Киевская Русь IХ – начало ХI в. в. – гоместасис варварского общества или раннефеодальная государственность? Часть 4

Полигиния – элемент системы взаимоотношений киевского князя и этнических элит Руси

Кроме версии о том, что многоженство являлось пережитком культа поклонения Роду и роженицам, право на существование думается, имеет версия заложничества.

Не вызывает сомнений факт нестабильности иерархических (господство - подчиненность) отношений между киевскими князьями и родо-племенными элитами союзов племен (славиний).

Различное отношение великокняжеской власти к покоренным и союзным племенам прослеживается в былине о Вольге и Микуле. Былинный Вольга – племянник князя Владимира получил от своего могущественного родича три города. Что означало такого рода пожалование городов в условия Руси Х – ХI в. в. ? Это могла быть дань с покоренных земель или кормление – дар населения, которым управлял тот или иной князь, т. е. своеобразная плата князю за отправление им общественно – полезных функций. «Исследование соответствующих исторических данных убеждает с том, что пожалование городов означало передачу прав сбора сперва дани, а потом – кормлений. И в том и в другом случае оно не было феодальным пожалованием, поскольку имела место передача не самих городов с населявшими их людьми, а права получения с городов дани и кормлений, которые являлись дофеодальными институтами.

Весь строй исторических реалий, имеющихся в былине о Вольге и Микуле, говорит о том, что «получка», за которой отправляется Вольга, явлалась данью, а не кормлением. Даннический ее характер особенно виден, если вспомнить, каким путем она добывалась и с помощью каких средств. Вольга едет за ней из Киева, совершая настоящий военный поход. Жители Гурчевца, Ореховца и Крестьяновца выдают «получку» Вольге точно так, как платили дань побежденные победителям. Не случайно в некоторых записях былины вместо «получки» фигурирует «дань». Чтобы взять дань – получку, надо было победить и покорить эти города. Вот почему в одном из вариантов былины, где Вольга именуется Иваном Годиновичем, сказано, что князь Владимир «стольнекиевской»

Пожаловал Иванушку уделом 3 города

Там в них жили люди упрямые,

Да никому – де они не были покорные,

Никому не давали ни дани, ни пошлины

Кроме наиболее яркого примера попытки отложения (сепаратизма) древлян в 945 г. , известны и другие «Пройдя через окско – волжские леса, землю вятичей, свой первый удар Святослав обрушил на Волжскую Булгарию» Поход состоялся в 964 году. Святослав поинтересовался, кому платят дань вятичи. «Они же ответили:«Хазарам по шелягу с сохи даем». Обложив Вятичей той же данью в пользу Киева, Святослав, видимо, этим и ограничился, предоставив Вятичам полную свободу во всем остальном. Но после гибели Святослава I в 972 г. , Вятичи, скорее всего, прекратили выплачивать дань. Иначе как объяснить то, что 981 г. «идее Володимер к ляхом и зая грады их Перемышль, Червен и ины грады, иже суть и до сего дне под Русью. В сем же лете и вятичи победи, и возложи на ня дань от плуга, яко же и отец его имаше. »? Л. Н. Гумилев указывает на то, что походов на вятичей при Владимире I было два: «Киевляне согласились признавать Владимира князем и оказали ему помощь в повторном (в который раз!) покорении славянских племен: червенских городов в 981 г. , вятичей – в 981 – 982 г. г. , явтягов – в 983 г. , радимичей в 984 г. »

А. А. Горский считает, что «вторым этапом подчинения Киеву восточнославянских общностей была ликвидация их автономии, низложение местных князей и последующее посажение на покоренной территории наместника киевского князя (как правило, из его родственников)Большинстве славиний ликвидация местных княжений произошла при Владимире Святославовиче (978 – 1015). Источники сохранили только рассказ о разгроме им княжества полочан, возглавляемого варягом Рогволдом. Но данные археологии свидетельствующие о прекращении в Х – начале ХI в. существования множества укрепленных поселений в землях дреговичей, северян, волынян и хорватов, и летописные известия о посажении Владимиром свих сыновей в землях бывших восточно–славянских общностей говорят о том, что именно с крестителем Руси следует связывать решительный и решающий шаг в складывании новой территориально – политической структуры при которой все восточнославянские земли (кроме земли вятичей, сохранивших свою внутреннюю структуру до второй половины ХI в. ) находились под непосредственной властью киевской княжеской династии.

