Судьба малой родины в повести В.Г.Распутина «Прощание с матёрой»

Не думай, что, сделавши что-либо нехорошее, ты можешь скрыться, так как, скрывшись от других, ты не скроешься от своей совести.

Имя В. Г. Распутина знакомо читающей публике очень давно. Оно вместе с именами Ч. Айтматова, В. Астафьева, а ранее М. Пришвина, Л. Леонова, А. Твардовского составляет целое направление современной прозы, болеющей за будущее родной природы, человеческой души, планеты людей, страстно зовущей к пониманию смысла жизни, назначения человека на земле. В. Курбатов в предисловии к одному из изданий произведений В. Распутина пишет о том, что Ф. Абрамов, Б. Можаев, В. Белов, В. Астафьев «чувствовали, как неотвратимо уходит, истаивает, растончается земная, земляная, христианская, определившая существо народа жизнь. Чувствовали и торопились наглядеться, отдать ей «последний поклон»».

Кто он, человек, овладевший силами природы? Каковы его права и обязанности по отношению к природе и к самому себе? И есть ли предел этих прав? А если есть, то каков он? Именно так ставят вопрос писатели, для которых смысл истории, смысл жизни – вопросы вечные и злободневные.

Помочь человеку в поисках духовной опоры, в восстановлении утраченных связей с миром нельзя, не разобравшись честно и серьёзно в том, «что с нами происходит».

В своё время при обсуждении «загадки», даже тайны повествований Андрея Платонова, создателя необычайно сложных художественных миров, современный поэт Виктор Боков высказал очень проницательное суждение о главном впечатлении от встреч с текстом Платонова: «В рассказах Платонова даже серьёзные события, катастрофы не так порой замечаются, как вообще вся тканьВ каждой строчке рассказа присутствует какой-то сильный дух, какая-то большая духовная мощь».

А что поражает нас, читателей, в «повестях-драмах», в «сжатых эпопеях» и даже в рассказах Валентина Распутина? Прежде всего, в повестях «Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матёрой», «Пожар»? Невольно читатель замечает определённую устойчивость, вечную повторяемость, сгущённость мотивов тревоги, знаков беды уже в самих распутинских названиях. Везде «крайнее», катастрофическое состояние, везде жизнь дошла до края. А ещё Сергей Есенин сказал: «Только больно видеть жизни край».

Это не значит, конечно, что в произведениях Распутина нет напряжённого внешнего действия, конфликтов, нет юмора, - есть в них и выстрелы в носителей зла, и сочные бытовые сцены, и трагические уходы из жизни, есть развёрнутые, как лирические стихотворения, эпические пейзажи Сибири.

Но впечатляет именно катастрофический ход событий, исчезновение прошлого, защитной силы родного дома, семьи, утрата многими внутреннего смысла жизни. Везде, в любой строке, как колокол, звучит обжигающая душу тревога, боль, жажда, о которой он сказал словами Ф. М. Достоевского: «Откройте русскому человеку русский «свет»И увидите, какой могучий и правдивый, мудрый и кроткий исполин вырастет перед изумлённым миром».

«Жизнь настала облегчённая, - говорит герой повести В. Г. Распутина «Прощание с Матёрой». – Только при всей этой облегчённости и себя чувствуешь как-то не во весь свой рост, без твёрдости и надёжности, будто любому дурному ветру ничего не стоит подхватить тебя и сорвать, – ищи потом, где ты есть; какая-то противная неуверенность исподтишка точит и точит: ты это или не ты?».

Что значат на этом фоне какие-то мелкие события, удачи и невзгоды? Если «облегчается», уродуется, опустошается сама жизнь? Если человек живёт без уверенности в будущем – семьи, родного языка, родной земли, России?

По мнению В. А. Чалмаева, «всё художественное пространство Распутина – и малые детали, и главные конфликты, даже пейзажи – насыщено этими вопросами, страхами перед «облегчённостью», то есть беспочвенностью, бездомностью, и волей к самопознанию, то есть к возрождению надёжных ориентиров жизни. Он умный и внимательный смотритель русской души».

Реферат посвящён такому актуальному вопросу, как судьба малой родины в повести В. Г. Распутина «Прощание с Матёрой». У каждого человека есть своя малая родина, тот кусочек Земли, который остаётся на вечную память в сердце человека. От любви к малой родине берут истоки все книги В. Г. Распутина. Для писателя отношение к своей малой родине – показатель духовности и один из существенных критериев в нравственной оценке человека. В зависимости от того, присутствует этот критерий или нет, в человеке рассматриваются все остальные качества и черты.

Вместе с автором мы хотим задать вечный вопрос: «Кто мы на этой земле? Хозяева или временные пришельцы: пришли, побывали и ушли – ни прошлого нам не нужно, ни будущего у нас нет. Взяли всё, что смогли, а там хоть потоп».

В реферате даётся анализ народно-поэтических образов повести В. Г. Распутина «Прощание с Матёрой» как символов родной земли, раскрывается роль и значение темы памяти в произведении. В центре нашего внимания оказываются три поколения героев с их взглядами на решение злободневной проблемы «человек и родная земля». Мы подробно останавливаемся на образе старухи Дарьи, который является напоминанием об ином, более мудром, бережном, в то же время строгом отношении к жизни, природе, человеку, отношении, основанном не на заботе о сиюминутной пользе, а на таких понятиях, как Совесть, Память, Долг, Достоинство.

