Влияние русских классиков на творчество японских прозаиков

Восток – дело тонкое. Эту фразу каждый из нас когда-нибудь произносил. Действительно, в культуре востока есть что-то загадочное, таинственное, то, что влечёт. Но это что-то очень «тонкое», сложное и непонятное.

Возможно, поэтому многие не решаются подойти ближе к столь изысканной культуре. И эта культура - культура востока (и Японии в частности) – ещё плохо изучена. Она по-прежнему остаётся для нас чужой и непознанной.

В данной работе я попытаюсь как можно ближе прикоснуться к изучению японской литературы. Западному человеку она может казаться тяжёлой для восприятия, непонятной. Хотя надо отметить, что в последнее время ситуация сдвинулась с мёртвой точки. Интерес к японским авторам всё растёт, их произведения становятся всё более популярными (в особенности это касается современных прозаиков). Остаётся надеяться, что это не простое веяние моды, и что массы действительно оказались подготовленными к пониманию утончённой японской культуры.

Читая японскую прозу (не говоря уже о поэзии), не перепутаешь её ни с какой другой. Японцы сохраняют свои неповторимые национальные особенности. И, не смотря на то, что каждый автор отличается от другого, всех их объединяет нечто общее, что-то такое, что, читая книгу, мы с уверенностью можем сказать: «Её написал японец».

Причину тому, почему японская литература столь резко выделяется на фоне литературы других стран, не стоит искать только в национальном своеобразии. Нужно отметить особенности необычного исторического развития страны.

До 19 века Япония была изолирована от остального мира, а японская культура свободна от иноземного влияния. Японская литература не принимала участия в Мировом литературном процессе. В 19 веке произошло открытие Японии, и в страну потоками хлынули традиции других стран и народов. Влияние иноземных культур оказалось колоссальным и затронуло все аспекты японской жизни.

Теперь поговорим конкретно об интересующем нас предмете. До середины 19 века бал в японской литературе правила поэзия. И к открытию страны проза ещё не была сформирована. Японским литераторам волей или неволей приходилось учиться у своих западных предшественников. Таким образом, мы можем говорить о том, что литература Японии практически основана на достижениях литературы западной и являет собой квинтэссенцию лучших традиций многих европейских стран.

Огромное влияние на японскую литературу оказали именно русские классики. Этому и посвящена моя работа.

Я выбрала такую тему, потому что мне близка такая далёкая страна как Ниппония (так Японцы называют свою страну). Она завладела моим сердцем. Моё знакомство с Японской прозой произошло ещё до того, как я прочла некоторых русских классиков. И не без помощи японских произведений я пришла к культурным сокровищам моей страны.

Чтобы понять, насколько сильно влияние русской классической литературы на японскую прозу, достаточно прочитать любое произведение японского автора. Велика вероятность того, что на его страницах вы увидите имена Достоевского, Толстого, Тургенева, названия их произведений.

Несложно догадаться, что такая тема, как влияние русской классики на японскую прозу, ещё очень мало изучена. Но к этой теме рано или поздно обращаются все востоковеды и японисты. Русские традиции в японской литературе не заметить просто невозможно.

В любом случае, обращение к такой теме может помочь глубже понять не только «тонкую» литературу востока, но и по-новому взглянуть на свою, родную классику.

ЗАРОЖДЕНИЕ ЯНОНСКОГО РЕАЛИЗМА

Япония. Тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год. Свершилась знаменитая реставрация Мэйдзи, и в истории страны происходит резкий поворот. «Япония перестала быть запертым ларцом с потерянным ключом», как назвал её И. А. Гончаров в своём знаменитом «Фрегате «Паллада», посетив Японию в 1853г. Старые феодальные порядки, восходящие ещё к средневековью, уходят в прошлое, и страна начинает меняться.

В погоне за ушедшим временем, японцы приступили к активному освоению достижений мировой культуры, западные традиции быстро вливаются в японский быт. Ветер перемен коснулся и литературы. В Японию привозилась европейская литература, сначала на языках-оригиналах, а чуть позднее стали появляться и переводы.

Япония значительно отставала от запада, и на пути освоения новой культуры возникали определённые трудности, например такие, как отсутствие нужной терминологии. В связи с этим приходилось не только осваивать западные нововведения, но и модернизировать собственную культуру.

