо всем, но ничего о самом главном.

Л. Н. Толстой поставил давыдовские строки о Жомини эпиграфом к своему рассказу «Два гусара» (1856), Чехов использовал в пьесе «Иванов», И. И. Панаев – в повести «Онагр» (1841).

Элегические мотивы также нашли отражение в крылатых строках Давыдова. В рассказе Куприна «Брегет» (1897) один из участников пирушки ротмистр Иванов затянул фальшивым баритоном «Песню старого гусара» («Где друзья минувших лет, где гусары коренные. »), нещадно перевирая слова.

Давыдовское выражение: «То был век богатырей! Но смешались шашки», - встречается в романе Лескова «Обойденные» (1865).

Сроки Д. Давыдова:

Минул век богатырей,

И смешались шашки;

И полезли из щелей

Мошки да букашки.

использовали в своих статьях Писарев и М. Горький.

Давыдовская крылатая строка о Бурцове, ёре и забияке, прочно вошла в русскую литературную традицию. В пьесе Гоголя «Игроки» о «гусаре» Глове говорят: «Ревнив и задорен, как черт. Я думаю, господа, из него просто выйдет Бурцов иора, забияка».

Посвящения воину и поэту

Ни один из русских поэтов не удостоился при жизни такого количества дружеских посланий и посвящений. И почти во всех – удивление странным, противоестественным соединением поэзии и войны.

➢ В день брани – ты любитель брани!

В день мира – ты любимец муз!.

(П. Вяземский, 1814);

➢ Ты вместо речи и ответов

Плечом да шпорой говоришь

(П. Вяземский, 1816);

➢ Усач. Умом, пером остер он, как француз;

Но саблею французам страшен

(Ф. Глинка, 1824);

➢ Питомец муз, питомец боя

(Е. Боратынский, 1824);

➢ Певец лихой и сладкогласный

Меча, фиала и любви!.

(Н. Языков, 1833);

➢ С бородою бородинской

Завербованный в певцы

(П. Вяземский, 1864).

А ещё более странное единение – поэта и воина – почему-то не казалось удивительным.

➢ Давыдов, воин и поэт!

И в мире и в боях равно ты побеждаешь

(С. Нечаев, 1816);

➢ Мой друг, усатый воин!

Вот рукопись твоя

(В. Жуковский, 1818);

➢ Певец – гусар, ты пел биваки

(А. Пушкин, 1821);

➢ Венком певца, венком героя

Чело украшено твоё

(Е. Боратынский, 1824);

➢ Но ты, друг музам и Арею

(П. Вяземский, 1827);

➢ Тебе, певцу, тебе, герою

(А. Пушкин, 1836);

➢ Вот тебе, поэт – рубака

(С. Стромилов, 1830-е);

➢ Где ты, наш воин – стихотворец?.

(Е. Ростопчина, 1839);

➢ И вот сошел во мрак могильный

Ваш сослуживец, ваш поэт!

(П. Вяземский, 1854)

Это вечное «приложение»: «поэт – партизан», «поэт – воин», «певец – витязь», «певец – гусар», «певец – герой», «поэт – рубака», «воин – стихотворец» и даже: «поэт – сослуживец»! В отношении к Д. Давыдову сочетания подобного рода стали настолько привычны, что мы перестали замечать их несочетаемость.

Вяземский ещё в 1814 году, в ту пору, когда слава воинских подвигов Д. Давыдова гремела по всей России, очень точно обнажил это сочетание, сопроводив его символическими атрибутами поэта и воина:

Анакреон под доломаном,

Поэт, рубака, весельчак!

Ты с лирой, саблей иль стаканом

Равно не попадешь впросак.

В. Г. Белинский писал: « Давыдов, как поэт, решительно принадлежит к самым ярким светилам второй величины на небосклоне русской поэзии. Но чтоб понять Давыдова как поэта, надо сперва понять его как Давыдова, то есть как оригинальную личность, как чудный характер, словом, как всего человека. Он был поэт в душе; для него жизнь была поэзиею, а поэзия жизнью».

3. Денис Давыдов и Александр Пушкин.