И. Я. Фроянов и Ю. И. Юдин считают, что историческая память о походах Владимира на земли окрестных восточнославянских общностей (племен, славиний) сохранилась в былинах. Правда, эти истории считают, 30 что в былине о Чуриле Пленковиче соединены две части – в первой, архаической, речь идет о войне какого – то славянского племени против полян, возможно древлян, о чем имеется свидетельство в недатированной части «Повести временных лет», где говорится о том, что поляне «быша обидимы древлянами и инеми околними»

Доехали приехали во Киев град

Да стали по Киеву уродствовати,

Да лук, чеснок весь повырвали,

Белую капусту повыломали.

Поход Владимира закончился капитуляцией Чурилы и выплатой дани – подарков:

Брал сорок сороков черных соболев,

Многие пары лисиц и куниц

Подарил он князю Владимиру,

Бояр – то дарил да все лисками,

Купцов да дарил все куницами,

Мужиков – то дарил золотой казной

Чурилову землю былинный Владимир включает в орбиту своих даннических отношений, а самого Чурилу увозит в Киев, где у него начинается новая жизнь в роли слуги.

Во второй части, цель похода затемнена наслоениями позднейших толкований, про смыслу которых Владимир снаряжается для судебных разбирательств, что совершенно не вяжется с положением Чурилы и его людей, как «неведомых» т. е. не входящих в состав Полянского племени. А ведь только среди своих соплеменников князь и мог творить «праведный суд». Значит, речь должна была идти о военном походе, призванном наказать врага – обидчика. И в отдельных вариантах былины военный характер этой акции выражен со всей очевидностью.

За краткими летописными сообщениями («В 992 г. «иде Володимер на хорваты» кроется длительная и нелегкая борьба Владимира Красно Солнышко за объединение под своей властью всех восточнославянских племенных союзов. И одним из способов удержания их под своей властью было заложничество. Все эти 800 наложниц, упомянутых «Повестью временных лет», с большей долей вероятности были дочерями, сестрами, племянницами знати племенных союзов (союзов славиний). В случае попытки мятежа против Владимира I они могли стать пусть и весьма сомнительным, но все же средством давления на мятежников.

Владимир I не изобрел ничего нового. И до него и после него в истории часто встречается заложничество. Царь Македонии Филипп II (359 – 336 г. до н. э. ) в детстве находился в качестве заложника в Фивах и жил в доме полководца Эпамидонта. Вождь Зулу Чака в ХIХ в. делал то же, что и Владимир I в Х в. : «Племя бутелези он слил с кланами Зулу, Э – Лангени и Г,унгебени, а пустующие земли бутелези заселил семьями из состава собственного и союзных племен Незамужние женщины бутелези сделались «собственностью зулусской короны», то есть того же Чаки. Их было около ста человек в возрасте от восемнадцати до двадцати лет

Незадолго до битвы с бутелези и Нг,обока – соратник Чаки, ставший теперь вождем сокулу, владения которого находились у побережья на расстоянии семидесяти миль от зулусских, послал Чаке двух красивейших девушек своего племени. После битвы его примеру последовали г’унгебени, нтомбела, газини, э-лангени и сийя: каждый из них украсил сераль Чаки по крайней мередвумя красотками». Зулусский вождь даже по количеству наложниц почти соответствовал Владимиру I, хотя и превзошел его. «Постепенно Чака собрал в Булавайо и различных военных краалях [поселениях – прим. автора данной работы] тысячу двести молодых женщин» И. Н. Ионов считает, что «в условиях раннеклассового общества ценность государственности не могла основываться ни на чём ином, кроме родоплеменных ценностей». Трудно с этим не согласиться, имея в истории России такое количество примеров браков, заключенных с целью скрепления политических союзов, когда политический союз становился прежде всего родственным. Дети от таких браков были бы своими в обоих союзных родах (племенах). Былинный эпос Руси также подтверждает случаи матримониальных браков.

В былине о Дюке прослеживаются отглоски сватоства в иной земле: в приехавшем в Киев герое князь Владимир подозревает претендента на руку его племянницы:

Это не посол ли чужой земли,

Не сватух ли моей племянницы?

Эта сюжетная линия былины могла возникнуть в период установления межплеменных связей в матримониальных целях. В былине о Дюке межплеменные отношения лишены ещё той конфликтности, какую они приобретают на более поздней исторической ступени, что отражено, например, в былине о том, как Дунай сватает для князя Владимира невесту.