Однако надо отдать японцам должное: они успешно восприняли чужие традиции, умело совместив их со своими. «Япония имеет долгую традицию заимствования элементов зарубежной культуры и приспособления их к своей повседневной жизни. Корни этих традиций можно отыскать в японских религиозных верованиях, и особенно чётко они прослеживаются в гармоничном сосуществовании двух старейших японских религий – синтоизма и буддизма.» Желание и способность быстро и «безболезненно» принять чужие традиции сыграли важнейшую роль в развитие страны на новом этапе. Явление заимствования элементов иноземной культуры настолько привычно для японцев, что даже получило своё обозначение – Ийтоко-дори.

Стоит также отметить, насколько быстро стала развиваться Япония после революции. Востоковед А. Р. Садокова отмечает, что « каждое десятилетие послемэйдзинской истории в развитии японской культуры и общественной мысли, поистине, соответствовало столетию в истории многих других государств, и спустя всего двадцать лет после революции Мэйдзи японская литература была уже готова к созданию романа европейского типа – сёсэцу.»

Воспитанная на западной классике, японская литература практически сразу шагнула к реализму. У его истоков (а, в сущности, у истоков всей новой японской литературы) стояли два молодых автора: Цубоути Сёё и Фтабатэй Симэй.

Фтабатэй Симэй являлся учеником Цубоути, но он пошёл гораздо дальше своего учителя, достигнув значительных высот, в то время как имя Цубоути Сёё обычно забывается. Фтабатэй сделал очень многое для литературы своей страны, он был необходим японской литературе того времени, но не стоит недооценивать деятельность его учителя.

Оба писателя ясно видели, что многовековым японским литературным традициям требуются колоссальные изменения, и предлагали свои принципиально новые принципы.

Между учителем и учеником разница в возрасте была небольшая – всего пять лет. Но вот что удивительно – они принадлежали к разным поколениям японских литераторов. Понимание реализма Фтабатэя и Реализма Цубоути существенно различаются. Это ещё одно свидетельство того, насколько стремительно развивалась в Японии общественная мысль, культура, литература после реставрации Мэйдзи.

« Реализм Цубоути Сёё возник как отказ от поисков идеала; он принимал окружающую действительность такой, какой она была в то непростое в истории страны время и хотел лишь упорядочить её, придать ей разумный характер. В некоторых литературных работах японских авторов реализм Цубоути Сёё называли даже «соглашательским».

Реализм Фтабатэя Симэя был принципиально иным. Фтабатэй не просто отказывался от старых традиций, он основывался на опыте европейских литераторов. Будучи русистом по образованию, Фтабатэй изучал критические статьи Белинского, Добролюбова, Чернышевского, переводил произведения лучшего критического реализма 19 века. «Он видел основную задачу литературы в том, чтобы через изображение явлений, скрытых в «случайных оболочках», опосредованно, показать скрыто, но верно сущность действительности».

В «Общей теории романа» - «Сёсэцу сорон», которая была написана в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, понимание Фтабатэя реализма близко к пониманию реализма Белинского.

Для японской литературы Фтабатэй Симэй являлся не только создателем первого произведения японского реализма, он был также переводчиком русской литературы и критики 19 – начала 20 вв. Фтабатэй был крупным теоретиком и критиком.

В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году был выпущен роман «Плывущее облако». Одним из источников, к которым обратился автор при написании произведения, Фтабатэй назовёт И. А. Гончарова.

Влияние русской литературно-критической мысли на Фтабатэя Симэя было огромным. И это ярко отразилось не только на творчестве одного писателя, но на всей японской литературе в целом, на её становлении и формировании многих её направлений.

Один из самых известных японистов К. Рехо отмечал: «Ещё будучи студентом Токийского института иностранных языков он (Фтабатэй) знакомится с основными работами Белинского, Чернышевского, Добролюбова и Герцена. Его особое внимание привлекла эстетика Белинского».«Опираясь на эстетику Белинского, - считает К. Рехо, - Фтабатэй поднял на новую ступень теорию реализма в японской критике.»

Фтабатэю, однако же, принадлежит заслуга за формирование японского реализма.