Яркая, оригинальная личность Давыдова, его необычайно своеобразная поэзия привлекали к нему внимание и симпатии окружающих, в том числе и Пушкина. Еще в лицейские годы Пушкин много слышал о герое-партизане Давыдове и читал его стихи, ходившие по рукам в списках. Пушкина пленял необычный слог давыдовских стихов, остроумие его басен и эпиграмм.

Певец – гусар, ты пел биваки,

Раздолье ухарских пиров,

И грозную потеху драки,

И завитки своих усов.

С веселых струн во дни покоя

Походную сдувая пыль,

Ты славил, лиру перестроя,

Любовь и мирную бутыль

Красноречивый забияка,

Повеса, пламенный поэт

Так воспринимал молодой Пушкин «гусарскую» лирику Давыдова, яркую и эмоциональную, навеянную патриотическим пафосом Отечественной войны 1812 года, одним из героев которой он был. Позднее Пушкин признавался, что он не сделался подражателем Батюшкова и Жуковского благодаря Давыдову, который дал ему почувствовать еще в Лицее возможность быть оригинальным.

Личное знакомство поэтов произошло зимой 1818-1819 года в Петербурге. Александр Сергеевич через всю жизнь пронес восторженное увлечение “Денисом-храбрецом”.

С воспоминаниями о встречах на юге можно связать портрет Давыдова, набросанный Пушкиным в начале 1825 года на полях рукописи Евгений Онегин».

В 1820-е годы Давыдов жил в Москве, и Пушкин в свои приезды сюда встречался с ним (1829, 18310). Об одной из встреч поэт – партизан писал П. А. Вяземскому в начале 1830 года: «Пушкин хвалил стихи мои, сказал, что в молодости своей от стихов моих стал писать свои круче и приноравливаться к оборотам моим».

Пушкин горячо любил Давыдова, дорожил его дружбой. На «мальчишнике», устроенном Пушкиным накануне своей свадьбы, где присутствовали самые близкие друзья поэта, был и Давыдов.

Первую половину 1830-х годов Давыдов жил с семьей в своем Симбирском имении и в обширной переписке с Вяземским и другими современниками неизменно интересовался Пушкиным. Он ждет продолжения «Онегина» и признается, что «эта прелесть» у него вечно в руках. Подсказанные им крылатые фразы и поговорки использованы поэтом в качестве эпиграфов к «Пиковой даме» и «Капитанской дочке». Январь 1836 года Давыдов провел в Петербурге и почти ежедневно встречался с Пушкиным и их общими друзьями. В одну из таких встреч поэт подарил другу «Историю Пугачева», сопроводив ее обращением к нему:

Тебе певцу, тебе герою!

Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

Скакать на бешеном коне

Вот мой Пугач: при первом взгляде

Он виден – плут, казак прямой!

В передовом твоем отряде

Урядник был бы он лихой.

«Это для меня диплом на бессмертие», - сказал растроганный Давыдов. В это же время Пушкин привлек Давыдова к участию в «Современнике» и опубликовал в нем шесть его стихотворений и две статьи о партизанской войне и занятии Дрездена в 1813 году.

Давыдов преклонялся пред гением Пушкина — «единственного родного моей душе поэта», дорожил его мнением, посылал на его суд свои произведения. «Совестно мне посылать тебе мои сердечные бредни, но, если прикажешь, исполню повеление Парнасского отца и командира. Надо только, чтобы повеление писано было нецеремониально и слово вы заменилось словом ты. Тогда на все готов».

Посылая Пушкину свои статьи «О партизанской войне», Давыдов пишет Пушкину: «При всем том прошу поправить слог. во всей статье. Я. писал во все поводья, следственно, перескакивал чрез кочки и канавы,— надо одни сгладить, другие завалить фашинником, а твой фашинник из ветвей лавровых. Весь твой».

Трагическая гибель поэта была воспринята Давыдовым как личное и национальное горе:

«Какое ужасное несчастье! Какая потеря для России! Действительно, это всенародное несчастье! Более писать, право, нет духа.

