Сын достойный отца

Братья Карамзины

«По субботам у Жуковского в его комнате в верхнем этаже так называемого Шепелевского дворца (старая часть Зимнего) собирались друзья - литераторы. Жуковский любил открывать новые таланты. У него встречались никому еще не известный молодой малоросс Гоголь с Пушкиным, Крыловым и другими маститыми литераторами, здесь впервые читал свои стихи никому не известный Кольцов. Желая сделать подарок Жуковскому, П. А. Вяземский заказал молодым художникам, ученикам А. Г. Венецианова, запечатлеть это «субботнее собрание».

В просторной комнате, разделенной большим письменным столом, уставленной шкафами с книгами, с папками рисунков, у окна беседуют В. А. Жуковский и П. А. Плетнев, на диване сидят А. С. Пушкин, В. Ф. Одоевский, И. А. Крылов, Н. В. Гоголь, посередине стоит А. В. Кольцов - он смущен вниманием этих знаменитых писателей. Художник А. Н. Мокрицкий вспоминал: "Василий Андреевич пожелал иметь перспективный план своего кабинета и в нем портреты своих лучших друзей и приятелей; нужно было поместить более десяти человек и всех написать с натуры. Михайлов написал кабинет, другие ученики писали фигуры, на мою долю тоже достались две фигуры» (Пушкин и его время в изобразительном искусстве, каталог № 100). Картина Вяземскому не понравилась. Он велел отвезти ее в Остафьево и забыл о ней. Только в 1859 году в журнале «Иллюстрация» она была впервые воспроизведена; потом она экспонировалась на Пушкинской выставке 1880 года. Ныне картина хранится во Всероссийском музее А. С. Пушкина," - рассказывает автор статьи в приложении "Уроки Литературы».

Обратим внимание на странную деталь: полное имя последнего изображенного (крайнего справа) - Александр Николаевич Карамзин. Мундир офицера артиллерии, профиль Печорина. Для современников портрет был легко узнаваем - сын Н. М. Карамзина!

Что известно (точнее, может быть известно) широкому кругу читателей об этом человеке

И. Л. Андроников в своем рассказе «Тагильская находка», где приведены письма семьи Карамзиных, подробно и объективно раскрывающие историю трагической дуэли Пушкина и Дантеса, дает следующую характеристику второго сына Н. М. Карамзина: «Время от времени в доме появляется Александр Николаевич Карамзин; служба в гвардейской артиллерии налагает на него известные обязательства, невыполнение которых, как видно из писем, довольно часто приводит его на гауптвахту, откуда, располагая в избытке досугом, он пишет великолепные послания брату Андрею - содержательные и остроумные, полные иронии по адресу великосветского общества. Пишет, в отличие от матери и сестры, чаще всего по-русски. До отъезда за границу Андрей служил с братом в одной батарее, они вместе росли (Андрей родился в 1814 году, Александр – в 1815-м), у них общие приятели, общие литературные интересы; оба пишут и собираются выступать в печати. А. Н. Карамзин, «Сашка», как называют его в письмах родные, дожил до старости (он умер в 1888 году), но так ни в чем и не проявил заметно своего, безусловно, незаурядного таланта, о котором можно судить на основании писем. Имя его осталось в истории русской культуры благодаря Лермонтову, упомянувшему его в шутливом стихотворении, написанном для альбома С. Н. Карамзиной:

Люблю я парадоксы ваши,

И ха-ха-ха и хи-хи-хи,

Смирновой штучку, фарсы Саши

И Ишки Мятлева стихи. »

Письма Андрея Николаевича из Парижа, Рима, Баден - Бадена, где он лечился, были адресованы матери, сестрам, брату. Они хранились в семье его сестры Екатерины (в замужестве Мещерской) и незадолго до революции появились в печати.