В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году в Японии вышли в свет два рассказа И. С. Тургенева : «Свидание» ( из «Записок Охотника» ) и «Три встречи». Переводы были сделаны Фтабатэем Симэем с русского языка. Во время работы над переводами, пытаясь как можно точнее передать тончайшие оттенки реалистического повествования, Фтабатэй приходит к выводу, что старый книжный язык не подходит для таких целей. Тогда Фтабатэй решается наконец порвать с вековой традицией и начинает использовать народный разговорный язык.

За свою творческую деятельность Фтабатэй перевёл более тридцати произведений из русской художественной литературы и критики, в том числе произведения Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, А. М. Горького, В. С. Белинского, Н. А. Добролюбова и других. Эта работа в огромной степени способствовала утверждению современного японского литературного языка, основоположником которого был Фтабатэй Симэй.

Таким образом, мы можем с полной уверенностью утверждать, что русская литература принимала огромное участие в формировании творческой личности многих японских писателей и, следовательно, в формировании новой японской литературы. Русская литература стала фактом японского общественного сознания.

ЯПОНИЯ И СОЛНЦЕ РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Первые книги русских писателей (как, впрочем, и вся западная литература) переводились на японский преимущественно с английского и лишь для того, чтобы японский читатель мог больше узнать о жизни европейцев, о европейском быте. Глубокий идейный смысл этих произведений мало кого интересовал, и литературного влияния эти переводы практически не имели. Японцев больше интересовала бытовая сторона, нравы европейцев, их материальные ценности.

Переводы выполнялись в традиционном для японцев риторическом стиле. Первый перевод пушкинской «Капитанской дочки» (вышедший в Японии в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году) назывался «Сердце цветка и дума бабочки. Удивительные вести из России». В тысяча восемьсот восемьдесят шестом году вышел новый перевод повести, и называлась она уже «Сказания о Смите и Мэри. Русская история любви».

В целом в 19 веке в Японии А. С. Пушкина переводили достаточно много и много о нём писали. Фтабатэй Симэй так сказал о этому поводу: «Когда спрашиваем русских, что нужно читать из русской художественной литературы, большинство из них рекомендуют Пушкина».

Но вот парадокс: о Пушкине пишут, Пушкина переводят, но Пушкин в Японии не популярен.

Чем же можно объяснить столь странный факт?

Конечно же в первую очередь надо учесть то, насколько разные японский и русский языки. Языковой барьер, сложности перевода, всё это не даёт возможности иностранцам в полной мере оценить творчество А. С. Пушкина. Эта причина очевидна. Но она не единственная. Не стоит также забывать, что после революции в японской литературе происходит резкое смещение в предпочтении жанров: теперь на смену высокому поэтическому языку, которого требовали от литературы конфуцианские традиции, приходит язык самый прозаический, простой и низкий. Японцы в то время просто не желали читать лирику.

И не случайно, что знакомство с А. С. Пушкиным и М. Ю. Лермонтовым японцы начали не с поэзии, а с прозы: с «Капитанской дочки» и с «Героя нашего времени» (переведённом в тысяча восемьсот девяносто втором году). И лишь в тысяча девятьсот тридцать девятом году в Японии вышел первый однотомник избранной поэзии М. Ю. Лермонтова.

Даже важнейшие японские романтики : Китамура Тококу, Симадзаки Тосои отдавали своё предпочтение не А. С. Пушкину или М. Ю. Лермонтову, а зачитывались романами Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева. Именно эти авторы по представлениям японцев тех лет, представляли русскую художественную литературу.

К сожалению, японская публика не смогла осознать гениальность пушкинской прозы, а лирика великого русского поэта и вовсе осталась в стороне. Наследие А. С. Пушкина не было оценено так, как оно того заслуживает.

ТУРГЕНЕВ И ЯПОНСКОЕ ЧУВСТВО ПРЕКРАСНОГО

Русская литература в конце 19 века в Японии приобретает широкую известность. Особое отношение завоевали такие русские классики, как И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой. Их называли стражами врат в мир русской литературы. Именно благодаря произведениям этих писателей японцы смгли по-настоящему осмыслить национальное своеобразие русской художественной литературы и «русского характера».

Чем же обусловлен этот усиленный интерес к русскому реализму?