Веришь ли, что я до сих пор не могу опомниться,— так эта смерть поразила меня. Пройдя сквозь огонь наполеоновских и других войн, многим подобным смертям я был виновником и свидетелем, но ни одна не потрясла душу мою подобно смерти Пушкина. Как Пушкин-то и гением, и чувством, и жизнью, и смертью парит, над нами!» — писал Давыдов П. А. Вяземскому.

Образ Дениса Давыдова в кинематографе и литературе

Отражённая слава Давыдова была запечатлена в романе «Война и мир» Л. Н. Толстого (Василий Денисов) и в фильме «Эскадрон гусар летучих».

Фильм о Давыдове «Эскадрон гусар летучих»

В 1980 году на киностудии детских и юношеский фильмов им. Горького режиссеры-постановщики С. Степанов и Н. Хубов сняли фильм о доблестном гусаре, герое войны 1812 года Денисе Васильевиче Давыдове. Названием фильма послужила строчка из его стихотворения "Гусарский пир" - "Эскадрон гусар летучих". На главную роль был приглашен тогда мало известный молодой актер Андрей Ростоцкий.

Фильм рассказывает об отважном и бесстрашном гусаре и поэте, генерал-лейтенанте Денисе Давыдове. Подвиги и приключения Давыдова, ставшего легендарным при жизни, вызывали не только восхищение и радость друзей, но и злобу высокопоставленных завистников. Сам Давыдов был выше происков соперников. Легко и непринуждённо одерживая свои победы, Денис Давыдов смог пожертвовать личным счастьем, укрыв свои переживания от тех, кто с восхищением и завистью наблюдал за этим удивительным баловнем судьбы, за этим неординарным представителем своей эпохи.

Музыка, написанная к фильму А. Журбиным, прекрасные песни и романы в исполнении Александра Хочинского на стихи поэта-партизана органически вплетаются в сюжет, делая фильм более красочным, более живым. Надо сказать, что многие стихи Давыдова, использованные в фильме, были написаны им значительно позднее 1812 года. Однако эта историческая неточность ничуть не принижает достоинств фильма. Напротив, за два с половиной часа экранного времени перед зрителем открывается многогранная натура гусарского командира, отважного рубаки, пылкого любовника и честного дворянина, которому чужды пошлость штабных лизоблюдов и общество "благородных" особ, где "откровенность в кандалах, где тело и душа под прессом". Как в любом художественном произведение в фильме "Эскадрон гусар летучих" встречаются некоторые отклонения от исторических событий. Но оставим это в тени. Авторы создали прекрасный художественный кинофильм.

Василий Денисов

Лев Толстой увековечил Давыдова в романе «Война и мир» в образе беззаветного храбреца-партизана Василия Денисова.

Среди героев «Войны и мира» есть исторические, реально существовавшие лица: Кутузов, Наполеон, Александр I, Багратион, Вейротер. Толстой рисует каждого из них так, как он видит,— иногда вовсе необъективно; например, Наполеон, конечно, был на самом деле не таким, как его изобразил Толстой.

Многих героев романа писатель выдумал. Только у одного человека в романе есть вполне определенный прототип — у Денисова. Он «списан» с известного поэта-партизана, героя войны 1812 года Дениса Давыдова. Даже именем подчеркнута связь между литературным героем и живым человеком: Давыдова звали Денис Васильевич, у Толстого в романе — Василий Денисов.

Но, описывая в четвертом томе партизанскую войну, Толстой упомянет никак не связанную с Денисовым деятельность Дениса Давыдова — и этим как бы отделит его от героя романа.

Вот как описывает Лев Толстой Василия Денисова в своем романе: «Денисов был маленький человечек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмаченными усами и волосами».

Знаменитый романист находит для Давыдова (Денисова) емкие проникновенные слова, в то время как многих полководцев пишет широкими общими мазками.

