Особенности сказочного повествования в произведениях писателя – земляка С. В. Афоньшина

Город Семенов. Невелик этот город прямых деревенских улиц. Притаился он среди керженских лесов в самом центре России. Именно здесь сохранился на радость людям один из самых популярных художественных промыслов – хохломская роспись. Сейчас хохломской узор стал национальным русским символом. Живут в искусстве хохломских художников и сказка, и былина, и песня, и загадка. Слава семеновских мастеров разнеслась далеко за пределы лесного Поволжья.

Но есть у Семенова другая слава. Литературные дороги России проходят через наш город. Более 60 семеновцев преумножают литературную славу города своим творчеством. Среди них 10 человек являются членами Союза писателей. Все они работали и работают на общее дело просвещения, образования и культурного роста человека. Слава Семенова началась с Павла Мельникова – Печерского. Со страниц его романа – эпопеи «В лесах» встает перед нами старая Русь, с ее дедовскими обычаями, преданиями и легендами, с кустарными промыслами и старообрядческими скитами.

Главная литературная слава Семенова – это поэты и писатели, рожденные и повзрослевшие в кержацких лесах, наши земляки. Среди них Б. Корнилов, который с душевной теплотой описывал город своего детства и юности, Анатолий Гордеев, рано ушедший из жизни, но оставивший нам несколько циклов своих стихов, в которых воспевал свою малую Родину.

Но особой гордостью среди литераторов является наш писатель – сказочник С. В. Афоньшин. Не всякая земля не может похвастаться тем, что она рождает знаменитых сказочников. Везде есть свои поэты, писатели, художники, но рождение сказочника – это редкое явление.

Теперь С. В. Афоньшин стал почти классиком, его произведения изучаются школьниками по учебной программе, а ведь совсем недавно о нем мало кто знал.

Наш земляк, С. В. Афоньшин, до того как стать известным писателем-сказочником, свыше трех десятков лет учительствовал в сельской школе Семеновского района, Горьковской области. Может быть, именно это и дало ему возможность собрать бесценный материал для своего творчества?

Книги, созданные на древней нижегородской земле, давно уже стали явлением русской литературы, блестяще доказывая справедливость утверждения, что истинная культура не делится на провинциальную и столичную, региональную и общенародную. Его рассказы и сказки, выдержанные в лучших традициях народного искусства слова, проникнуты неповторимым духом Нижегородчины, ароматом лесного Заволжья, семеновской, городецкой земли. Но ценности, воспетые в них, - общечеловеческие: дружба, любовь, верность, трудолюбие, мастерство, ратная доблесть и мужество перед лицом жизненных невзгод; и история Нижегородского края – неотъемлемая часть истории общероссийской. Вот в чем бесспорное достоинство этих удивительных, поэтичных, полных яркого колорита произведений.

Книги С. В. Афоньшина, неоднократно выходившие и в Москве и в Нижнем Новгороде, сегодня уже можно назвать библиографической редкостью. Любой его изданный томик легко найдет путь к сердцу читателя.

Я обратилась к данной теме не случайно. В следующем 2008 году С. В. Афоньшину – замечательному русскому писателю – сказочнику, нашему земляку – исполнится сто лет со дня рождения.

Жизненный путь С. В. Афоньшина

От Рустая и до Макария

Столько раз ты ходил пешком,

Столько раз в пути разговаривал

Лишь с березовым подожком.

Больше не с кем, ведь – отыщи-ка его,

Собеседника, в том краю,

Где глухая тропа Батыева

Не спешит привести к жилью,

Где кордоны в сторонке держатся,

Деревень по соседству нет,

И лишь синие плесы Керженца

Рассиялись на белый свет.

В. Автономов

Сергей Васильевич Афоньшин родился 29 октября 1908 года в селе Владимирском Воскресенского района Горьковской области, рядом со знаменитым озером Светлояр. Здесь слушал он рассказы своей бабки – бывшей крепостной. Здесь впитал с детских лет всю поэзию природы и историю этих мест. Мать Мария Филипповна (Салтанова) умерла в 1920 г. , когда ему было 12 лет. С 1922 года по 1927 год он учился в школе II ступени с педагогическим уклоном. После окончания ее стал работать в начальной школе в деревне Шишино.