О личности и судьбе старшего брата известно гораздо больше, так как он был женат на вдове Павла Демидова, владельца уральских заводов, одного из богатейших людей России, умершего в 1840 году и оставившего малолетнего сына. В 1846 году известная красавица Аврора Карловна Демидова (в девичестве Шернваль) вышла замуж за Андрея Николаевича Карамзина. Их счастье было недолгим. В начале Крымской войны он вступил добровольцем в действующую армию и в 1854 году был убит в малой Валахии.

О его романтической любви и трагической смерти рассказано в книге Людмилы Третьяковой "Российские богини": "Весной 1854 года Карамзин был назначен командующим эскадрона Александрийского гусарского полка. Приняв неравный бой, он попал в плен. Возможно, остался бы в живых - турки собирались запросить огромный выкуп, и наверняка получили бы его, но.

Сослуживец Андрея утверждал: Карамзин предчувствовал свою гибель. Незадолго до трагической развязки в ночном разговоре он как-то сказал: "У меня можно отнять все, но вот это возьмут только с жизнью, " - и, обычно не склонный к откровенности, достал из-под мундира медальон. От прикосновения пальцев крышка открылась: отблески костра осветили прекрасное женское лицо. "Это жена моя, Аврора", - тихо сказал Карамзин.

. Андрей оставался в одной рубашке: сорвали мундир, взяли дорогие часы, деньги. Турки гнали его в плен, ударяя плашмя саблями по спине. Один из них заметил на шее золотую цепочку. Завизжав от радости, потянулся к ней рукой. В этот миг Карамзин выхватил у него саблю, замахнулся, и тот рухнул как подкошенный. Турки мигом окружили его: пленный был зарублен на месте.

Эта смерть потрясла современников. Старик Тютчев писал с ужасом: «Можно себе представить, что этот несчастный Андрей Карамзин должен был испытать. Вероятно, в эту решительную минуту, на незнакомой земле, среди отвратительной толпы, готовой его изрубить, в его памяти пронеслась, как молния, вся та жизнь, которую он терял; вся та жизнь, такая приятная, богатая, полная ласки».

Жена окаменела от горя. Она не могла смириться с тем, что муж остался в чужой земле. Ценой огромных усилий ей удалось перевезти прах Карамзина на родину. А в Нижнем Тагиле она поставила мужу памятник.

К сожалению, он был уничтожен. В музее осталась лишь фотография». Такова судьба старшего сына Н. М. Карамзина.

На картине изображен Александр (крайний справа), и наш рассказ именно о нем, но черты характера старшего брата, безусловно, будут повторены в младшем. Оба всегда были глубоко порядочными, благородными, честными людьми, сыновьями, достойными своего отца.

Итак, по словам И. Л. Андроникова, второй сын - Александр - "так ни в чем и не проявил заметно своего, безусловно, незаурядного таланта". Так ли это? Каким же был на самом деле Александр Николаевич? Как сложилась его судьба?

Изучив материалы, хранящиеся в фондах Первомайского краеведческого музея Нижегородской области, можно с уверенностью утверждать, что А. Н. Карамзин - человек удивительный, у него необыкновенная судьба.

«Детство и молодость А. Н. Карамзина прошли блестящим образом. Отец его, известный историограф Н. М. Карамзин, был, как известно, из числа самых приближенных ко двору императора Александра Павловича, а затем и Николая I. Он с женой, а впоследствии и с детьми проводил лето в Царском Селе, в так называемых "китайских домиках", куда приглашались самые симпатичные и уважаемые царями особы и их семейства»,[4] - вспоминала племянница жены А. Н. Карамзина. «Сыновья его, будучи ровесниками с великими князьями, постоянно бывали приглашены во дворец, и находились с великими князьями в товарищеских отношениях.

Помню, дядя рассказывал, как однажды мяч их застрял на одной из люстр залы, где они играли. Юноши стали прыгать, но не могли его достать. "Обопрись о мое плечо", - сказал государь (Николай Павлович). Дядя прыгнул - и вдруг государь охнул, отошел и стал закрывать лицо рукой. Оказалось, что дядя изо всей мочи оперся как раз о ключицу, которая была сломана при падении царя из экипажа. Дядя страшно испугался: жаль было государя и думалось: что же это - немилость, наказание?