На этот счёт существуют два противоположных мнения.

Согласно одному из них, популярность русской литературы в Японии можно объяснить тем, что её эстетика очень близка представлениям японцев о прекрасном.

Японское представление о красивом – «моно но аварэ» («печальное очарование вещей») оказалось родственным национальным особенностям русской литературы. «Аварэ» - чувство, которое включает в себя терпеливость и печаль. Это «печальное очарование вещей» - древняя японская литературная традиция. Она присутствует почти во всех национальных сказках. Не удивительно, что найдя в русской литературе столь привычные для себя идеалы, японцы восприняли её практически как свою.

Противоположное мнение, наоборот, говорит о том, что японцев в русской литературе поразило описание природы, которое было отлично от того, к какому привыкли японцы. И это что-то абсолютно новое и привлекало японского читателя.

В этом плане ближе всего японцам оказался И. С. Тургенев. Надо сразу отметить, что И. С. Тургенева считают самым «японским» писателем.

Японцам близки и понятны сострадательная мягкость Тургенева, его особое внимание к природе, тонкое чутьё, лиризм произведений русского писателя, сближающий прозу с поэзией.

Произведения И. С. Тургенева стали для японцев не просто переводами зарубежной литературы, они стали частью классической японской литературы нового времени.

Особое же внимание уделялось роману И. С. Тургенева «Рудин».

В тысяча девятьсот шестом году в Японии вышел в свет роман Огури Фуё «Молодость». И внимательный японский читатель сразу заметил в нём сходство с тургеневским произведением. Название русского романа и имена его героев не только неоднократно появляются на страницах произведения японского писателя, но и сюжетная линия «Молодости», характер самих героев их взаимоотношений – всё напоминало «Рудина» И. С. Тургенева.

Для японских писателей начала 20 века роман И. С. Тургенева «Рудин» стал важной школой повествовательного мастерства. Их особенное внимание привлекала функция диалогов в тургеневском повествовании. Диалог несёт в себе большую эмоциональную и идеологическую нагрузку, приобретает характерологическую роль. «Обилие прозаического диалога, его соотнесённость с авторской речью, с описанием сопутствующим диалогу жестов и мимики и возбуждало интерес.

Дело в том, что диалогическая речь как способ изображения характеров не была свойственна японской классической прозе».

На произведениях И. С. Тургенева молодые японские прозаики учились новым приёмам, тем самым развивая глубину своих произведений.

«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО

Романы Достоевского изобилуют карикатурными образами. Правда, большинство из них повергнет в уныние и дьявола.

Акутагава Рюноске

В тысяча восемьсот девяносто втором году японский писатель Утида Роан при участии Фтабатэя Симэя перевёл роман Ф. М. Достоевсого «Преступление и наказание» на японский язык и издал его в трёх книгах.

И сразу же это произведение вызвало вокруг себя горячие споры и разногласия. Японские писатели и критики разделились на два лагеря: Поклонники и противников. Но никакой однозначной оценки роман так и не получил.

«Преступление и наказание» казалось японскому читателю очень необычным произведением. Перевод Утиды Роан довольно близко передавал дух оригинала, но сам оригинал плохо укладывался в сознании японцев. Роман слишком сильно отличался от привычных эстетических представлений, он казался излишне мрачным, а правда жизни, изображённая в книге, пугала некоторых читателей.

Однако роман вызвал горячий отклик в литературном мире и стал предметом ожесточённых споров. Яростные противники произведения считали роман «Преступление и наказание» аморальным, посягающим на «истинное искусство». Один японский критик, Одзаки Коё, сказал однажды: «Русская литература - это бифштекс, сочащийся кровью, а японцы любят постную рыбу».

Старые самурайские традиции, которые всё ещё жили в японском сознании, не давали возможности понять, почему Раскольников убил старуху-процентщицу. Ведь он сделал это из личных, корыстных целей, а убийство в Японии считалось возможным только из кровной мести.

Содержание романа было настолько новым и непривычным, настолько события, происходящие в нём, не укладывались в сознании японских читателей, что подобные происшествия стали многими восприниматься как ужасная выдумка.