Лихой кавалерист, рубака, азартный игрок и мастер выпить, он в то же время романтически влюблен в женщину, именуемую «она», и рассказывает Ростову в самых возвышенных выражениях: «Ей пишу. Мы спим, пока не любим. Мы дети праха. а полюбил — и ты бог, ты чист, как в первый день созданья. »

Музей Д. Давыдова в селе Верхняя Маза

Денис Васильевич Давыдов будет жить воспоминаниями о победе в 1812 году, гордиться ими. Но неугодному генерал-лейтенанту дадут отставку, и придется гусару сменить мундир на фрак и сбрить усыВот тогда-то, уезжая в степное имение своей жены, в село Верхняя Маза Сызранского уезда Симбирской губернии, он подарит на память Василию Андреевичу Жуковскому свой левый ус, приложив к столь оригинальному сувениру свой послужной список, в котором официально подтверждается участие во многих боевых кампаниях, в том числе в походах 1812-1814 годов

И сюда, в Верхнюю Мазу, будут приходить письма от Пушкина, Вяземского и других русских поэтов, генерала Ермолова, французского академика Арно, английского писателя Вальтера СкоттаОтсюда, из Верхней Мазы, почти десять лет Денис Давыдов будет посылать свои произведения в пушкинскую «Литературную газету», «Современник», «Сын Отечества», «Библиотеку для чтения»Здесь, в Верхней Мазе, будут написана интереснейшая часть военно - исторических записок, созданы лучшие стихи лирического цикла

В селе Верхняя Маза помнят своего прославленного земляка, в средней школе организован музей поэта. На месте, где до перезахоронения в Москву хранился прах Дениса Давыдова, разбит сквер, в котором установлен бронзовый бюст поэта (скульптор Р. А. Айрапетян).

В 1984 году к 200-летию героя Отечественной войны 1812 года, поэта Дениса Васильевича Давыдова в Верхнемазинской средней школе был создан историко-литературный музей. Юные краеведы под руководством молодого, увлеченного школьного учителя Александра Михайловича Бабина собрали огромный материал.

В основу экспозиции музея легли материалы из архивов, музеев, театров Москвы, Ленинграда, Смоленска, Астрахани, Севастополя, Куйбышева, Горького, Кустаная, Уссурийска, Перми, Пензы, Сызрани, Ульяновска и многих других городов страны; документы, письма, фотографии и книги, присланные и переданные юным краеведам при встрече с потомками Д. В. Давыдова. В музее хранится уникальный гусарский костюм, в котором Андрей Ростоцкий сыграл роль поэта в известном фильме «Эскадрон гусар летучих».

В день рождения Дениса Давыдова, на праздник «Тебе - певцу, тебе - герою!», который проходит в последние выходные июля, в Верхнюю Мазу съезжаются любители гусарских воинских забав, авторской песни, отдыха в палатках.

Настоящая поэзия не умирает, даже если время её прошло. Поэзия Давыдова с её романтическим восторгом, преклонением перед благородством, честью, доблестью неожиданно проросла в творчестве поэта ХХ века Булата Шалвовича Окуджавы. У них схожие судьбы: оба они были участниками грандиознейших войн в истории России. Оба блестяще умели писать романсы, стихи их так и хочется петь под гитару. У обоих главные темы – любовь, война, рыцарский подвиг.

Лучшие произведения Дениса Давыдов остались в памяти и на языке народа. Энергичная, призывная, заразительная музыка его таланта не постарела за два века. На его стихи сочиняют песни, его образ сохранен в творчестве современных авторов, о нем пишут книги, о нем ставят фильмы.

Утром, вставя ногу в стремя, — ах, какая благодать! — ты в теперешнее время умудрился доскакать.

Ярослав Смеляков

Главные события в жизни и творчестве Дениса Васильевича Давыдова

16 июня 1784 г. – рождение в Москве.

23 июня того же года – крещение в церкви Неопалимой Купины.

Лето 1793 г. – памятная встреча с великим Суворовым в селе Грушевка.

1798–1801 гг. – учеба в белокаменной столице, участие в «Дружеском литературном обществе», первые пробы пера. Привольное и счастливое житье в живописном Бородине.

1801 г. Петербург – поступление на действительную военную службу эстандарт-юнкером в придворный полк конной гвардии – кавалергардский.