Но государь тотчас оправился и велел продолжать игру. Я рассказала это пустяковое событие, чтобы показать близость сыновей Карамзиных ко двору, причем Александр Николаевич был особенно близок, можно сказать, дружен с наследником, цесаревичем Александром Николаевичем".

Получив классическое образование, сыновья Карамзиных Андрей и Александр закончили Дерптский (Таллиннский) университет. Затем Александр поступил на военную службу, став поручиком конной артиллерии, что не мешало ему вести светский образ жизни. "Он не мог не сделаться душой общества. Высокий красивый, с чудными синими глазами и здоровым цветом лица, он был всегда оживлен, весел и замечательно остроумен".

Александр Николаевич был человеком лермонтовского поколения и склада, одним из тех, кто дал Лермонтову материал для создания образа Печорина. Его называли "Второй Карамзин", так как он пробовал писать, как и отец. Известны некоторые его произведения: элегия "Небесный гость", повесть в стихах "Борис Ульин" (подражание пушкинскому "Евгению Онегину").

Вспомним замечание И. Л. Андроникова о непроявленном "незаурядном таланте". Действительно, в литературе не может быть "второго Карамзина", как и второго Пушкина, Чехова, Достоевского.

А в жизни ум и благородство Александра Николаевича вызывают восхищение

Одним из первых он понял трагедию жизни и смерти Пушкина, и 13 марта 1837 года в письме к брату Андрею, лечившемуся за границей, 22-летний гвардейский офицер писал: «Ты спрашиваешь, почему мы тебе ничего не пишем о Дантесе. Начинаю с того, что не советую протягивать ему руки с такою благородною доверенностью, теперь я знаю его, к несчастью, это знание мне дорого обошлось. Без сомнения, Пушкину было тяжело, когда я у него на глазах дружески пожимал руку Дантесу, стало быть, и я способствовал тому, чтобы растерзать это благородное сердце, ибо он страдал невыразимо. Гений, составивший славу своей родины, привыкший слышать только рукоплескания, был оскорблен чужеземным авантюристом.

После смерти Пушкина, после роковой дуэли на Черной речке, Карамзин порвал с Дантесом прежние отношения. Но его долго мучили угрызения совести.

«Раньше я был слишком к нему расположен, но, так или иначе, не подлежит сомнению, что он обманул меня красивыми словами и заставил видеть преданность и высокие чувства там, где была только гнусная интрига. » Здесь же, в этом письме А. Н. Карамзин одним из первых дает верную оценку таланта погибшего поэта, осознавая величину потери: "Плачь, бедное Отечество! Не скоро родишь ты такого сына. На рождении Пушкина ты истощилось! "[9]

В рассказе "Тагильская находка" приведены и другие письма семьи Карамзиных. Удивительно, что именно Александр быстрее всех разобрался в событиях и, признавая свою невольную вину перед Пушкиным, честно и открыто поведал обо всем брату. Несомненно, смерть Пушкина потрясла А. Н. Карамзина. Через два года после дуэли, совершенно разочаровавшись в жизни высшего света, он вышел в отставку и уехал в свое нижегородское имение Макателемы, желая посвятить себя благотворительной деятельности.

На благо Отечества

"Конечно, я был либералом, - писал он о себе, - Я жаждал реформ, с ранней молодости мечтал об освобождении крестьян от крепостной зависимости, о праведном суде, о местном самоуправлении. Теперь, когда это все даровано государством, я нахожу, что нам только осталось изо всех сил добросовестно работать, чтобы все эти реформы были направлены правильно, на пользу народа и во славу Божью введены на Руси".