НАРОДНО-ПОЭТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ ПОВЕСТИ «ПРОЩАНИЕ С МАТЁРОЙ» КАК СИМВОЛЫ РОДНОЙ ЗЕМЛИ

Повесть В. Г. Распутина «Прощание с Матёрой», написанная несколько десятилетий назад, звучит в наши дни так, как будто создана вчера. Для понимания всей глубины содержания повести необходимо обратить внимание на то, что именно духовность является основой нравственной позиции автора и ценностным ориентиром его любимых героев.

Одним из центральных образов повести является образ родной земли – Матёры. С незапамятных времён земля почтенно называлась «матерью». Мотив земли у В. Г. Распутина воплощается в образе острова и деревни Матёры. В самом слове, дающем имя деревне и острову, слышится что-то материнское, ласковое, но в то же время «матёрость» - возмужалость, древность. В словаре В. Даля слово «матёрый» имеет значение «взрослый, возмужалый, на возрасте, не малый». «Жила деревня, держась своего места на яру у левого берега, встречая и провожая годы, как воду, по которой сносились с другими поселениями и возле которой извечно кормились. И как нет, казалось, конца и края бегущей воде, нет и веку деревне: уходили на погост одни, нарождались другие, заваливались старые постройки, рубились новые. Так и жила деревня, перемогая времена и напасти, триста с лишним годов».

Всех принимала она, всем становилась матерью и заботливо вскармливала детей своих, и дети отвечали ей любовью. И не нужно было жителям Матеры ни благоустроенных домов с отоплением, ни кухни с газовой плитой. Не в этом видели они счастье. Была бы только возможность прикоснуться к родной земле, затопить печку, попить чаю из самовара, прожить всю жизнь рядом с могилками родителей, а когда придет черед, лечь рядом с ними.

Кажется, что земля будет жить вечно. Но человек, возгордившись силой своей, нарушает исстари заведённый порядок. Остров же, не зная о скорой гибели, продолжает жить «своей обычной и урочной жизнью: поднимались хлеба и травы, вытягивались в земле корни и отрастали на деревьях листья».

Показывая последние дни Матёры, В. Г. Распутин уводит читателя далеко в историю. Ему необходимо поведать, «откуда есть и пошла» матёринская земля. Повествование не раз возвращается к прошлому, к местным легендам и преданиям. Видела Матёра бородатых казаков, ставивших на Ангаре Иркутский острог, стала свидетелем жестокого боя между колчаковцами и партизанами, создавала колхоз. Как и вся страна, Матёра послала своих сыновей защищать Родину в лихую годину войны.

Но старая Матёра уже «повяла, как подрубленное дерево, откоренилась, сошла с привычного хода». В описании деревни автором используется эпитет «горестная»: она чувствует скорую гибель и скорбит вместе с теми, кто живёт в ней. Неспешное, проникновенное и вдумчивое повествование автор начинает словами: «И опять наступила весна, своя в своём нескончаемом ряду, но последняя для Матёры».

Это начальное «и» выражает непрерывность единого потока жизни, это маленькое «и» связывает последнюю весну Матёры с бессчетными её предшественницами, саму Матёру с тысячами других русских деревень. Это «и» и четырежды повторённое в повести «опять» говорит о приходе весны в деревню, которая «много раз была внутри происходящих перемен» и вот теперь выбывает из вечного круговорота.

Привязанность людей к родной земле так глубока, что все, кто когда-то жил на ней, не могут не приехать и не посмотреть на неё в последний раз: «земля не молчала, звала их перед смертью проститься. Мало ктоотказался поехать – привязчив человек, имевший свой дом и родину, ох как привязчив! Полдеревни вернулось в Матёру».

На протяжении всей повести В. Г. Распутин противопоставляет Матёру – родную землю, землю предков – новому посёлку, у которого даже названия нет: в новом посёлке «тепло и сухо, пахнет краской и бензином», тогда как на Матере было свежо, «от нагретой земли исходило тёплое парение», была «кругом благодать, покой и мир».

Стремление нового поколения к комфорту, жизненному удобству привело к тому, что лишней стала сама земля. Люди понимают, что с уходом этой земли оборвётся связь времён, связь между предками и потомками, уйдёт то, что хранило и «окормляло» благодатью души людские. Именно потому тревожится сердце и спрашивает: «А не слишком ли дорогая цена? Не переплатить бы?».

Цена за новую жизнь, а вернее, за «вечно праздничное проживание». Не случайно автор употребляет слово «проживание». В словаре В. Даля оно, кроме всех прочих, имеет значение: «провести где-то время; истратить на житьё, промотать». Веками налаженная, устоявшаяся и укоренённая жизнь людьми растратится и «промотается». Но и сами люди в этой жизни будут уже не хозяевами, а «проживателями», то есть постояльцами, живущими одним днём.

Другим главным поэтическим образом повести является огонь. Здесь огонь выступает как разрушительная сила: сжигаются избы, сжигаются кресты на могилах, сжигаются леса – сжигается Матёра, сжигается родная земля. И всё это равнодушно называется «очистка территории». Мы провели анализ слова «очистка» и пришли к выводу, что оно является однокоренным со словами «очистительный», «очищающий». Но если огонь очищающий имеет силу, дающую тепло и свет, то огонь, «очищающий территорию», разрушает самое дорогое, то, что создано для жизни – родной дом и родную землю.

Наиболее ярко действие этой страшной силы проявляется в двух эпизодах: поджог Петрухиной избы и сжигание мельницы.