1803–1804 гг. – широкую известность получили острые сатиры и басни на политические темы: «Река и Зеркало», «Голова и Ноги», «Сон», «Орлица», «Турухтан и Тетерев». Они передавались в списках из рук в руки.

13 сентября 1804 г. «за оскорбление почтенных особ» Давыдова исключили по строжайшему приказу царя из гвардии и перевели из Петербурга в захолустный гусарский полк, в местечко Звенигородки, на окраину Киевской губернии.

1804–1806 гг. – крепкая дружба с отчаянным рубакой, кутилой и острословом гусарским поручиком Алексеем Бурцовым. В честь Бурцова Давыдов сочинил разудалые «залетные послания», которые одарили гусара-поэта славой не меньшей, чем его хлесткие басни и эпиграммы.

4 июля 1806 г. – перевод Давыдова из ротмистров гусарского полка в лейб-гвардейский гусарский полк, стоявший в Павловске, вблизи Петербурга.

16 ноября 1806 г. – неожиданная встреча с фельдмаршалом Каменским.

1807 г. – сбылась заветная мечта гусара попасть на войну: он получил назначение адъютанта князя Багратиона. «Боевое крещение» в схватках с французами на землях Восточной Пруссии.

26-27 января 1807 г. – сражение при Прейсиш-Эйлау.

1808–июнь 1809 гг. – участие в войнах против Швеции и Финляндии.

1809–1810 гг. – Давыдов прославил знамена русские в Молдавии и Турции, громя врага в Дунайской армии, под командованием князя Багратиона.

Апрель 1812 г. – присвоение чина подполковника и назначение командиром первого батальона Ахтырского гусарского полка.

Июнь–август 1812 г. – Ахтырский полк Давыдова бился под Миром, под Романовым, под Дашковкой. Ахтырцы участвовали во всех кровопролитных сшибках с авангардом неприятеля под Дорогобужем, Максимовым, Поповкой, Покровом вплоть до Гжатска.

21 августа 1812 г. – знаменательная встреча Багратиона и Давыдова у Колоцкого монастыря, где пламенный гусар горячо изложил князю план боевых партизанских действий.

24 августа – участие в бою при деревне Шевардино (начало знаменитого Бородинского сражения) под командованием князя Багратиона.

С 25 августа по декабрь 1812 г. – отряд Давыдова вступил на рискованное, многотрудное и славное поприще партизанской войны. Участие гусар Давыдова в составе регулярной русской армии в заграничных походах против войск Бонапарта.

1813 г. – в Германии.

1814 г. – во Франции.

1815 г. – Давыдов избирается в члены литературного кружка «Арзамас» с прозвищем «Армянин».

1816 г. – знакомство в Петербурге на квартире В. А. Жуковского с Пушкиным, которое с годами перешло в крепкую дружбу.

Апрель 1819 г. – женитьба на Софье Николаевне Чириковой.

1826 г. – участие в войне против персов на Кавказе.

1831 г. – лихой гусар вновь на поле брани, усмиряет восставших поляков.

Осень 1832 г. – в книжных лавках Москвы появился первый и единственный при жизни поэта сборник стихотворений Дениса Давыдова.

1833–1834 гг. – любовная лирика, посвященная пензенской красавице Евгении Золотаревой.

1833–1836 гг. – плодотворная литературная деятельность над «Дневником партизанских действий 1812 года», военно-историческими очерками, статьями и воспоминаниями.

Февраль 1837 г. – трагическая кончина Пушкина. Узнав о смерти «солнца русской поэзии», Давыдов тяжело заболевает.

Август 1837 г. – знаменательный день 25-летия Бородина. Отставной генерал-лейтенант Давыдов принимал в торжествах деятельное участие.

23 октября 1837 г. – Давыдов подал записку через военного министра графа А. Ф. Орлова на имя царя Николая I о перезахоронении праха князя П. И. Багратиона на поле Бородина.

22 апреля 1839 г. – 54-х лет от роду Давыдов умер от апоплексического удара в имении Верхняя Маза. Похоронен в Москве в Ново-Девичьем монастыре рядом с родовыми могилами предков.

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)