В свое имение Макателемы Ардатовского и Арзамасского уездов Нижегородской губернии А. Н. Карамзин отправился с доктором и отличным садовником - немцем. "Господа в Макателеме не живали, и никаких приспособлений к мало-мальски культурной жизни там ожидать не приходилось. Поселился молодой помещик в двух беленых избах, соединенных сенями. Там он и принялся за самую кипучую деятельность".

Не помышляя о строительстве собственного дома, Карамзин закладывает большой сад. С доктором был разработан план первой больницы, которая тотчас была построена и оборудована. В имение Карамзина входили 3 села, в каждом из которых был открыт фельдшерский пункт со специально оборудованной избой для рожениц. По выбору доктора несколько подходящих женщин было послано в Нижний Новгород для обучения повивальному искусству.

Сразу была построена школа, куда приходили дети из близлежащих деревень. Затем школы появились в каждом селе. Здания были добротными, сохранившимися до революции.

Еще до отмены крепостного права А. Н. Карамзин освободил своих крестьян, чем вызвал резкое осуждение соседей. Часто покупал крестьянским детям обувь, одежду, "выкупал" самих детишек у родителей, чтобы меньше работали и ходили в школу. Помещики в округе не понимали Александра Николаевича, называя его странным человеком, а все его благие начинания считали "блажью молодого богача, транжира, которая до добра не доведет". Больницы и школы были оборудованы всем необходимым. Сад радовал своим ростом и красотой. Розы в изобилии благоухали в клумбах возле дорожек и среди лужаек вблизи дома. Через дорогу, против первой больницы был рассажен другой сад и среди него -огромный пруд, питаемый небольшим ручьем - речкой, протекающей по ложбине близ села. В больнице была устроена домовая церковь, в которой назначенный туда особо причет прекрасно исполнял божественные службы.

В 1850 году А. Н. Карамзин женился на дочери генерал - майора, участника Отечественной войны 1812 года, княжне Наталье Васильевне Оболенской, которая стала его верным другом и помощницей во всех добрых делах и начинаниях.

В честь жены и назвал Карамзин свой новый чугуноплавильный завод и рабочий поселок - Наташин - Ташин. Об истории завода следует сказать особо. Во владениях Карамзина были найдены залежи железной руды. 17 января 1852 года он подал прошение о разрешении постройки завода "с одной плавильной печью для выплавки чугуна". Но Московское Горное Правление отказало заявителю, сославшись на то, что прошение было составлено без соблюдения формы.

Учтя это, заявитель направил вторичное прошение уже на имя царя: ". В январе сего года входил я в Московское Горное Правление с прошением о дозволении мне завести чугуноплавильный завод с одной доменной печью, в имении покойной родительницы моей, статской советницы Екатерины Андреевны Карамзиной, состоявшем Нижегородской губернии Ардатовского уезда в общей даче сел Большого и Малого Макателемов для выплавки чугуна из руды, в том имении находящейся. Повторяя прошение, завод свой назвав Ташинским, всеподданнейше прошу, дабы повелено было сие прошение мое принять, и о дозволении устроить мне означенным названием помянутый завод, решение учинить, как закон повелевает. "[11]

Завод строился около года в лесу, на берегу реки Умочь. Старший брат Андрей Николаевич Карамзин, к тому времени уже женатый на вдове П. Н. Демидова и владевший 7,5 тысячами крепостных, полумиллионом десятин земли и заводами Южного Урала, оказывал помощь в строительстве нового предприятия. Он прислал прекрасного специалиста, самородка из крепостных крестьян, Федора Петровича Шорина, закончившего Высшую Парижскую школу и стокгольмские курсы усовершенствованиям в горном деле. Ф. П. Шорин возглавил строительство завода, а затем стал его управляющим.

30 июля 1853 года завод дал первую плавку и уже в первом десятилетии выпускал до 160000 пудов чугуна ежегодно. Производилось такое чугунное литье, как сковороды, чугуны, печные приборы и т. д.

Ныне поселок Ташин стал небольшим городком Первомайском, а завод, выпускающий тормозное оборудование для железнодорожного транспорта, носит громкое имя ОАО "Транспневматика".