Рука чужаков поднимается на то, что было святым для людей, - на мельницу, которая вскормила многих матёринцев. Старое поколение хранит святое отношение к хлебу. Не может Дарья не проститься с мельницей, не проводить её в последний путь: «Пойдём простимся с ейСколь она, христовенькая, нам перемолола!». Не хотят жители деревни, чтобы в час гибели только чужие окружали её: «Там, поди-ка, всё чужие. Каково ей средь их – никто добрым словом не помянет!. Собирайся, хошь мы ей покажемся. Пускай хошь нас под послед увидитНа подъезде возле горящей мельницы и правда толпились одни приезжие».

Поведение этой толпы резко отличается от поведения деревенского мира, который подавленно и скорбно всматривался в происходящее: «Эти как с ума посходили: они прыгали, кричали, бросались под жар – кто дальше забежит, дольше продержится, погеройствует, и, не выдерживая, падая на опалённую бурую землю, с гиком откатывались назад».

Огонь в руках «беспутных» людей губит мельницу: «Она вся уже потерялась в огне – казалось, он, играя, то поднимал её над землей, то опускал; верилось даже, что всё это огромное бешеное полымя может клубком сорваться с места, полететь над Ангарой, пугая народ, празднуя свою буйную сатанинскую радость».

Дарья и Катерина не оставили мельницу одну в горестный час. Они «стояли в сторонке, закрытые от чужих людей кустами, чтобы видела их только мельница». Один из чужаков понимает чувства старух, видящих, как гибнет мельница, служившая им много лет: «Старухи не услышали, когда к ним подошёл незнакомый, тоже из приезжих, но немолодой уже мужикПостояв рядом, мужик спросил – в голосе его прозвучало участие:

- Хорошая была мельница?

- Хорошая, - без испуга ответила Дарья.

- Понимаю, - кивнул он. – Послужила, выходит, службу. – И протянул: - По-е-ехала!».

Слово «поехала» стало самым главным здесь, «всё объясняющим, ко всему, что происходило вокруг, приложимым». «Поехала» не только мельница, «поехали» избы, леса, люди – поехала вся Матёра, внезапно ставшая «сирой, оголённой и глухой».

С особым чувством горечи Распутин показывает судьбу избы Петрухи, которая погибает не от чужих рук, а от рук своего хозяина. Она почувствовала вспышку первой же спички, «натянулась и, с болью скрипнув, осела». Огонь, губящий живую, страдающую избу, страшен в своём неистовстве, несёт смерть. «Настолько ярко, безо всяких помех осветилась огнём судьба каждого из них, та не делимая уже ни с кем, у близкого края остановившаяся судьба». Этим огнём освещается судьба матёринцев. И потому жители обречённой на смерть земли собираются всем «миром» проводить первую «умирающую» избу и смотрят, «ничего не пропуская, чтобы знать, как это будет, - так человек с исступлённым вниманием вонзается глазами в мёртвого, пытаясь заранее представить в том же положении, которого ему не миновать, себя». При страшном свете огня лица этих людей кажутся «слепленными, восковыми», как у умерших, потому что часть их жизни умрёт вместе с островом, что был для них домом.

В последний миг своей жизни изба, которой выпала участь уйти первой, «предсказывает» судьбу всех, пока ещё остающихся: «Тесина на крыше вдруг поднялась в огне стоймя и, чёрная, угольная, но всё же горящая, загнулась в сторону деревни – там, там быть пожарам, туда смотрите. И почти в тот же миг кровля рухнула, огонь опал, покатились верхние горящие венцы».

«огнём изба горит недолго, два-три часа, - пишет Распутин, - но многие ещё дни курится, не остывая, избище и остро пахнет горелым, но не выгоревшим до конца, ничем не убиваемым жилым духом». Да, трудно убить этот жилой дух, трудно людям стереть из памяти своей эту картину. Наступит срок, и предсказание сбудется, а это была «первая жаркая и яркая ночь на Матере. Потом их будет много».

Мы пришли к выводу, что среди народно-поэтических символов избам В. Распутин отводит особое место. Они дышат, предчувствуют свою судьбу, помнят. И это закономерно, избы - своего рода малые матёры, родовые гнёзда, их ждет та же участь. Детально описывает автор избу Егора и Настасьи, покидаемую стариками: это обжитое пространство, в котором сконцентрировано само время. «В избе было пусто и гулкоГолые стены, на которых белеют пятна от снятых рамок с фотографиями, в межоконье – большой круг от зеркала- кругом пусто, голо, отказно».

С тревогой в сердце наблюдаем мы, как мать Петрухи кладёт земные поклоны сгоревшей избе, оплакивая родное пепелище, как придёт она на то место, где был её дом, и «будет ходить тут до ночи, что-то отыскивая, что-то вороша в горячей золе и в памяти, как придёт она послезавтра, и послеи после».

Но наиболее глубокое и яркое развитие образ избы получил в двадцатой главе, когда Дарья, исполняя мысль, пришедшую ей в голову на могиле отца («А избу нашу ты прибрала? Ты провожать её собралась, а как? Али просто уйдёшь и дверь за собой захлопнешь? Прибрать надо избу. Мы все в ней жили»), обряжает свой дом. Превозмогая усталость, старуха белит избу («Нет, выбелит она сама. Дух из нее вон, а сама, эту работу перепоручать никому нельзя. , облегчение дают собственные, а не заёмные слезы»), подмазывает печь, моет подоконники, пол и окна, повесила на окошки и предпечье занавески, освободила от всего лишнего лавки и топчан, аккуратно расставила кухонную утварь по своим местам. И «чем меньше оставалось дела, меньше оставалось и ее. Казалось, они должны были изойти враз, только того Дарье и хотелось». Но судьба распорядилась иначе: долго еще, всю ночь, оплакивала Дарья избу сухими слезами, и изба словно понимала, что с нею делают.