Жены Владимира I (Малфрида, Аделья, Олова, Анна) были залогом союзных договоров с иноземными государями и стояли на порядок выше родственниц вождей покоренных Владимиром племен. Дети от этих жен (да ещё от Рогнеды и Юлии) стали наместниками Владимира. Летописец Нестор умолчал о том, были ли у Владимира дети от наложниц (жен второго порядка?), но, скорее всего, были. Какова их дальнейшая судьба? Почему мы не встречаем их в роли претендентов на престол после смерти Владимира I? Некоторой свет на эти вопросы могут пролить наблюдения европейцев всё за теми же зулу: «Нанди очень огорчилась, а затем рассердилась и стала отчитывать Чаку, особенно после того, как он намекнул, что ему пора войти в свой гарем.

- Итак, у тебя будут только наложницы, но не жёны, и никто из твоих детей не станет законным наследником, - сказала она.

- Нет, мама, детей не будет, - мягко возразил Чака»

Не смотря на нежелание Чаки иметь наследников, которые в будущем могут стать соперниками в борьбе за власть, одна из его наложниц родила сына, узнав о существовании которого Чака сказал: «Пройдет немного времени, и, достигнув зрелости, этот бычок бросит вызов старому быку. Не знаю, что с ним делать, ведь Мбузикази [мать ребёнка] не королевской крови, да к тому же я не хочу признавать, а тем более провозглашать его моим наследником. Лучшее место для наследников – в земле».

Из истории известно, что в средние века в гаремах султанов, шахов, ханов и т. п. родилась традиция убиения нежелательных султанских, шахских, ханских сыновей. «Ибо практика, например, Османских империй показала, что даже выделение таким принцам удельных владений ведёт к их попыткам захватить власть, междоусобной борьбе, отпадению от державы той или иной провинции, полученной в удел, превращению принцев в самостоятельных властителей Турецкий султан Мехмед III (1595 – 1603) уничтожил 19 своих братьев и приказал утопить беременных жен отца. В дальнейшем в турецком серали ввели такое правило; чтобы не умножать число претендентов на трон, османскому принцу разрешали иметь интимные связи только с бесплодными женщинами».

Можно также высказать предположение о том, почему у Владимира I было 800 наложниц. Их количество должно было соответствовать количеству племен (славиний), которые реально или потенциально могли представлять угрозу господству киевского князя. «Восточные славяне объединялись в крупные племенные союзы, состоявшие из 100 – 200 племен». 4 Исходя из этого утверждения, можно попытаться провести примерные расчёты. Если Владимир I заново покорял хорватов, вятичей, радимичей и впервые – ятвягов, то логично предположить, что 500 заложниц его гарема были именно из этих племенных союзов (пять племенных союзов = 500 племен).

Племенные союзы, бывшие союзниками Владимира I должны были ограничиться посылкой немногих красавец (если судить по тому как это происходило у зулусов времен возвышения Чаки). Союзниками Владимира, несомненно были поляне и ильменские словене. Но утверждать, что девушки из этих племенных союзов были представлены только в количестве четырёх человек нельзя, если учитывать тот факт, что своих сыновей Владимир отправил наместниками к ильменским словенам (сначала Вячеслава, а потом Ярослава). Естественным и целесообразным было бы ставить под контроль великокняжеских наместников именно земли тех племенных союз, где были сильны стремления к независимости. Тогда к таковым следует отнести: кривичей (во Пскове Судислав), полочан (в Полоцке – Изяслав), кривичей (Смоленск – Святополк), волыняне (дулебы) (Владимир-Волынский – Всеволод), ясые косоги (Тмутаракань – Мстислав), меря (Ростов – Борис, Муром – Глеб). Почему летописи не упоминают имени наместника в Древлянской земле? Возможно, древляне так и не сумели отправиться после карательного похода княгини Ольги в 945 году, когда были сожжены их племенные центры (ведь уже при Олеге Святославиче центром древлян был город Овруч, а не Искоростень, который, видимо, не был восстановлен). Возможно, вслед за убийством Олега Святославича в ходе первой междоусобицы между сыновьями Святослава Игоревича сторонники Ярополка предприняли карательные меры против древлян. Возможно также, что положение древлян изменилось с приходом к власти Владимира I, которого Л. Н. Гумилев считает наполовину древлянином по матери (его мать Малуша, якобы, была дочерью древлянского князя Мала, посылавшего сватов к Ольге после убийства в 945 году Игоря Рюриковича). Если считать происхождение Малуши древлянским, то следует признать, что Малуша и её брат Добрыня стали заложниками при княгине Ольге.