Затем преподавал в Корельской, Зубавской, Елфимовской, Плюхинской, Черноозерской начальных школах. Много внимания уделял изучению истории родного края, всегда интересовался особенностями быта и уклада жителей нашего лесного Заволжья. С юных лет старался запомнить все, чем богато было народное творчество, что переходило из уст в уста, от поколения к поколению.

«Каждый год в июле к берегам Светлояра стекались толпы паломников. Гомон стоял над ярмаркой, вокруг озера ползали богомолки, сектанты спорили под деревьями А из темных вод озера загадочно торчали три черных дубовых столба. Остатки коновязи у ворот будто бы стоявшего тут давным-давно монастыря. Богатырский конь, привязанный за эту коновязь, обрушил в озеро и гору, и монастырь на ней», - говорил С. В. Афоньшин.

Он сознательно прожил всю жизнь в глуши, работая учителем начальной школы и не желая никаких высоких должностей, никакой власти и материальных излишеств. Его можно было бы назвать «народником», если бы он пожаловал в керженские чащобы откуда-то извне, но это были его родные места, которые он покинул только однажды – уходя на фронт. Этот вечный отшельник не терпел никакого начальства, наглядевшись, как оно, прикрываясь «правильными» лозунгами, творит неправедные дела и сеет ложь, и, конечно, начальству он тоже был не мил. В своих автобиографических записках он замечает: «В тридцать лет забрался в глушь керженскую, где и прожил тридцать лет и три года, как в сказке, в избушке, стоявшей к лесу задом, к реке передом, и мог заглядывать в эту глубину кержацкой старины». Поселившись в отдаленном рабочем поселке Черноозерье, он со своей женой Анной Васильевной, тоже учительницей, которую писатель с молодых лет прозвал «старушкой», стал жить в полном ладу с собой и в согласии с природой.

С. В. Афоньшин был заядлым и довольно удачливым охотником и рыболовом. Он отважно ходил в одиночку на медведя, однажды сумел свалить даже трех мишек к ряду; овладел искусством обращения с острогой, принося немало рыбы с ночных рыбалок; хорошо ориентировался в лесу, зная все малинники и черничники, и порою сутками пропадал среди дикой природы, не ведая устали, неприхотливо устраивая ночлег на ночном берегу и готовя ужин из подстреленной дичи. Когда он шел на рыбалку или охоту, он шел разговаривать с миром, который его всегда удивлял. Он был очарован им. Ведь в этом мире неспешно нес свои воды его любимый Керженец, небесным зеркальцем сверкал Светлояр, петляли по лесам древние батыевы тропы, волжской крепостью стоял белоснежный Макарий, треща, летали сороки, разнося лесные вести, лежали в берлогах медведи, сторожа несметные богатства, о которых знал только он.

Предпочитал ходить за зайцами с гончими. Всегда имел несколько породистых собак, и даже общение с ними было для него особым охотничьим ритуалом. Случилось так, что война оставила С. В. Афоньшину контузию, которая впоследствии сказалась на его слухе. Отсутствие слуха приходилось восполнять специальным слуховым аппаратом, который не избавил Сергея Васильевича от привычки прикладывать ладонь к уху и временами по нескольку раз переспрашивать собеседника.

Сергей Васильевич часто брал с собой охотников значительно моложе себя и, не отходя далеко, чтобы соорентироваться в лесу, спрашивал у них: «Где лают собаки?» Одна гончая всегда была у него привязана к поясу поводком. Зачуяв приближение гончих на гону, она тянула наперерез, что и давало возможность безошибочно выходить на зайца.

Живя в Черноозерье, он любовался красотой Керженца и в своей автобиографической повести он создал необыкновенный образ этой маленькой лесной реки: «Пойдешь вверх либо вниз по реке за три километра, и уже нет там следа человеческого. Вот табунок лосей переправляется с правого берега на левый. Вот медведь перешел вброд перекатом и тоже отряхивался и по песку повалялся. Здесь на крутояр глухари по утрам вылетают, лапами песок разгребать, гальку клевать. А какой лес был по берегам Керженца! И ни одной вырубки не упиралось в реку Дубняк. По обе стороны реки изредка длинные озера – старцы с истоком в Керженец. Что скрывалось в глубине этой реки, о том можно было только догадываться. Перекаты были чистые и быстрые, с берега они просматривались до песчаного дна. Только окуньки и разная мелочь жались к берегам, где течение было замедлено, а середина была пуста. А вдоль кромки берега след выдры, то пропадет, то появится. Эта от воды не отряхивается, с нее она как с гуся скатывается».