В ряду поэтических образов, являющих собой символы родной земли, выступает и сама природа. Нельзя представить остров и деревню без старой лиственницы, ведь по поверью, ею «крепится остров к речному дну, одной общей земле, и покуда будет стоять он, будет стоять и Матёра». Лиственница эта была настолько могуча, что величали её «царский листвень», «так вечно, могуче и властно стоял он на бугре в полверсте от деревни, заметный отовсюду и знаемый всемиЗа свой век он наронял так много хвои и шишек, что земля вокруг поднялась лёгким, прогибающимся под ногой курганом, из которого и выносился могучий, неохватный одними руками стволкора со временем сползла, листвень оголился и не способен был больше распускать по вёснам зелёную хвою».

Чужаки не стыдятся и не боятся поднять топор на то, чем дорожили и что почитали многие поколения жителей деревни: «Тот, что шёл первым, с маху, пробуя листвень, стукнул обухом топора о ствол и едва удержал топор, с испугом отдёрнув голову, - с такой силой он спружинил обратно».

Могучее дерево устояло и перед огнём: «Огонь поплясал, поплясал и начал, слизнув бензин, сползать, отделяться от дерева, точно пылал вокруг воздух, а листвень под какой-то надёжной защитной бронёй оставался невредимым», огонь не брал его, и он возвышался, «не признавая никакой силы, кроме своей собственной».

В. Г. Распутин подчеркивает, что у этой силы и лица-то нет: все пришлые безымянны, обезличены, а «царский листвень» в отличие от них одушевлён: у него твёрдый, непреклонный нрав, «спокойный и величественный» облик. Именно поэтому он «неповалим», не поддаётся губительной силе, но остаётся один на обречённом на смерть острове: «Один выстоявший, непокорный «царский листвень» продолжал властвовать над всем вокруг. Но вокруг него было пусто».

Одушевлённой представил автор и берёзку, не побоявшуюся подняться рядом с грозным «царским лиственем». Издавна русский человек воспевал её чистоту, скромную красоту, радующую сердце. В повести же она старая, утомлённая жизнью, стоит невдалеке от непокорного, неповалимого дерева, и вся неутолённая людская злоба обрушивается на неё: «Урони хоть её. Чтоб не торчала тут. Наросли, понимаешь. И берёза, виноватая только в том, что стояла вблизи с могучим и норовистым, «не поддавшимся людям «царским лиственем», упала, ломая последние свои ветки и обнажив в местах среза и сломав уже и не белое, уже красноватое старческое волокно». Чужаки не чувствуют той боли, которую причиняют ни в чём не повинному дереву, их омертвевшие души глухи к страданиям родной природы, родной земли.

Близкую смерть Матёры первым предчувствует Хозяин острова, маленький зверёк – душа острова и природы в целом. Этот символический образ придаёт повествованию особый, глубинный смысл, он позволяет увидеть и услышать то, что скрыто от человека: прощальные стоны изб, «дыхание взрастающей травы», притаённую «возню пичуг», - одним словом, почувствовать обречённость, близкую гибель деревни, острова.

Трудная досталась ему доля: зная, ничего не уметь изменить и предотвратить. Его на острове не видел никто и никогда, а он знал всех. Но обладание сверхъестественными качествами уже не помогает Хозяину - он знал, «что скоро одним разом все изменится настолько, что ему не быть хозяином, не быть и вовсе ничем, он с этим смирился. Еще и потому он смирился, что после него здесь не будет никакого хозяина, не над чем станет хозяйничать. Он последний».

Последний хозяин. С одной стороны, его попросту не нашлось среди людей, потому что хозяин не только правит, но и ответственность на себя берет. С другой стороны, этот маленький, с кошку величиной, безвредный и беспомощный зверек - воплощение того природного добра и понимания, прощения и долготерпения, которые характеризуют и сам остров. Но даже он, спокойный Хозяин этой неповторимой земли, не выдерживает в конце повести, - и над островом проносится его тоскливый вой. Прощается он? Протестует? Предупреждает? Призывает к милосердию?

ОБРАЗ ДАРЬИ – СИМВОЛ ХРАНИТЕЛЬНИЦЫ ЗАВЕТОВ РОДНОЙ ЗЕМЛИ

Когда открытие уже совершено, то оно порой кажется простым, и думаешь: почему же это раньше-то в голову не приходило? Например, что целые поколения, пронзая пласты времени, жили для того, чтобы появился на свет и ты. «Что же должен чувствовать человек, ради которого жили поколения?. » - спрашивает Валентин Распутин в повести «Прощание с Матёрой». И отвечает на этот вопрос писатель удивительным, уникальным по своему драматическому психологизму и насыщенности образом главной героини произведения - старухи Дарьи.

Мы считаем, что точка зрения А. И. Хватова на трактовку этого образа очень убедительна: «Образ Дарьи царит в художественном мире повести, мире обширном и многозвучном, красочном и приветном. Да и сама Дарья под стать ему: она истинно человечна не по сентиментальной склонности умиляться и сострадать, а по своей сути человека, обладающего душой, чутко улавливающей ритмы жизни, сбои, которые происходят в человеческих отношениях».