Но нашлись и те, кому всё же удалось проникнуться произведением и понять его идею. Писатель Китамура Тококу воспринял Ф. М. Достоевского в соответствии с эстетическими требованиями новой японской литературы. Он понимал, что Достоевский изображал суровую российскую действительность того времени, то, через какие трудности приходилось проходить «маленькому» человеку, и что Достоевский сам через всё это прошёл.

В романе изображена реалистическая картина капитализирующегося Петербурга. И эти картины явно пересекались с японской действительностью 90-х годов 19 столетия. Японская интеллигенция увидела в страданиях Раскольникова свои муки и сомнения.

В 90-е годы 19 века в Японии возникает новое литературное направление «социальной прозы» - «сякай сёсэцу». Оно возникло в обстановке острых социальных обострений, вызванных японо-китайской войной, и противопоставлялось направлению эстетствующей группы писателей «Кэнъюся».

Приверженцы сякай сёсэцу утверждали связь художественного творчества с действительностью.

Этой новой тенденции в японской литературе в полной мере отвечали социальные романы русских писателей, а особенно романы Ф. М. Достоевского о «бедных людях» и об «униженных и оскорблённых».

Таким образом, с творчеством Ф. М. Достоевского было связано целое направление японской литературы нового времени.

ГРАФ ТОЛСТОЙ В ЯПОНСКОЙ ПРОЗЕ

Как показывает японская литературная статистика, к тысяча девятьсот восьмому году в Японии приходит конец господству английской и французской литературы. Русская литература окончательно заняла главенствующее положение и по количеству переводов, и по силе влияния на умы японских читателей. Этому русская литература обязана роману. А после знакомства с творчеством Л. Н. Толстого у японских читателей не осталось никаких сомнений в том, насколько важна русская литература в мировом литературном процессе.

Активно переводить романы Л. Н. Толстого на японский язык начали в 90-х годах 19 века. Переводили их как с западноевропейских языков, так и с русского, причём переводы делали самые известные и самые сильные писатели того периода – Мори Огай («Люцерн»), Кода Рохан («Севастополь в декабре месяце»), Утида Роан («Семейное счастье»), Таяма Катай («Казаки»).

Большую роль в распространении в Японии произведений Льва Толстого сыграл Кониси Масутаро. Он учился в Киевской духовной академии и был лично знаком с Л. Н. Толстым. Кониси делал переводы вместе с Одзаки Коё – даже этот эстетствующий писатель, известный своим негативным отношением к русской литературе, не смог устоять перед притягательной силой произведений Л. Толстого.

Японцы говорят: «Нравится – возводи в культ!» И в 90-е годы началось паломничество почитателей Льва Толстого в Ясную Поляну.

Что же импонировало японцам в творчестве Л. Н. Толстого? В чём они видели исключительность таланта писателя?

Главным образом японцев привлекала искренность русского романиста. Он никогда не искал славы, всегда от неё отказывался. Это вызывало глубокое уважение японских читателей.

Далее можно отметить то, что Толстой, как и его герои, всё время находился в поисках Истины.

Японские критики того времени отмечали, что основой нравственных критериев для Толстого был народ.

Творчество Л. Толстого не было замкнутым национальным явлением. И эта всеобщность, «всесветность» творчества Толстого и привлекала японцев. В романе «Анна Каренина» японские читатели видели шедевр, в котором раскрывается всё многообразие жизни современного человека.

В 90-е годы японская критика впервые начала сравнительный анализ произведений собственной литературы и произведений Л. Н. Толстого, для того чтобы выявить национальное своеобразие русской литературы и чтобы извлечь какие-то уроки из русской классики.

Японская критика отметила, что проза Л. Толстого очень лирична, близка к поэзии. Эта ещё одна особенность творчества Л. Толстого, которая импонировала японцам. То, что Л. Н. Толстой ведёт своё повествование «из сердца», было очень близко им.

ГОГОЛЕВСКИЙ СМЕХ И ЯПОНСКИЕ ТРАДИЦИИ

Н. В. Гоголь – один из самых сложных русских классиков. И процесс освоения его творчества в Японии был очень непростым. Временами наблюдались то «приливы», то «отливы». К художественному опыту писателя обратился ещё на заре становления новой японской литературы один из её зачинателей Фтабатэй Симэй, а в 20 веке – один из её классиков Акутагава Рюноскэ. Современные японские также всё чаще обращаются к наследию Н. В. Гоголя.