С. В. Афоньшин ценил людей прямолинейных, без хитрости, честных, которые не думают о наживе и богатстве. Вообще «лесной» народ – народ дружелюбный, трудолюбивый. Сергей Васильевич часто удивлялся храбрости народа, особенно она проявлялась при лесных пожарах.

Копая огород, он нашел камень, где разглядел волосатую голову человека и лисицу с пышным хвостом – кремниевый скребок. Кроме того, убив первого медведя, он сложил аккуратно коготки и сказал одной девушке: «Как зацепишь какого парня коготком поближе к сердцу – навек присушишь молодца». Все это отразилось в его сказах и легендах.

С. В. Афоньшин написал автобиографическую повесть «Человек из неолита». Почему такое название? Оказывается, у дома на берегу Керженца в Черноозерье, где обрели кров наш сказочник с женой, когда-то находилось жилище древнего обитателя, о чем свидетельствовали найденные при возделывании огорода кремниевые скребки, топоры и наконечники стрел. Эти знаменательные находки дали толчок для глубоких раздумий о смысле и назначении жизни, о ее истинных ценностях, укрепили в убеждении, что ничего не может быть дороже непосредственной близости к родной земле, ее тепла и красоты, ее извечной щедрости. Надо только понимать и любить ее по-сыновьи – всем сердцем и всей душою. Без этого не может быть у человека счастья, из неолита ли он, из нашего ли времени. Кстати, и сам быт оказался удивительно схожим с бытом древнего человека – усердного добытчика, охотника и мастера на всякие поделки и приспособления, необходимые в натуральном хозяйстве.

При таком образе жизни он, конечно, мог бы с годами превратиться в дикаря и нелюдима, если бы не школа, где он проводил образцовые уроки, если бы не интерес к людям и любовь к детям и если бы не фанатичное увлечение книгами. Его домашняя библиотека постоянно пополнялась. И самым отрадным было чтение долгими зимними вечерами. В автобиографических записках он уделяет этому особое внимание: «Я на ночь заправлял две керосиновые лампы и при их свете читал В. Шекспира. Сначала я прочитал все избранное в одной книге. В ней «Гамлет», «Отелло», «Король Лир», «Макбет», «Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра», «Венецианский купец» и «Ромео и Джульетта». И только после войны я смог прочитать всего Шекспира. А вот всего А. П. Чехова я дважды прочитал до войны. Всего, вплоть до его поездки на Сахалин, до его переписки с Лейкиным и «Осколками». Он полюбился мне больше всех других русских авторов. И дух первожителя моего урочища поневоле завидовал моему житью, потому что я читал не при свете костра, а при керосиновой лампе, и такие книги, как избранное из Марка Твена и В. Короленко. Снова прочитал всего Гюго. Только Бальзак и Диккенс ждали пока своей очереди. Наверное, потому, что у меня их не было».

В Зубове Сергей Васильевич был заведующим начальной школой, учил детишек местных кустарей по выделке валяной обуви. Работал ответственным секретарем в ковернинской районной газете. Здесь он учил 2 и 4 классы. Его другом здесь был заведующий отделением госфабрики И. И. Золотов. Его отличали добродушие и покладность. Он увлекательно рассказывал о жизни в сибирской ссылке, где побывал, как политический, а еще лучше играл на тальянке. Зимними вечерами они как-то невзначай собирались в катальном цехе фабрики. Золотов приносил свою тальянку и играл самое бесхитростное и самое народное. Здесь он и его друзья создали небольшой ансамбль народных инструментов, занимались общественной работой, участвовали в организации колхоза. В селе Рустай с 1962 года был депутатом Рустайского сельсовета, являлся общественным инспектором охраны природы.

Карта переселений С. В. Афоньшина была очерчена границей соснового края. Крепко держали его возле себя святые места природы: Ветлуга, Линда, Керженец, Светлояр и всюду, во всех его странствиях была рядом с ним жена – Анна Васильевна, когда-то молодая сельская учительница, его верный друг, вдохновитель.