О том, какова она, мы можем составить представление из первых же штрихов к ее портрету. «Старуха Дарья, высокая и поджарая. »; у нее «строгое бескровное лицо с провалившимися щеками»; «несмотря на годы была старуха Дарья пока на своих ногах, владела руками, справляя посильную и все-таки немаленькую работу по хозяйству. Теперь вот сын с невесткой на новоселье наезжают раз в неделю, а то и реже, и весь двор, весь огород на ней, а во дворе корова, телка, бычок с зимнего отела, поросенок, курица, собака».

Все в ее хозяйстве прочно и слаженно, прибрано и ухожено, затевалось надолго и продолжается по заведенному порядку. Матёра приучила людей к неторопливой деловитости, к труду, связывающему прошлое и будущее в узел настоящего. Бабка Дарья несет в себе те духовные ценности, которые утрачиваются с надвигающейся цивилизацией: память, верность роду, преданность своей земле. Обострённо, до душевных надрывов воспринимает она разлад между нравственным состоянием современников и размахом их дел. Это одна из замечательных фигур в веренице распутинских женщин-матерей. Берегла она Матёру, доставшуюся ей от предков, и хотела передать в руки потомков. Но приходит последняя для Матёры весна, и передавать родную землю некому. Жизнь сурова, и итог печален

Прожив всю жизнь в родной Матере, теперь ей нужно покидать свою родину, оставить все то, с чем они жила столько лет. Душа бабки Дарьи обливалась кровью, ведь в Матере не только она выросла. Это – родина ее предков, а сама Дарья считала себя хранительницей традиций своего народа. А другим, чужим, неужели не понять чувство потери родного, любимого местечка на всей планете?

Это воспринимается ею именно как беда потому, что произошло вторжение в ее гармоничные ранее взаимоотношения с миром, в то, что называется миропониманием. Дарья приходит к выводу, что в людях и обществе стало утрачиваться чувство совестливости. “Народу стало много боле, - размышляет она, - а совесть, поди-ка та же, наша совесть постарела, старуха стала, никто на нее не смотрит Че про совесть, ежели этакое творится!”.

Смирись она, и тогда все остальное могло бы потерять свой смысл, измельчать, поникнуть. О таких, как она, Гёте говорил: «Блажен, кто предков с чистым сердцем чтит». И вдруг кто-то покусился на эту чистоту сердца, которая сохранялась, оберегалась весь ее век, на то, что было неприкосновенным и святым. Обреченность Матёры - еще не обреченность устоявшихся, веками возводимых норм, уже вошедших в подсознание непреложным законом, нарушение которого возможно только с нарушением психики. Одна из таких норм, возведенных в абсолют, для Дарьи - уважительная память о тех, кто дал ей жизнь.

Так с образом Дарьи В. Распутин вводит одну из основополагающих тем повести - тему памяти. Нам кажется, что весь внутренний конфликт повести строится на противопоставлении памяти и беспамятства, времени и временности.

В третьей главе повести мы становимся свидетелями разного отношения людей к одному и тому же: то, что священно для одних, для других буднично; то, что вечно для одних, для других бренно. Речь идёт о сцене разрушения надгробий на кладбище. Для Дарьи и других матёринцев кладбище - нечто святое, крепче всего, может быть, связывающее их с этим местом на планете и делающее его своим, как никакое другое. Не зря даже сдержанная Дарья, «задыхаясь от страха и ярости, закричала» и ударила одного из мужиков палкой, и снова замахнулась, со справедливым гневом вопрошая: «А ты их тут хоронил? Отец, мать у тебя тут лежат? Ребята лежат? Не было у тебя, поганца, отца с матерью. Ты не человек. У какого человека духу хватит?!».

Ее поддерживает вся деревня, сбежавшаяся к месту поругания и готовая вершить праведный суд, требующая «порешить их за это тут же», «в Ангару их», «ослобонить от их землю». И уже не имеют значения пояснения председателя колхоза Воронцова, убеждения и запугивания товарища Жука из отдела по зоне затопления, слова о том, что «прежде чем пускать воду, надо навести в зоне затопления порядок, очистить территорию». Да и сами эти казенные, сухие слова - «территория», «зона затопления» - какое они отношение имеют к живой еще Матёре, к Дарье, Богодулу, Егору?

«Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности», - говорил Пушкин, и в этом смысле матёринцы являют собою как раз образец людей высочайшего порядка нравственности. Уверенные, что за учиненный разор «мертвые ишо сами спросят», они чувствуют и свою вину, что не смогли, не успели противостоять, упредить содеянное, и оценивают случившееся резко: «Хошь топись от позору». Их готовность защищать кладбище буквально с оружием в руках - это естественная потребность нравственного человека отстаивать честь своего рода, тех, кто дал ему жизнь и кто уже не в состоянии постоять за себя, но кто уходил в мир иной в уверенности, что это, коль понадобится, сделают потомки: не дадут в обиду, будут помнить о добре. Иначе зачем они? Ведь не для себя же только жить?

Не нами начинается жизнь на свете и не нашим уходом она заканчивается. Как мы относимся к предкам, далеким или близким, так и к нам будут относиться потомки, беря пример с нас. Случай на материнском кладбище - это действительно глубокая рана, психологическая травма, которая усугубляется в известной мере пошлым и кощунственным «объяснением»: мол, по будущему морю поедут интуристы, а тут плавают вымытые водой кресты.