Были ли при Владимире I в его гареме наложницы-древлянки и в каком количестве установить невозможно. Но автор данной работы склонна считать, что древляне стали опорой власти Владимира I и ограничились «союзническим» представительством заложниц.

Владимир I не назначил никого из своих сыновей наместником к северянам в Чернигов, хотя их земли находились на границе со степью, то есть занимали важное стратегическое положение. Почему? Известно, что после смерти Владимира I (1015 год) северяне отложились от Руси : «Отложились вятичи, вновь покоренные только Владимиром Мономахом, и северяне – обрусевшие потомки воинственных савиров»1 Можно предположить, что переход северян в 1024 году на сторону Мстислава Владимировича Тмутараканского против Ярослава I был вызван стремлением получить в случае победы над Ярославом I и носившую вид даннической зависимости. А при такой зависимости в гарем могло быть направлено минимальное количество наложниц.

Если считать, что те земли, куда были назначены наместниками сыновья Владимира были представлены в гареме одной заложницей от каждого племени, входившего в племенные союзы псковских и смоленских кривичей, полочан, дреговичей, ясов и косогов, мери, хорватов, то и получается примерно 700 – 750 заложниц. Остальные 50 -100 заложниц – это представительницы племен и племенных союзов, которые не воевали с Владимиром I и не проявляли явных сепаратистских стремлений.

Гарем был своеобразным наградным фронтом правителя, способом приблизить к себе особо отличившегося дружинника.

И. А. Ефремов, автор исторического романа «Таис Афинская», доводит до читателей такую информацию: «Птолемей считал себя сводным братом Александра. Его мать, известная гетера Арсиноя, была одно время близка с Филлипом и отдана им замуж за племенного вождя Лага (Зайца) – человека ни чем не прославившегося, хотя и знатного рода». Если И. А. Ефремов привел исторический факт, а не вымысел писателя, то традиция дарить наложниц имеет древние корни.

Из гарема Чаки наложниц «отдавали в жены отличившимся подданным; в качестве компенсации за несколько сомнительную девственность они приносили мужьям ореол близости с самим королем».

Святослав I, вернувшись из похода на Балканы, отдал в жены своему старшему сыну Ярополку пленную монахиню Юлию, вероятно, одну из своих наложниц.

Владимир I после конфликта с Рогнедой из-за женитьбы на Анне предложил Рогнеде найти себе нового мужа среди его дружинников. На что княгиня заявила: «аз же быв царицею, не хощу раба быти земному цару ни князю, но уневеститься хощу Христови» Это короткое сообщение подтверждает предположение о том, что и из гарема Владимира Красное Солнышко были возможны раздачи наложниц. Это утверждение, казалось бы, может вызвать сомнение, ведь дети от Рогнеды становились великокняжескими наместниками. И хотя перечень сыновей Владимира I не во всех летописях одинаков5, и есть нерешенные проблемы генеалогии, для данной работы достаточно того, что сыновья Рогнеды – Изяслав (родоначальник полоцких князей), Мстислав (умер в 1036 году, правил в Тьмутаракани), Всеволод (бежал в 90 – х годах Х века в Швецию и погиб там в 995 году) и Ярослав Мудрый (умер в 1054 году) занимали княжеские престолы в уделах, а значит, признавались законнорожденными, а их мать – Рогнеда – женой. Жен же не отдавали в качестве награды даже зулусы.

Георгий Прошин считает: «По приказу Добрыни Владимир на глазах отца и братьев публично насилует Рогнеду. Это и месть за оскорбление, и одновременно осуществление княжьего права. Рогнеда по нормам языческой этики отнюдь не была обесчещена. Она стала женой Владимира, и сын ее Изяслав со временем наследовал княженье в Полоцке».

Но если позволить себе не согласиться с Г. Прошиным, то следует искать иное объяснение положению Рогнеды и ее сыновей.

Стремление Владимира I отдать Рогнеду какому – нибудь дружиннику по ее выбору можно объяснить изменением ее статусного положения – переводом из жен в число наложниц. Либо тем, что Рогнеда досталась Владимиру в качестве трофея, а не в результате брачного союза и поэтому ее статус не мог быть определен иначе как личностным отношением Владимира. В случае с Рогнедой, видимо, не могли действовать нормы обычаев, регулировавшие семейные отношения на Руси.