Поражает то, что все свои доходы от завода и имения тратил этот удивительный человек на благие цели. Творил Благо, Добро!

В его имении Рогожка был построен приют для крестьянских детей на 80 человек, где была школа и мастерские - токарные и слесарные. Сам А. Н. Карамзин руководил детским хором, играл на фортепьяно. Кроме приюта, была построена богадельня, где жили старики - инвалиды войны Ардатовского уезда.

'Жизнь Александра Николаевича и Натальи Васильевны делилась между Ташином и Макателемом, где все стало снова процветать, шириться и расти, так как хозяева были убеждены, что из-за дорогих их сердцу учреждений и посланы им милостивым Господом новые средства для поддержания. Обе усадьбы и все, существовавшие в них, превратились в царство любви и духовной радости".

В 1853 году А. Н. Карамзин вместе со своими крестьянами добровольцем отправляется на театр военных действий русско-турецкой войны. Наталья Васильевна решает стать сестрой милосердия.

Начавшаяся война требовала огромных жертв. В Макателеме наступает кризис. На ведение хозяйства в больницах, школах, приюте и богадельне не хватало средств, получаемых с имения. Приходилось делать долги.

В 60-е годы материальное положение Карамзиных несколько улучшается, о чем с ласковой грустью вспоминает их родственница: "Приблизительно с этого времени, т. е. с половины 60-х годов, я стала бывать в Макателеме и сознавала, что вряд ли есть где-нибудь такой образец истинно христианской жизни. Дядя стал носить везде русское платье, т. е. синюю шелковую, а летом белую, вышитую красным рубашку-косоворотку, подпоясанную шелковым шнурком, черные суконные шаровары, мягкие, из тонкого сукна, недлинный, русского покроя кафтан, а летом - такой же, но белый. Тетя также ходила иногда летом в сарафане, но когда стала постарше, перестала его надевать. Муж ее находил, что нет удобнее русского платья, и только приезжая в Петербург, как он говорил, "в Европу" - он облекался в европейский костюм. Прислуга в Макателеме также носила русское платье, но отношение всех к хозяевам было самое почтительное и вместе с тем близкое, любовное. Я, живя там целыми месяцами, не слыхала дурного слова, ни брани, ни какого-либо окрика, даже между служащими. Каждый был при своем деле, охотно исполняя его, причем все решалось сообща между хозяевами и служащими. Хозяева распоряжались, объясняя, как поступить, но без мысли о том, чтобы именно их воля была исполнена. Всякий мог возразить и высказать свой взгляд, если ему казалось возможным лучше устроить дело, и очень легко они приходили к общему согласию, так как самолюбие ни в ком не было затронуто. Опекаемые же - как больные, дети в приюте, так и старики в богадельнях - столько видели сердечной заботы о них, что примирялись со своими испытаниями.

Это казалось идиллией, но вместе с тем при каких простых, естественных между всеми отношениях чувствовалось: нет, это не идиллия! - это истинная христианская жизнь, такая, какой она должна быть среди всех христиан.

Бросая общий взгляд на жизнь Карамзиных в Макателеме, нельзя не обратить внимания на то, что у них не было детей. Будь они многодетными, возможно, не решились бы поступиться всеми доходами, а в конце концов и почти всем своим состоянием на пользу окружающего их народа. Но Александр Николаевич не походил на обыденных людей. В таких еще молодых годах, окруженный тем, что особенно ценится большинством людей, т. е. пользуясь большим успехом в свете, особенно положение из-за дружбы с наследником, цесаревичем, имея впереди, без сомнения, блестящую служебную карьеру, пользуясь хорошими средствами и окруженный даже сравнительной роскошью, - все это он, не задумавшись, бросил, когда совесть подсказала ему о другой, более отрадной его душе деятельности.