Такие моральные качества и чувства, как благородство, верность, уважение, гордость, любовь, стыд не существуют в отвлеченном виде - они должны подтверждаться поступками, и, как известно, именно поступки, дела, а не слова и благие намерения доказывают, каков человек и каковы его принципы. В этом смысле человеческая память - хранительница нравственного опыта предыдущих поколений. А без ощущения человеком связи с прошлым она, память, становится ущербной, неполной.

У Дарьи это чувство рода, ответственности перед предками обострено в еще большей степени. Вернее даже, оно в ней преобладающе, и все прочие цели и поступки увязываются в первую очередь с этим. Рассуждая о случившемся на кладбище разорении, Дарья говорит об этом, как о самой большой на тот час беде: «А ить оне с меня спросют. Спросют: как допустила такое хальство, куды смотрела? На тебя, скажут, понадеялись, а ты? А мне и ответ держать нечем. Я ж тут была, на мене лежало доглядывать. И что водой зальет, навроде тоже как я виноватая. И что наособицу лягу. Лучше бы мне не дожить до этого».

В первых критических откликах на повесть Распутину вменялась в вину тривиальность мыслей Дарьи, а также и то, что «чувство умирания в «Матёре» сильнее всех других». Но мы не согласны с этой точкой зрения, мы считаем, что речь идет именно об обратном - о чувстве сохранения - памяти, корней, родословной, традиций. Повесть скорее не пессимистична, а философична. Писатель достаточно ясно высказывает мысль о том, что чем дальше, тем связи все более провисают, становятся слабее.

Остановимся на трёх поколениях одной семьи и посмотрим, каковы их взгляды на решение проблемы «человек и родная земля». Вот старуха Дарья, пятидесятилетний сын Павел и внук Андрей. Дарья до последнего слова помнит завет своего отца: «Живи, на то тебе жить выпало. В горе, в зле будешь купаться, из сил выбьешься, к нам захочешь - нет, живи, шевелись, чтоб покрепче зацепить нас с белым светом, занозить в ем, что мы были»; она свято чтит память об ушедших и тем самым достигает внутреннего ощущения исполненности долга перед ними, ибо знает, что «живешь-то всего ничего, пошто бы ладом не прожить, не подумать, какая об тебе останется память. А память, она всё-о помнит, всё держит, ни одной крупинки не обронит. Опосле хошь кажин день на могилке цветочки сади, все одно колюча попрет»; она настаивает на сохранении, а затем и на переносе на новое место могил.

Не случайно В. Г. Распутин наделяет Дарью прекрасными, любящими, заботливыми детьми. Ведь они видят её отношение к предкам, к их памяти и невольно, подсознательно следуют этому примеру. Нельзя пожелать более заботливого сына, чем Павел. Но, безмерно уважая мать, он колеблется в своих убеждениях между стариками и молодыми и сам на себя сердится за это. Ему больно расставаться с Матёрой, но к могилам он уже не так привязан, как мать (может быть, поэтому так и не успел их перевезти). Для Дарьи дороже острова ничего и нет на свете; сын ее, Павел, уже сомневается: затапливать или нет, но все же более близок к Дарье, отказываясь командовать поджогом родной деревни («И двадцать, и тридцать, и пятьдесят лет спустя люди будут вспоминать: «А-а, Павел Пинигин, который Матёру спалил. » Такой памяти он не заслужил»).

Перед ним стоит вопрос выбора, он разрывается между двумя домами: нужно обустраивать жизнь в новом поселке, но еще не вывезена мать. Душой Павел на острове. Ему трудно расстаться с материнской избой, с землей предков. Но и восстать против переселения Павел не в силах. С кем же остается Павел, который мечется между деревней и поселком, между островом и материком, между нравственным долгом и мелочной суетой? Он так и остается в финале повести в лодке посреди Ангары, не пристав ни к одному из берегов.

А внук Дарьи, Андрей – представитель нового поколения с «облегчённой памятью», он вовсе не понимает, о чем речь, всерьез ли бабка заводит столь странный, по его мнению, разговор. Для него не представляет сложности принять решение пойти строить именно ту плотину, из-за которой и будет затоплен остров; его влекут и вдохновляют достижения научно-технической революции, прогресс, по сравнению с которым Матёра - лишь частный случай, песчинка. Их поистине философский спор с бабкой, видимо, оставляет какие-то пометы в его сознании, но все же переубедить его уже не удается.

Дело ведь не в том, что прогресс плох. Нет, он хорош, он необходим, и это аксиома; вопрос в том, насколько он нравственно обеспечен, насколько учтена душа человека и сам человек не как придаток прогресса, а как потребитель его достижений. Андрей, доказывающий необходимость ГЭС, словно между делом роняющий: «Много ли толку от этой Матёры?», - доходит и до обвинения, которое характеризует его довольно красноречиво как дитя именно нравственно не обеспеченного прогресса. «Вы почему-то о себе только думаете, да и то, однако, памятью больше думаете, памяти у вас много накопилось», - бросает он бабке и отцу, уверенный в своей правоте, в том, что память - это плохо, без нее лучше.

Во время одного из споров с внуком Дарья уверенно говорит: «Думаешь, люди не понимают, что не надо Матёру топить? Понимают оне. А все ж таки топют.

- Значит, нельзя по-другому.

- А нельзя, дак вы возьмите и срежьте Матёру - ежли вы всё можете, ежли вы всяких машин понаделали. Срежьте ее и отведите, где земля стоит, поставьте рядышком. Господь когды землю отпускал, он ни одной сажени никому лишной не дал. А вам она лишная стала. Отведите, и пущай будет. Вам сгодится и внукам вашим послужит. Оне вам спасибо скажут.