Вероятно, Рогнеда была все же привилегированной наложницей, а не женой. Иначе как объяснить выражение (если, конечно именно эти слова были сказаны Рогнедой, а не вложены ей в уста Нестером – летописцем) «не хощу раба быти земному цару ни князю»

Б. Д. Греков считал, что в «Пространной «Правде»» есть четкое различие терминов: « «Челяди никогда не заменяется каким – либо другим словом. Ни разу не попадается в этих статьях термин «холоп» или «роба», заменяющие термин «челядин» и «челядь»». Церковный устав князя Ярослава Мудрого свидетельствует о том, что жена и раба (роба) – это разные термины, а не синонимы: «Аще кто пошибаеть боярьскую дщерь или боярьскую жену, за сором ей 5 гривен злата Аже кто зоветь чужу жену бю: великих бояр, за сором ей 5 гривен злата

Рогнеда недвусмысленно указывает на то, что она была наложницей (рабой), а не женой «земному цару» - Владимиру.

Наследование сыновьями Рогнеды княжений связано с Варяжским происхождением их матери («Этот Рогволд пришел из – за моря и держал власть свою в Полоцке, а Туры держал власть в Турове, по нему прозвались туровцы. »)4 и той ролью, которую играли варяги в политической жизни Руси. Упоминание Туры рядом с именем Рогволда, возможно, не является случайностью. Ведь варяжеских «конунгов» было больше, чем Рогволд и Туры и логично было бы продолжить перечисление кто ещё и где «сидел на Руси. Туры, скорее всего, союзник Рогволда, принявший сторону Владимира. Владимир не мог игнорировать варяжский фактор при назначении наместников. В том же Полоцке, даже после гибели Рогволда и его сыновей, могла остаться значительная варяжская диаспора. И. Я. Фроянов рассматривает Киевскую Русь IХ – Х в. в. как «государство или конгломерат конунгов», то есть князей скандинавских с нормандскими же титулами власти. «Нельзя говорить о том, что [Русь] это государство, потому что в данный период на обширной территории от Балтики до Северного Причерноморья существовало около 15 государственных образований. Это так называемые «земли» (волости), имевшие свои городские центры, свою политическую организацию, свое воинское ополчение». Можно не соглашаться с таким взглядом, но отрицать варяжеский фактор во внутренней и внешней политике киевских князей от Олега до Ярослава I Мудрого неверно.

Таким образом, отношение к Рогнеде и ее детям от нее – это залог отношений с варягами вообще и с многими из них, которые жили на Руси. (Р. Г. Скрынников в книге «История Российская» не только высоко оценивает вклад скандинавского элемента в строительство древнерусского государства, но и настаивает на постоянном активном влиянии норманнов на характер формирующейся державности Руси. Он считает, что варяги (скандинавы) были ассимилированы славянами лишь в ХI в. и именно с ХI в. живщие на Руси норманны стали восприниматься как «свои» в отличии от «чужих» - заморских).

Собственно, в конфликте между Рогнедой и Владимиром усматривается борьба Анны и ее Византийского окружения за признание всех детей Владимира, рожденных не от нее – незаконнорожденными и не имеющими права престолонаследования. В этой борьбе хороши были любые методы, в том числе и языческая раздача гарема приближенным. И неважно кем была Рогнеда – женой или наложницей, ведь с точки зрения Анны все дохристианские отношения Владимира с женщинами были языческим блудом.

Итак, считать, что гарем был создан Владимиром I как некий «премиальный фонд» было бы неверно, но многочисленные наложницы, действительно, отдавались в жены приближенным за заслуги.

В передаче женщин гарема дружинникам можно увидеть и отголосок полиандрии. Так как князь и, по крайней мере старшие дружинники, составляли с традиционным обрядом побратимства и общих трапез. Т. Н. Грановский (1813 – 1855) в своих лекциях еще в середине ХIХ в. объяснил связь дружинников между собой и князем:«Мы знаем, что у древних скандинавов, германцев, англосаксонцев существовали братства. Члены этих братств собирались для общих пиров, в которых по всем ходил один рог, сходились для жертвопринощений, но цель братств этим не ограничивалась: члены его обязаны были защащать друг друга» Но какое отношение скандинавское братство – дружина имеет к дружине Владимира I? Близкое сходство русских дружин киевского времени с дружинами германских (скандинавских) конунгов замечено давно. Известные историки ХIХ века М. П. Погодин и К. Д. Кавелин, сопоставив летописные сведения о русских дружинниках и дружинах норманнов писали: «изображение норманнской дружины разительно сходно, не кажется ли, что оно сделано по Нестору?» Н. П. Павлов-Сильванский считал: «В Киевской Руси так же, как у франков, лангобардов, англосаксов или норманнов, княжеская дружина представляет собою вольное военное товарищество мы должны будем признать в них не только разительно сходные, но и тожественные по существу институты. »

Некоторые исследователи, в частности Е. А. Беляев, считают, что в доисламской (накануне госудаствообразования) Аравии существовала полиандрия.