В июле1941 был призван в действующую армию, участвовал в боях Великой Отечественной войны. Сергей Васильевич воевал на Втором Прибалтийском фронте: служил в топографической группе реечным мерщиком. В 1942 году окончил курсы командиров – радиоспециалистов в Москве. В 1943 году был контужен, впоследствии это отразилось на его слухе. В декабре 1943 года он был награжден медалью «За боевые заслуги». За успешное выполнение боевого задания в июле 1944 года ему был вручен орден Красной Звезды.

Позже, уже в мирное время, он писал: «Война – это страшное горе. Те, кто воевал, войну ненавидят, ненавидят они и тех, кто затевает войны. Счастье, что я остался жив, но это счастье однобокое: до сих пор мне снятся погибшие товарищи. Эта ужасная война с фашизмом останется в памяти людей навечно».

После Победы вернулся на родину и с осени 1945 года вновь стал вести уроки в Черноозерской школе, где проработал до выхода на пенсию.

Переехав из поселка Черноозерье в поселок Рустай, а потом в село Владимирское, город Семенов, Сергей Васильевич занялся серьезной творческой работой. Знания психологии человека, сущности природы, тонкостей истории превращаются в емкие мысли, объединяются в новые легенды, сказы, сказки. В них проявляется мастер веского слова. Особое внимание он уделял изучению истории кержацкого края, особенностям быта, укладу жизни, традициям его жителей. Хорошо разбирался в топонимике, языковых особенностях жителей различных деревень нижегородской земли. Говорят, что Сергей Васильевич мог сразу по разговору узнать, в какой деревне живет человек. А это очень редкое качество писателя.

Активно литературным творчеством стал заниматься с начала 60-х годов, первые произведения публиковались в районных и областных газетах. Первую свою сказку «Конец Сластника» С. В. Афоньшин написал в 1964 году в 56 лет. Она была написана им в селе Рустай и опубликована в районной газете. Первую книгу сказок «Солнечное дерево» выпустило в свет Волго-Вятское книжное издательство в 1971 году. Затем выпускаются другие сборники, среди них и книга «Городецкий пряник». Совсем недавно была выпущена книжка С. В. Афоньшина «Мое родное село», изданная в г. Воскресенск.

Сергею Васильевичу несколько раз предлагали подать заявление в областную писательскую организацию о приеме в члены Союза писателей СССР, но он не решался. 21 августа 1979 года он написал заявление, тогда ему было 70 лет.

Женщины ему кланялись, мужчины снимали перед ним шапки. Он вникал в радости и беды каждой семьи. Заходил в любой дом, без чванности вместе с хозяевами садился за скромную трапезу, непринужденно вел беседу, не оставляя без внимания ни взрослых, ни детей, давал советы. Следует отметить, что с детьми он вел себя очень серьезно. В любом доме он являлся не только почетным гостем, но и светлою душою.

Бывал С. В Афоньшин в городке Дунага, где в озере затонул монастырь. Назвали этот городок так, потому что звон колоколов – дун-данг. Только не каждому это дано слышать. Мы можем найти перекличку с его сказом «Про воеводу Хороброго», в котором говорится о том, как затонул Китеж – град в озере Светлояр.

Умер он на своей квартире в Семенове, куда перебрался в последние годы из Владимирского, потому что старческая немочь не позволяла уже ему «ни дров колоть, ни воды принести, ни печь истопить». Народу на похоронах было немного – в Семенове «за своего» С. В. Афоньшина не больно считали, потому что он правдоискателем был, что очень не любила местное управление. В скорбном молчании гроб с телом скромного старика – сказителя поставили на машину и отправили на кладбище в село Владимирское, на его малую родину.

Современник С. В. Афоньшина Е. Зайцев говорил: «Разбирался он в людях, прекрасно знал быт, влюблен был в природу, владел сочным народным языком. Но рожден Сергей Васильевич все же был писателем – сказочником. Он имел природное чутье к чудесному, волшебному. Его талант, как созревший плод в чреве матери, настойчиво пробивался к свету. И пробился – родился писатель. Самобытный. Сказы и сказки Афоньшина быстро нашли своего читателя».