- Нету, бабушка, таких машин. Таких не придумали.

- Думали, дак придумали бы».

Эта недооценка нравственных законов настораживает Дарью, для которой высший культ - культ земли и памяти. «Тот малохольный, который под собой сук рубил, тоже много чего об себе думал, - говорит она внуку. - А шмякнулся, печенки отбил - дак он об землю их отбил, а не об небо. Никуда с земли не деться». Опасаясь, как бы та большая сила, что дана сейчас человеку, самого же человека и не подмяла под себя, Дарья в качестве противовеса приводит в пример землю. Если к ней только с командами, с капризами, с требованиями, то действительно этот «царь природы», человек, «поцарюет, поцарюет да загорюет», - может ведь статься, что и царствовать не над чем станет, если все будут лишь брать да брать, не вкладывая в природу ни теплоты, ни доброго отношения, ни любви.

Рушится Матёра со всех сторон своими и чужими «заботами», по какой-то, видно, надобности, вовсе без вины - виноватая. Но среди начинающихся пожаров, среди вырубок и надругательств сохраняется все же нечто стержневое, прочное, фундаментальное, что и держит в уверенности: нет, Матёра не погибнет до конца, такое не может исчезнуть бесследно, пока есть такие хранители родной земли, как Дарья.

Она с внутренней крепостью, глубокими корнями, нежеланием и неумением поступаться вечным во имя временного, бренного напоминает «царский листвень». Кажется, это не мимо Матёры, а мимо нее прошли века, и из каждого века она брала только плодоносное, жизнетворное, что теперь оберегала в надежде если и не передать по наследству, то хотя бы сохранить, коли уж наследникам эта ноша не по плечу.

Дарья умеет видеть глубже, понимать вернее и тоньше, оценивать явление словно бы изнутри. И снящиеся ей предки для нее не просто сон; старуха уверена, что так «сносятся живые с мертвыми,- приходят к ним мертвые в плоти и слове и спрашивают правду, чтобы передать ее еще дальше, тем, кого помнили они».

Дарья, вероятно, понимает тех, кто откровенно ниже её по своим нравственным устоям, но это понимание для неё слишком тяжело. Осознавая, «что ты - не только то, что ты носишь в себе, но и то, не всегда замечаемое, что вокруг тебя, и потерять его иной раз пострашнее, чем потерять руку или ногу», - видеть, как рядом живут люди, не только не боящиеся подобной потери, но и не имеющие что терять; дойдя до мысли, что «человек не един, немало в нем разных, в одну шкуру, как в одну лодку, собравшихся земляков», - знать, что добровольное сиротство входит в моду и становится едва ль не гордостью. Разве не горько от такого понимания!?

Конечно, Клавке Стригуновой, этому «обсевку», призывающему не плакать над Матёрой, а «сковырнуть» ее и «по Ангаре отправить», можно ответить поистине проповедью, что Дарья и делает, поднимаясь в логике своей мысли до философских вершин: «Эта земля-то рази вам однем принадлежит? Эта земля-то всем принадлежит - кто до нас был и кто после нас придет. Мы тут в самой малой доле на ей. Она не твоя. Нам Матёру на подержанье только дали. чтоб обихаживали мы ее с пользой и от ее кормились. А вы чё с ей сотворили? Вам ее старшие поручили, чтобы вы жисть прожили и младшим передали. Оне ить с вас спросят. Старших не боитесь - младшие спросют. Вы детишек-то на што рожаете?».

Безответственное отношение к природе, лёгкость обрыва связей между людьми, безболезненность расставания с родной землёй, домом – всё это, уверена Дарья, составные «облегчённой жизни» людей беспамятных, равнодушных и даже жестоких. «Тут не приросли и нигде не прирастёте, ничё вам не жалко будет», скажет старуха Клавке Стригуновой. Только поймёт ли Клавка и ей подобные? Наверное, уже нет.

В коллективном портрете носителя и хранителя памяти как одной из основ существования нравственного человека - портрете, который создавали в своих произведениях Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, Е. Носов, - распутинская Дарья занимает свое место, ни в чем не повторяя других. Ее трагедию не назовешь светлой. Какой уж тут свет, когда по живому рубят, но чистым ее образ назвать можно. Она может испытывать злость и гнев (первая сцена на кладбище), негодование и презрение (к Петрухе, Клавке), глубочайшую скорбь (прощание с избой), но чистота, какая-то завершенность ее общения с предками остается незамутненной, нетронутой.

Здесь также присутствует мотив неосознанной вины (он был развит писателем в «Живи и помни» в образе Настены), но эта вина - от чувства ответственности, требовательности к самой себе: «Не об чем, люди говорят, твоему сердцу болеть. Только пошто оно так болит? Хорошо, ежели об чем одном болит, - поправить можно, а ежли ни об чем - обо всем вместе? Как на огне оно, христовенькое, горит и горит, ноет и ноет. Никакого спасу. Сильно, выходит, виноватая. Что виноватая, я знаю, а сказал бы кто, в чем виноватая, в чем каяться мне, многогрешливой? Рази можно без покаяния?»

Вспомним видение Дарьи, где она стоит перед расходящимся всё шире и шире клином: «Ей представилось, как потом, как она сойдет отсюдова в свой род, соберется на суд много-много людей - там будут и отец с матерью, и деды, и прадеды - все, кто прошел свой черед до нее. Ей казалось, что она хорошо видит их, стоящих огромным, клином расходящимся строем, которому нет конца, - все с угрюмыми, строгими и вопрошающими лицами. И на острие этого многовекового клина, чуть отступив, чтобы лучше ее было видно, лицом к нему одна она».