« Как правило, при таком браке одну жену на всех покупают «вскладчину» несколько братьев. Бывает, что братьев много – человек пять и больше, тогда они берут в совместный союз не одну, а двух-трех женщин. »

Видимо, полиандрия всё же была возможна у восточных славян по крайней мере в виде пережитка и в Х веке.

Во включении Юлии, жены Ярополка, в гарем Владимира просматривается древняя традиция – левират, когда брат мужа должен был жениться на его вдове. Об этом говориться в Ветхом завете в истории об Онане, обязанным взять в жены вдову старшего брата, Я. И. Ландау (1700 – 1795), выдающийся русский этнограф, участник Второй Камчатской экспедиции (1733 – 1743), в «Описании пеших тунгусов, или так называемых ламутов, в Охотске» сообщает: «Если умирает муж, то вдову берёт брат мужа или ближайший родственник ради оставшегося имущества и детей. »

У доисламских арабов существовал обычай жениться на одной из жен отца (конечно, если она не была родной матерью). 6 И только Мухаммад отменил и этот обычай и левират – обычай, по которому вдова могла всупить в брак только с деверем – братом покойного мужа.

И так, обобщая материал о многоженстве Владимира I, необходимо констатировать:

1) Полигиния не являлась следствием распущенности нравов некрещеных «варваров» и в том числе их князя, либо физиологических особенностей Владимира Святославича

2) Многоженство – обычное явление для знати доклассового общества, обусловленное религиозным представлениями членов «варварских» общностей о сакральной связи сексуальности князя со способностью природы к самовоспроизводству.

3) Пережитки левирата и, возможно, полиандрии сохранялись вплоть до принятия христианства, объявившего всё, кроме единобрачия, грехом.

4) Включение в гарем представительниц славянских и неславянских общностей – это своеобразная система заложничества и способ путем установления брачных связей скрепить «конфедерацию» полунезависимых протогосударственных образований Руси.

5) Разноуровневые отношения между киевской властью и протогосударственными элитами (союзнические, даннические, отношения властвования – подчинения, гегемонии Киева) обусловили неодинаковое представительство в гареме Владимира I ильменских словенок, древлянок и т. д.

6) Изучение полигинии Владимира I как элемента взаимоотношения киевского князя с этническими элитами Руси не позволяет утверждать о феодальном характере отношений в Киевской Руси изучаемого периода (феодальный характер в классическом понимании поземельных отношений).

7) Необходимо внимательное изучения полигинии других обществ раннего Средневековья с целью накопления материала для сравнительного анализа с полигинией Владимира I.

Наиболее распространенной точкой зрения о том, что представляла собой Киевская Русь в IХ – ХI в. в. является утверждение о раннефеодальном характере восточнославянской монархии. При этом «раннефеодальность» определяется как: а) зависимость власти князя от поддержки дружины; б) ограниченность её элементами сохранившегося народного самоуправления – пережитка родоплеменного строя (вече, старейшины в городах); в) незавершившимся процессом классообразования (класс крестьян оформился лишь к ХIV в. , а класс феодалов к ХVII в. ); г) как в экономике, так и в политическом строе существуют пережитки первобытного общества.

Собственно, такое объяснение обходит вопрос об отсутствии на Руси в IХ – начале ХI века феодального способа производства материальных благ как основы экономики – способа производства, при котором главное средство производства (земля) находится в руках крупных собственников – феодалов, а само производство строится на эксплуатации крестьянина, который за пользование наделом отдает часть производимого им прибавочного продукта феодалу в виде феодальной ренты. Разнообразные виды этой ренты можно свести к натуральной, отработочной и денежной.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что «пережитки первобытного общества» и составляют сущность Киевской Руси. «Раннефеодальность» оказывается без феодального способа производства (попытка считать полюдье особым видом феодальной ренты, признавая государство в лице князя верховным собственником всей земли в стране,2 достаточно натянута, хотя бы с учетом того, что власть киевских князей вплоть до Ярослава I не распространялась на все восточно-славянские земли, в которых сохранялись местные военно-политические элиты и общинное землевладение).