С. В. Афоньшин как писатель – сказочник

Произведения Сергея Васильевича, олицетворяющие прошлые общественные события, характерные поступки людей, незаметные постороннему взгляду явления природы, отличаются неопровержимой достоверностью. Они написаны емко. Поэтому даже его сказки на первый взгляд кажутся чуть-чуть тяжеловатыми, отличаются информативностью, затрагивают душу и ложатся на сердце. Яркие, талантливые, мастеровитые, такая чуткие к народной традиции и в то же время такие самобытные – вот как можно охарактеризовать его произведения.

Один из современных литераторов Владимир Цыбин писал: «Есть сказки, о которых можно сказать, что это басни, притворившиеся сказками. Сюжет стремителен и прост. Звери у него словно некие сказочные персонажи, и, вместе с тем какие-то очень свойские. Чувствуешь, как они доверчивы, наивны и как дьявольски хитры – все эти вороны, ласточки, грачи, медведи. Такова сорока в одной из его бывальщин о зверях: все птицы – трудяги улетели от старика, осталась только одна сорока, не может она сидеть без дела – вот и разукрасила его жилище, да так, что солнышко не выдержало, заглянуло в глаза – и стало гнездо подтаивать. Здесь все просто: звери и солнце, и трава действуют и думают, как обыкновенные люди. Это определяющие тона его буднично поэтического стиля. Персонажи сказочные, зато место действия реальное, повседневное: Керженец, Волга, Светлояр. Письмо его простое, быстрое, основанное на народном говоре, но без стилизации».

Сказ – устный рассказ очевидца о действительных событиях современности или недавнего прошлого. Рассказ этот облекается подчас в живую художественную форму, изменяющуюся в зависимости от индивидуальной манеры рассказчика, и входит в устное бытование. Русские писатели – реалисты 19 века проявили большой интерес к крестьянским сказам, которые легли в основу многих стихотворений Н. А. Некрасова, рассказов Г. И. Успенского, Н. С. Лескова и др. Сказ сыграл значительную роль в формировании поэтического стиля советского поэта Д. Бедного. Так называемые «тайные сказы» (предания) уральских рабочих использованы П. П. Бажовым в его книге «Малахитовая шкатулка». Собиратели фольклора 19 – нач. 20 вв. почти не записывали сказы. Образцы дореволюционных записей сказов имеются в книге В. Добровольского «Смоленский этнографический сборник». Сказы стали внимательно изучаться только в советское время. Известны многие сказы о В. И. Ленине и его соратниках, о героях гражданской, Великой Отечественной войн и др.

М. Сточин так писал о произведениях нашего сказочника: «Книги при всей кажущейся «сказочности» несут на себе большую идейную нагрузку, являют собой великую мудрость русского народа. Они учат любви к родной земле, ее природе, учат добру и справедливости».

Его произведения говорят на златотканом русском языке, в меру подсвеченном местными «керженскими словами». Они не разбивают строй рассказа, а, как жемчужинки, украшают ткань. Его фантазия сказителя, не нарушая канонов, сохраняя историчность деталей, заботливо доносит нижегородскую особинку речений («не плошай», «ухоронить» (спрятать), «чаять», «попятиться» (вернуть), «березняк»).

С. В. Афоньшин – это еще и мастер описания природы родного края, его могучих лесов и озер, которые он называет «голубыми веснушками» («Гуляет ветер весенний над Волгой, теплый да расхожий, гонит волны речные, и плещутся они о берег ласковым плеском. По горным берегам березы молодыми листьями мягко шумят, дубняк да липняк почки в лист разбивает, неистово цветет черемуха». )

Афоньшинские очерки проникнуты высокой поэзией народного творчества. Из сокровищницы фольклора очеркист берет описание народных обычаев и поверий, песни, пословицы, присказки («Хлеб да соль испокон веков рядом идут»; «Хорош Федот, да лицом не тот!»; «Из-за синя леса, от чиста поля, от Синя камня!»). С. В. Афоньшин в народных сказках и песнях высоко ценил дар сильного, необузданного творческого воображения, мечту, фантазию, прекрасный и выразительный язык. Его цель жизни – стремление овладеть богатствами устной поэзии.