В самой простой обстановке повел он новую, избранную им жизнь, но это была жизнь среди народа, столь нуждающегося и в просвещении, и в попечении о больных, и во всякой заботе о нем. В письмах его к матери, которые я держала в руках, но лишь на несколько часов и которые затем, увы пропали, - этот совсем еще юный человек удивительно ярко рисует эту жизнь. Такое чувствуется в них горенье духа, столько любви ко всему окружающему и такое полное удовлетворение жизнью, которую он вел в Макателеме.

Я забыла упомянуть о том, что план будущего дома был со временем совсем заброшен. Года три после женитьбы они как-то зараз пришли к мысли, что детей Господь им не дает, - к чему же строить большой дом, когда им и в этом так хорошо живется. Очень красивая была у них высокая четырехугольная оранжерея, пристроенная вплотную к боковой стене комнаты, где они жили.

В этот. зимний сад выходили окна из их гостиной, и запах цветущих померанцев и олеандров наполнял комнату. Но эта красота была лишь с одной стороны дома. С другой стороны вытянулись бесконечные невысокие пристройки, не имеющие никакого вида. Это был приют для детей, который вела Екатерина Ивановна, или просто Катя, молодая, очень маленькая ростом особа, обожающая своих воспитанников, державшая их в удивительном порядке и послушании, почем почти никогда она их не наказывала. "Что-то скажет Наталья Васильевна. " - этого было достаточно, чтобы тотчас стали иными всякий шалун или шалунья.

За этой постройкой заворачивала другая, в которой находилась "слабосильная команда" под управлением Марьи Моисеевны, бывшей горничной тети. Это были полукалеки, плохо видящие, однорукие и т. п. , из тех, что составляют обузу и часто очень страдают в крестьянских семьях. Случайно узнав о тяжелом таком положении и убедившись в его безвыходности, Карамзины не могли не изъять такого человека из враждебной ему среды и не приютить у себя.

Еще тянулась в другую сторону пристройка. Это была небольшая богадельня для старух, случайно очутившихся на пути Карамзиных. Совсем одинокие, слабые, наполняли они отведенные им комнаты. "

Хотя своих детей у Карамзиных не было, в доме жили троюродные племянники, оставшиеся круглыми сиротами. Со временем старшего, Александра, поместили в гимназию, второго, Володю, - в Кадетский корпус; третий, маленький Коля, оставался гораздо дольше у них.

Две дочери близкого родственника Александра Николаевича, воспитавшиеся в Женеве, тоже жили у Карамзиных - очень умные, воспитанные, совсем как родные дочери.

Читая эти воспоминания, удивляешься тому, как много доброты было в этих людях! Всем под их кровом находилось место, для всех хватало средств!

А на самом деле материальное положение семьи снова ухудшилось из-за кризиса железнодорожного производства, охватившего Россию. Росли долги. Больницы, школы и богадельня на 70 человек были переданы земству. Сам Александр Николаевич стал ардатовским предводителем дворянства. Своих денег он никогда не жалел, но горячо отстаивал народную копейку от излишней траты. Большую бурю, подняла, однако, предложенная им мысль о замене сиделок в их больницах на монахинь, так как крестьянки, взятые на эти должности по нужде, плохо выполняли свои обязанности. Долго шла переписка с митрополитом Филаретом о "принятии в рассуждение возможности дозволить монахиням, желающим предаться этому труду, ухаживать за больными в больницах, находящихся в селах и деревнях. Высокопреосвященный митрополит не счел нужным запретить это начинание. Перемена была разительная. Обращение с больными из грубого стало ласковым и внимательным, совсем в карамзинском духе.

Предводитель Арзамасского дворянства писал о Карамзине: "Он был один из тех, к сожалению, очень редких и хороших людей, которые всегда и везде ставят общее благо выше своего личного "я", несмотря на занимаемый тот или иной пост".

В начале 80-х годов Александр Николаевич стал ощущать первые признаки сердечной болезни.