Термин «раннефеодальное государство», применительно к Киевской Руси более оправдан, если подразумевать под ним хронологический период в принятой европейской наукой периодизации средневековья (французский историк Ж. Гимпел, например, предложил выделять следующие этапы в развитии средневековой Европы: 1) IV – Х в. в. – века агрессивного и темного варварства; 2) ХI –ХII в. в. – «юношеский период», когда общество само изобретало и, по словам Гимпела «подбирало чужое»; 3) 1300 – 1450 г. г. – время экономического спада, «огрубления, упрощения социума»; 4) 1450 – е г. г. до ХVII в. – рождение Нового времени.

В отечественной исторической науке основные стадии цивилизованного развития Европы в средние века определяются так: « 1) V – конец ХI в. – раннее средневековье. Цивилизованный выбор. 2) ХII – ХV в. в. – зрелое средневековье. Становление цивилизации интенсивного типа. 3) ХVI – середина Х VII в. – позднее средневековье. Бурное развитие цивилизации. 1

При определении хронологических рамок существования Древней Руси следует отметить их условность и согласиться с И. Я. Фрояновым утверждающим «Древняя Русь – понятие условное».

Миграционные процессы восточных славян не обязательно способствовали разрыву кровнородственных отношений и замене их территориальными, политическими и военными связями.

Природно – географический фактор оказывал существенную роль на развитие исторического процесса у Восточнославянских общностей. На основе применения метода сравнительной этнографии можно сделать следующие выводы: 1. Существовало многообразие форм Восточнославянских общностей сложившееся в процессе миграции. 2. Радимичи и вятичи в ходе миграции сохранили родо – племенную структуру, существовавшую у них до начала переселения на Восточно – европейскую равнину. Эта структура консервировалась в условиях, когда подсечно – огневая система земледелия требовала максимального сплочения общности, напряжения всех сил племени. 3. При переселении возможен был процесс присоединения групп различных родо – племенных объединений к ядру какого – нибудь племени, слияние с этим ядром путем заключения браков. 4. Сравнительно большие части племен в ходе переселения могли образовывать не соседские общины, а новые фратрии. 5. Часть восточнославянских общностей являла собой новообразования, сформировавшиеся в результате распада и смешивания в ходе миграций племен («славинии»). Но только на юге Восточно – европейской равнины «славинии» достаточно быстро стали соседскими общинами. В условиях севера и лесной зоны «славинии» остались земледельческими «общинами без первобытности» (А. И. Неусыхин), т. е. общностями, где кровнородственные связи формируются уже на территории Восточно – европейской равнины при сохранении общественных связей тождественных родо – племенным в «чистом» виде. 6. Существовавшие общественные отношения в славянских общностях и их экономическая основа не могли стать базисом для генезиса феодального государства в IХ –Х в. в.

Анализ форм брачных отношений у восточных славян в IХ – Х в. в. может подтвердить либо опровергнуть тезис Ф. Энгельса о соответствии трех главных форм брака «трем главным стадиям развития человечества», а в особенности подтвердить либо опровергнуть существование феодальных отношений при их прямой связи с существованием у славян индивидуальной семьи.

Изучив имеющиеся материалы, можно утверждать, что у Восточных славян в IХ – Х в. в. существовало многообразие форм брачных отношений. И только там, где развитие производительных сил позволяло сравнительно небольшому коллективу (индивидуальной семье) заниматься трудом, достаточным для поддержания пусть на низком уровне жизнеобеспечения, только там имела место быть моногамия. Говорить о преобладании моногамии у всех восточных славян нет оснований вплоть до крещения Руси. Более того, у подавляющей части восточных славян в IХ – Х в. в. существовали домоногамные формы брака, соответствующие родо – племенным социальным отношениям.

Археологические материалы и сравнительная этнография со значительной долей вероятности свидетельствует о том, что у части славянских общностей лесной зоны большие патриархальные семьи, основанные на полигамии, вели своё хозяйство сообща, но при этом каждая жена с малолетними детьми проживала в своем собственном доме. Наличие небольших по площади домов, не может быть доказательством проживания в каждом из них индивидуальной семьи (муж, жена, дети).