Язык сказок – разговорный и в то же время щедрый на зримые, запоминающиеся образы. Если бы не эта черта его сказок, то книга бы показалась однообразной по тематике и сюжетным разработкам. В основном в книге нашего земляка собраны бытовые сказки о животных («Сказ о яростном олене», «Сказ о коне Сарацине», «Сказка о серых скворцах», «Как галки за Русь стояли»), но наряду с ними есть еще чисто «нижегородские», рассказывающие об истоках народных промыслов, об особенностях быта наших мест («Сказ о башне Белокаменной», «Сказ о Городецком прянике», «Сказание о Керженце», «Про Семена–Ложкаря»). Страницы книги заставляют задуматься о добре и зле, об их вечном споре, о доброте друзей, о товарищеской выручке.

Самым известным героем сказов С. В. Афоньшина становится Семен – мастер по изготовлению ложек. Его ложки прославились на весь мир. Он обеспечивал ими всю армию государства, он работал для страны, не жалея себя, полностью отдаваясь своему делу. Именно от него и пошло название нашего города («Жил в нашей земле мастер-умелец по кленовой березовой ложке, Семен – Ложкарь по прозвищу. Жил он в просторной черной избе над дикой лесной речкой Санахтой со своей Катериной и дочкой Авдоткой. »).

Очень красочно и выразительно С. В. Афоньшин описывал свой край: «С крутого откоса, где изваянный из камня великий нижегородец по-соколиному смотрит в небо, открываются взору дали лесного Заволжья. За голубоватой дымкой дремлет на горизонте зубчатая стена леса. Лес-батюшка, лес-кормилец, лес-отец родной. Надежное убежище мятежной голытьбы, бежавшей от царских воевод, пыток и виселиц. Земля обетованная духовных детей неистового Аввакума. Край хлеборобов, кузнецов, плотников и лесорубов, кустарей-художников и ложкарей, искусных умельцев на все руки».

Сергей Васильевич был очень суеверным человеком, дотошно изучал и собирал различные народные поверья, приметы, языческие обряды, которые впоследствии мы встречаем на страницах его произведений. Например, в одном из сказов он писал: «Это было в пору, когда на заброшенных славянских идолищах истлевали забытые деревянные боги – истуканы». «Спорная – это урочище, бывало, черти вылезали из преисподней и спорили о том, кому загонять в болото подводы с божьим товаром». «Рассказал, как в лесной чаще на него напал злой ночной дух, ударил по переносью дубинкой, схватил за ногу и пытался утащить за дерево». «Девушка, увидев Чура, «зачуралась негромко, как от лешего, духа лесного:

- Ох, чур меня, чур меня!»»

Сопоставление сказовой манеры С. В. Афоньшина с авторским повествованием других писателей (на примере П. Бажова и С. Писахова)

Своеобразие сказов П. Бажова

Чтобы обнаружить особенности сказовой манеры С. В. Афоньшина, мы должны сопоставить его произведения со сказами известных всем писателей П. Бажова и С. Писахова. Предания П. Бажова по-своему оригинальны. Он родился и вырос на Урале, где сама земля рождала легенды и сказки. Горщики, рудобои, рудознатцы, медеплавильщики, чеканщики, камнерезы – все, кто неразрывно был связан своим трудом с природой Урала, искали объяснения земляным богатствам и создавали легенды, в которых нашла поэтическое выражение любовь русских людей к родной земле.

Сказы и легенды бережно передавались в рабочих семьях из поколения в поколение, говорили они о неисчерпаемых сокровищах уральской земли, не только уже открытых, но и главным образом о тех, какие еще не найдены и хранятся в недрах гор. Так, Азов – гора неизменно называлась «самое дорогое место». Позднейшие изыскания показали, что догадки старых горщиков были верными – местность вокруг Азова хранила в своих недрах многообразные ископаемые: медные руды, залегания редчайшего по качеству белого мрамора, золотые россыпи. Мечты «первых добытчиков» облекались в кладоискательные сказы, в которых говорилось о несметных сокровищах, скрытых в горах и охраняемых «тайной силой».