Как мы знаем, яркой особенностью гоголевского повествования является его смех. Особая природа гоголевского смеха одновременно и притягивает, и отталкивает японских читателей.

Самые ранние переводы Гоголя на японский - «Майская ночь» из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» выполненный Уэда Бии и «Тарас Бульба» в переводе Токутами Рока были выпущены в 1893 и 1895 соответственно. Они были выполнены с английского языка ( что, впрочем, было довольно частым явлением ) и ещё очень близки к старым японским традициям повествования. Получалось, что герои Гоголя говорят на высоком литературном языке, а это невольно лишало произведения живого контакта с действительностью.

Новаторскими были переводы Фтабатэя Симэя, сделанные с русского языка. Фтабатэй перевёл на японский «Старосветских помещиков» (1893), «Портрет» (1897), «Записки сумасшедшего» (1907). Выполняя эту работу, Фтабатэй старался как можно ближе передать живой разговорный язык Гоголя. Так что работа над переводами произведений Гоголя, также как и других русских классиков, способствовала утверждению современного японского литературного языка.

Интерес Фтабатэя к творчеству Гоголя отразился и на его романе «Плывущее облако». Фтабатэй учился у Гоголя мастерству изображения детали, так необходимому для создания человеческих типов и характеров. А отношения между начальником и подчинённым в романе напоминают отношение «значительного лица» к Акакию Акакиевичу Башмачкину в гоголевской «Шинели».

Гоголевский смех также был близок Фтабатэю.

Влияние гоголевских традиций в романе «Плывущее облако» мы можем наблюдать уже в самой идее произведения. В центре повествования ставится «маленький человек», обиженный и обездоленный, задавленный гнётом мелкий чиновник.

Однако к восприятию Гоголя на протяжении долгого времени не были готовы не то, что читатели, но и большинство японских литераторов.

Вот две основные причины того, почему так произошло.

Причина первая – это языковой барьер. Гоголь действительно писал довольно сложным языком, не всегда понятным даже русском человеку. Считается, что произведения Гоголя менее остальных произведений русских классиков поддаются переводам.

Вторая причина носит историко-культурный характер. Чтобы понять произведения Гоголя, надо иметь обширные знания о той социальной, национально-исторической среде, на которую был направлен гоголевский смех.

Но есть ещё одна причина тому, почему гоголевский смех так тяжело принимался японскими авторами.

По конфуцианским традициям смех означал неуважение к старшим, а в эпоху Такугава был даже запрещён. Сеяться разрешалось только вышестоящим над нижестоящими. Поэтому в японской литературе обычно высмеивался убогий крестьянин, и смех долгое время носил лишь развлекательный характер.

Интерес к произведениям Гоголя усилился лишь в 10-20 годы 20 века, но эта тенденция до сих пор не утихает.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в своей работе я попыталась рассмотреть самые яркие примеры влияния русской классики на формирование современной японской прозы.

После своего открытия Япония стала активно развиваться, и, глядя на «страну восходящего солнца» сейчас, трудно представить, что ещё полтора века назад ей управляли самураи. Япония сделала огромный скачок, не только технический, но, в первую очередь, культурный. Японская литература после реставрации Мэйдзи стремительно развивалась. В этом ей помогали достижения европейских классиков. Успешно принимая чужие традиции, японские литераторы сумели за короткий срок провести колоссальные реформы средневековой литературы своей страны и, опираясь на опыт западной литературы, создали свою исключительную, неповторимую и ни на что не похожую современную японскую прозу.

Особое влияние на становление японской литературы оказала именно русская классика. Во многом благодаря наследию русских литераторов образовалась современная литература Японии. Конечно, такой факт заставляет ещё больше гордиться достижениями родной классики.

Мне кажется, что выбранная мной тема достаточно актуальна. Во-первых, она позволяет нам ближе узнать историю японской литературы. Во-вторых, заставляет по-новому взглянуть на литературы своей страны. И, в-третьих, интерес запада к японской культуре всё растёт. И возможно, что когда-нибудь нам придётся слышать о влиянии японской классики на творчество русских прозаиков.