Государственность у восточных славян не имела под собой по крайней мере в IХ – конце Х в. в. традиционно принимаемых оснований: ни преобладания способа производства, при котором возможно расслоение общества на классы, ни классовых противоречий, ни общей для восточнославянских общностей военной угрозы со стороны, угрозы, способной сплотить славян и т. д. Но, без сомнений, неоднородность общества восточных славян носила многовариативный характер. Именно эта многовариативная и разноуровневая неоднородность стала основой государственности восточных славян. Главная задача государства – регулирование взаимоотношений составных частей социума при наличии в нём противоречий и взаимоисключающих интересов. Следует признать, что марксистско-ленинское определение государства, исходящее из его неизменной классовой природы («государство – есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы удержать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы») не может быть применено к государству Киевская Русь IХ – начала ХI в. Другие, наиболее часто называ6емые теории происхождения государства (патриархальная, договорная, насилия, органическая, расовая) также не в состоянии объяснить происхождение и сущности государства восточных славян.

Следует согласиться с мнением о возможности государствообразования в бесклассовом социально неоднородном обществе, где государство возникает как инструмент поддержания стабильности неоднородного общества, сложной системы отношений (союзничество, господство, подчинение) не только между большими группами населения – стратами (чьё место в обществе американский социолог Б. Бабер определил по шести признакам: 1) престиж, профессия, власть, могущество; 2) доход и богатство; 3) образование и знания; 4) религиозная и ритуальная чистота; 5) положение родственников; 6) этническая принадлежность1), но прежде всего между социальными общностями (этническими, территориальными).

Если главной внутренней функцией государства Киевская Русь являлось создание и поддержание разнообразных социальных связей в, по существу, «варварском», доклассовом обществе, то закономерен вывод: период военной демократии – это не переход от доклассового общества к классовому. Это совершенно самостоятельная форма развития общественных отношений – период гоместасиса – саморегулировки «варварского» общества, эволюция, приводящая к сохранению сущности прежней структуры целого.

Поход к раннеславянской государственности, как к гоместасису «варварского» общества, позволяет по-иному взглянуть на те факты, которые не учитывались раннее, а именно, на многоженство Владимира I и всё, что связано с ним.

Полигамия – обычное явление для «варварских» обществ. Было бы странным, если бы князь – обладатель верховной власти жил в моногамном браке, тогда как находящиеся под его властью вожди преимущественно были обладателями гаремов. Гарем – это символическое олицетворение связи князя с сакральными силами. Князь – не только вождь, военный предводитель, но и исполнитель жреческих функций, среди которых важнейшей в земледельческом обществе – стимулирование плодородных сил земли.

Функции гарема не ограничивались только тем, что было связано с религиозными представлениями населения Руси. Гарем был важным социальным институтом, отражавшим характер связей славянских общностей с государством в лице князя и его дружины.

Часть общностей находилась в союзных отношениях с князем и его дружиной, поэтому их представительство в гареме было ограничено несколькими близкими родственницами представителей племенных союзов (союзов славиний). Те общности, которые силой были включены в Киевскую Русь, вынуждены были направлять представительниц от каждого племени (славинии), а не от племенного союза в целом. Любые договоры изучаемого периода существовали только тогда достаточно длительное время, если подкреплялись матримониальными браками.

Статусное положение женщин в гареме зависело от того, насколько лояльна была их общность князю, его дружине.

Видимо, только часть гарема считалась личной собственностью князя, тогда как другая – собственность государства, наградным фондом князя. При переходе женщины из гарема князя в собственность дружинника отношения между государством и племенем (славинией) не переходили на более низкий уровень, ведь отдавая женщину в гарем, заключали договор не лично с князем, а с государством в целом.

Былины, как исторический источник, подтверждают существование различных типов политических связей киевского князя с этническими и территориальными общностями: союзничество, данничество и кормление (плата князю за отправление им общественно-полезных функций) и скрепление иерархических отношений браками.

Итак, проведенное исследование некоторых характерных черт восточнославянского бытия IХ – начала ХI в. в. , которые являются показателями уровня развития общества, привели к главному выводу данной работы: государство Киевская Русь – не раннефеодальная монархия, а гоместасис «варварского» доклассового общества.

Автор выражает благодарность проверяющим за уделенное работе время.

Работа предназначена учащимся старших классов лицеев, гимназий и школ с углубленным изучением истории и обществоведческих наук.

Автор выражает надежду на то, что проделанная работа в определенной степени поможет дать объяснение некоторым явлениям жизни восточных славян (полигинии, системе иерархических связей в Киевской Руси IХ – начала ХI), тем явлениям, объяснение которых остается вне рамок школьных и вузовских учебников и, несомненно, требует дальнейшего изучения.