Они ждут от нее ответа. И Дарья своею жизнью готовит себя к этому ответу. Не страх движет ею, но тот возможный стыд, который доведется испытать, если она не оправдает надежд. Дарья смотрит им в лицо: она ответственна перед ними. Она обязана сохранять память. Может быть, это – её единственная миссия на земле. И отступить назад нельзя: сзади – твои потомки. Они тоже спросят тебя, они тоже требуют ответственности перед семьёй.

В. Г. Распутин рисует образ своей главной героини, опираясь на глубоко залегающие пласты знаний о мире и человеке. Именно у женщин, у матерей, сохраняется, по словам писателя, в первозданном виде «житейская мудрость, наследованная от поколения предков, потому что женщина, оставаясь с семьёй, не могла растерять её по ближним и дальним дорогам».

Такие женщины, как Дарья, жертвуют многими жизненными прелестями ради чистоты души, с радостью помогают окружающим достойно преодолеть все невзгоды, выйти победителем из борьбы с самим собой, духовно очиститься. И что бы о них ни говорили, сколько бы ни удивлялись их неприхотливости, на русской земле всегда найдётся место таким людям, ибо они проповедуют правду.

Закрыта последняя страница повести В. Г. Распутина «Прощание с Матёрой». Ещё раз задумываемся над властью слова. Мы узнали мысли мастера - одного из самых значительных русских прозаиков современности. Его творчество стало ярким явлением духовной жизни России во второй половине 20 века. Художнический талант В. Г. Распутина сочетается с глубиной философского содержания, с тем проповедническим началом, которое делает всё творчество писателя необходимым современникам.

Повесть «Прощание с Матёрой» вызвала бурную полемику в критике, которая была единодушна лишь в признании злободневного характера её проблематики. Проведя анализ повести, мы пришли к полному согласию с исследователем творчества Распутина Ю. И. Селезнёвым в том, что главная мысль автора «Прощание с Матёрой» - «кто мы на этой земле, что для нас эта земля? Кто нам земля: мать родная или мачеха? Земля, взрастившая, вскормившая нас, или же только «территория»?».

Тревога и боль писателя за судьбу русского человека и земли, на которой мы живём, передаются и нам. Вместе с писателем мы приходим к выводу, что, к великому сожалению, Матёре остались преданы лишь старики и старухи. Молодежь живет будущим и спокойно расстается со своей малой родиною. «Выпамятью больше думаете, памяти у вас много накопилось», - укоряет матёринцев новое поколение. Людям без памяти всё равно, что было до них и будет после них.

Печально осознавать, что совесть так легко испаряется, утрату которой герои Распутина связывают напрямую с отрывом человека от земли, от своих корней, от вековых традиций, от своего родного. Но писатель заставляет задуматься нас, своих читателей, будет ли человек, покинувший свою родную землю, порвавший со своими корнями, счастливым, и, сжигая мосты, покидая Матеру, не теряет ли он свою душу, свою нравственную опору? Что будет с тем гармоничным миром, который для каждого человека становится святым местом на земле. Что будет с Россией?

Исчезло с карты Сибири целое селение, а вместе с ним – традиции и обычаи, которые на протяжении столетий формировали душу человека, его неповторимый характер. Может возникнуть предположение о том, что Распутин против перемен. Но это ошибочное мнение. В своей повести писатель не пытается протестовать против всего нового, прогрессивного. Напротив, он заставляет задуматься о таких преобразованиях в жизни, которые бы не истребили человеческого в человеке.

В одной из бесед на страницах «Литературной газеты» писатель признается: «Я не мог не написать «Матёру», как сыновья, какие бы они ни были, не могут не проститься со своей умирающей матерью. Эта повесть в определенном смысле для меня - рубеж в писательской работе». К каким же убеждениям пришёл В. Г. Распутин на рубеже творческого пути? В чём сила его ценностей? А ответ достаточно прост. Народ, который чтит свои традиции, бережёт родную землю, хранит память о предках, всегда крепок и силён, и никакие трудности его не сломят, он не растворится среди мирового пространства, не потеряет своего лица и языка, его всегда будут всюду узнавать по обычаям, вкусам, правилам, которым он следует, и уважать за самобытность и достоинство.

На основании проведённого анализа мы приходим к выводу о том, что представления Распутина о современном человеке близки толстовским идеям об изначально благом «ядре» человеческой души и тех бесчисленных «оболочках», которыми он обрастает в обществе и которые препятствуют человеческой естественности, вынуждая его подчиняться вечным «условностям», постоянно играть несвойственную ему роль, пока эта роль в конце концов не прирастает к нему как маска.

Поэтому современный человек «неестествен», он не живёт, а делает вид: отсюда балаганная кличка Петруха, данная Никите Зотову. Характерно и размышление Дарьи о Катерине и Симе: «Как мало, выходит, в человеке своего, данного ему от рождения, и сколько в нём от судьбы, от того, куда он на сегодняшний день приехал и что с собой привёз».

Распутин убеждает, что все в силах людей. Люди способны сберечь родную землю, не дать ей исчезнуть без следа, быть на ней не временным жильцом, а вечным ее хранителем, чтобы потом не испытывать перед потомками горечь и стыд за утерю чего-то родного, близкого твоему сердцу. Да и самим быть счастливыми на своей малой родине, на которой они родились, выросли, жили и хранили свой очаг.