Легенда – сказочное повествование, преимущественно с религиозной тематикой. Христианская легенда процветала в Средние века. Многие легенды имели оппозиционный характер по отношению к учению господствующей церкви. В некоторых легендах сохранились истолкования священного писания средневековыми ересями. В 13 веке появился первый обширный свод легенд на латинском языке сборник «Золотая легенда». Критическое отношение к легенде, наметившееся в эпоху позднего феодализма, в 17 - 18 вв. перешло в антилегендарную сатиру, беспощадно высмеивавшую легенду. В начале 19 века жанр легенды пытались возродить романтики. В широком смысле легенда – неподтвержденный историческими документами фантастический рассказ о каком-либо историческом деятеле или событии. *

Имелась и другая разновидность «тайных сказов» - «разбойничьих», или сказы о «вольных людях», то есть о крепостных рабочих, бежавших с заводов от неподневольного труда. Они объединялись в ватаги, вольницы, чтобы с оружием в руках отстаивать свою свободу. Эти сказы народная память связывала с Азов – горой и старым рудником Гумешки. Азов – гора и Думная служили некогда «вольным людям» наблюдательными вышками. Отсюда они могли следить за движением обозов с товарами и за появлением карательных отрядов. Гумешки были обнаружены в 1702 году и оказались старым, заброшенным рудником: кроме рудокопных ям здесь нашли остатки кузницы. «Тайные сказы» этого типа прославляли смелость и отвагу вольных мастеров, выражали народный протест против угнетения и бесправия русских трудовых людей, тех, что добывали «земляные богатства», плавили руду, варили сталь.

Однако молодой уральский фольклор (он насчитывал всего лишь около двух столетий жизни, возникнув в 17 веке вместе с промышленностью Урала) являлся, как и по сей день является, фольклором творимым, а не устоявшимся и представлял собой рабочие семейные предания, отдельные фантастические образы, первоначальные наброски сказочных сюжетов.

Таково было поэтическое наследие, полученное Павлом Петровичем Бажовым от

* - Большая Советская энциклопедия, 1956 г. , с. 393 своих предков. С молодых лет ему открылась неписаная история родного края, внутренний мир трудового горнозаводского люда; он учился видеть и понимать красоту Урала с лесистыми его горами, прозрачными глубокими озерами, высоким небом и тенистыми каньонами. Ранние впечатления оставили неизгладимый след в душе юноши, определили его жизненный путь. Бажов не обработчик уральского фольклора, а сам принадлежит к талантливой семье уральских народных потов – сказочников.

Продолжить их труд дано было писателю, взращенному той же средой, что рождала горнорабочие «тайные сказы». Географически его сказы связаны с различными областями Урала. И география эта особого рода: в сказах повествуется не только о красоте той или иной местности, а главным образом о мастерстве уральских умельцев, о разнообразных ремеслах, вызванных к жизни своеобразием природных условий края. Герои Бажова – мастера, владеющие секретом особого «хрустального лака», связаны с Тагилом и Невьянском, литейщики – с Каслями, а с Златоустом – чеканщики и мастера «огненного труда», те, что знают «коренную тайность», «как булатную сталь варить, как рисовку и насечку делать, как позолоту наводить».

Рассмотрим поподробнее поэтику одного из сказов П. Бажова «Голубой змейки».

В области мифологии текст характеризуется ослаблением позиции имени прилагательного. Прослеживается эстетически мотивированная диспропорции: качественные и относительные прилагательные сосредоточены в описаниях змейки и пейзажных отступлениях, а притяжательные прилагательные, соотнесенные с именами собственными, употребляются последовательно. Привлекают внимание стилистически окрашенные формы повольготнее; косоротенька; насыпала золотого песку; разговору не было.

Экспрессивность глагольных форм обеспечивается их употреблением в несобственном значении рассказчиком и персонажами. Смена временных форм обусловлена композиционно. Вступление и заключение выдержаны в форме прошедшего времени, которое является доминирующим для корпуса текста и передает манеру изложения рассказчика. Единичные формы настоящего и будущего времени употреблены в значении того же прошедшего, но с оттенком обобщения: ласкова зовут – звали; в драку лез, коли кто обзовет Ланко - обзывал; поспать прибегут – прибегали.

Переход к основной части текста четко обозначен активным употреблением в одном абзаце глаголов настоящего постоянного (посиживают – вспоминают – слушают – говорят). Это существенно оживляет повествование и, соответственно, активизирует внимание адресата. Аналогично организован предпоследний абзац, замыкающий основную часть. На фоне предыдущего предложения с большим количеством глаголов в прошедшем перфектном настоящее актуальное передает резкий эмоциональный подъем: пришли отдалирассказали велела – Все радуются; Марьюшка веселехонька бегает.