Будущее имения очень его беспокоило. Он стал просить свою племянницу графиню Клейнмихель, рожденную Мещерскую (сестра его, Екатерина Николаевна была замужем за князем Петром Ивановичем Мещерским), приехать к ним в имение, чтобы познакомиться с Макателемом и решить, согласна ли она получить его в наследство со всеми лежащими на нем долгами. Заметим, что графиня была очень богата, т. к. уже получила очень большое наследство от брата Александра Николаевича - Владимира Николаевича Карамзина, женатого на Александре Николаевне Дука, которая скончалась бездетной. Она оставила все свое состояние мужу в полную собственность.

Наконец в июне 1888 г. графиня с детьми приехала в Макателем. В течение трех недель она по настоянию Александра Николаевича вникала "во все подробности макателемской жизни и завода". И вот наступил тот день, когда она дала своеобразную клятву продолжить дело благотворительности. В воспоминаниях Б. А. Ребиндера есть рассказ графини об этом последнем земном дне А. Н. Карамзина - 9 июля 1888 года.

«Обещаю Вам, дядя, что заветы Ваши не будут позабыты. Все будет сохранено и вестись, как при вас и дорогой тете и в Вашем духе. »

«Он был счастлив, благодарил от всего сердца, и они разошлись. Он пошел в свою комнату, но, умывая руки перед ужином, почувствовал себя плохо и сильно позвонил. Наталья Васильевна быстро приготовила лекарство и понесла его в галерею, куда пришел муж между тем. Он сидел в кресле, она подала ему капли. Он немножко отпил их, но вдруг встал во весь рост, взглянул на образ Спасителя, перекрестился большим крестом, сел, опустил голову на грудь - и все было кончено. Прибежала графиня, все собрались, но его уже не было. Душа его уже отлетела к тому, кому он посвятил всю свою жизнь, по воле кого шел всякий день, точно прислушиваясь к этой воле. И спокойно, бодро и в радости, и в горе неизменно следовал его заповедям».

Три недели люди шли в Рогожку на прощание, на поклонение, на молитву. Шли со всей округи. Каждый день служили панихиды. Так велико было уважение к этому человеку!

В 1892 году умерла и Наталья Васильевна. Похоронены супруги были в фамильном склепе, в парке, заложенном А. Н. Карамзиным еще во время первого приезда в Рогожку в 1839 году. Ныне парковый ансамбль (парк, сад, система прудов) взят под охрану как образец паркового искусства и хранитель генофонда древесных и кустарниковых пород.

Рогожский (Карамзинский) парк отнесен к числу исторических. Его до революции называли "Крымский Уголок": образцовая больница, особый лечебный микроклимат специально подобранных деревьев делали чудеса. Один из прудов крестьяне назвали "золотым", т. к. его выкопали в голодные 40-е годы. Карамзины таким образом спасали крестьян от смерти и платили столько, что после окончания работ каждый построил себе дом. Рядом с парком проходила Староарзамасская дорога. Здесь в специальной столовой бесплатно кормили паломников, идущих в Саров. В оранжерее парка вызревали ананасы. Летом повсюду цвели розы.

Весной старый парк оживает: в аллеях распускаются липы и дубы - те самые, которые когда-то посадил сам хозяин. Цветет черемуха, роняя душистый цвет на дорожки, дает новые побеги местная достопримечательность - пихта сибирская.

Летом хрустальной гладью прудов склоняют свои ветви белые ивы, а осенью парк сверкает золотом желтых листьев клена.

Живет старый парк, храня память о Человеке, всего себя посвятившем благу Отечества.

Если бы в наше время было побольше таких людей - праведников, подвижников земли Русской!

23 августа 1845 года в Симбирске состоялось торжественное открытие памятника русскому писателю и историку Н. М. Карамзину. По словам газеты «Северная пчела», всеобщее внимание было обращено на сыновей Карамзина Андрея Николаевича и Александра Николаевича. Большое впечатление произвели слова старшего сына: "Гений и талант не наследственны, но наследственно с малолетства питаемое чувство любви к родине".