Для создания колорита разговорности писатель использует выразительные возможности частиц. Прежде всего речь идет о частице -то, которая присоединяется к разным частям речи: такие-то, двоим-то, подзатыльники-то, молодой-то. Для этих же целей привлечена масса усилительно-ограничительных, присоединительных, указательных, вопросительных и других частиц.

Иллюзия порождения текста создается регулярным употреблением вводных слов в речи рассказчика. В порядке их следования можно обнаружить определенную закономерность: в начале сказа привлекаются вводные слова аргументативного типа: понятно, известно; далее вводится видишь как прием активизации читателя; затем подключается указатель степени максимальной уверенности или обычности конечно, и в заключительной части текста появляются вводные слова со значением достоверности: верно и предположительности: видно.

Другие особенности поэтики «Голубой змейки» проявляются в том, насколько цельно вводятся основные действующие лица. Характеристика детей строится на выявлении самых разных признаков того общего, что их объединяет. Смысловая доминанта вступления создается различными языковыми средствами: звуковым однообразием имен (Ланко – Лейко), буквальными наименованиями, организованными как утверждение или отрицание (под стать подобрались – в житье большой различки не было, нечем было друг перед дружкой погордиться), использованием словообразовательно соотнесенных слов (дружно жили, дружба ребячья).

Итак, своеобразная языковая палитра текста через образ рассказчика и персонажное «многоголосие» позволяет реконструировать атмосферу жизни уральского поселка горнорабочих, через великолепно отраженные особенности детского восприятия установить связь заводского и семейного предания с древнейшими представлениями о колесе фортуны как символе изменчивости счастья, о защитном круге и о жизни – пути-дороге.

Раскрыть замысел автора помогает анализ построения сказа, имеющего два смысловых центра (бабка Лукерья – бабка Синюшка), которые связаны со всеми событиями жизни главного героя – Ильи. В наставлениях бабки Лукерьи выражается нравственный идеал народа: быть жизнерадостным, сильным, трудолюбивым, непривередливым, не обеднять свою жизнь корыстью и завистью.

Старые рабочие, хранители горнозаводских преданий и легенд, раскрыли перед будущим писателем страницы народной неписаной истории края, а новые поколения уральских мастеров своими героическими делами пробудили желание переосмыслить прошлое Урала – «осветить то, из чего росла любовь к родине и мощь нашего государства».

Художественный мир С. Писахова

Степан Георгиевич Писахов – другой сказочник, замечательный художник, легенды которого своеобразны по языку, форме, содержанию. Родился и вырос С. Писахов в Архангельске. Это представитель северного сказительного искусства. В своих автобиографических заметках он вспоминал: «Сочинять и рассказывать сказки я начал давно, записывал редко. Мой дед был сказочник. Звали его сказочник Леонтий. Записывать сказки деда Леонтия никому в голову не приходило. Люди называли его большим выдумщиком, который рассказывал все к слову и к месту». Вероятно, от него и унаследовал Степан Георгиевич талант выдумщика.

Он любил рассказывать свои сказки ученикам, которым преподавал в архангельских школах рисунок, и поэтому они звучат, прежде всего, как устные сказы, обращенные непосредственно к слушателям, и лучше всего их слушать, а не читать. В его сказках звучит живая и чистая северная речь, очень выразительная и яркая. Рождались эти произведения в гуще народного словотворчества. Сам писатель говорил: «С детства я был среди богатого северного словотворчества. В работе над сказками память восстанавливает отдельные фразы, поговорки, слова («Какой ты горячий, тебя тронуть – руки обожжешь»).

В 1928 году писатель в пригородной архангельской деревне Уйме встретил даровитого рассказчика небылиц Семена Кривоногова, по прозванию «Малина» (от него С. Писахов услышал, как тот «на корабле через Карпаты ездил» и «как собака Розка волков ловила»), и был очарован его искусством. В память о нем писатель стал вести свои рассказы от имени Сени Малины, «чтя память безвестных северных сказителей».

В рассказах Сени Малины реальность тесно переплетается с выдумками и небылицами, порой даже трудном провести четкие границы между ними, что придает неповторимость и красочность его сказам.

Бывальщина – короткий рассказ сказочного характера о встречах с «нечистой силой», о найденных кладах, о невероятных происшествиях, отличающийся, однако, реалистическими подробностями повествования. Противоположностью бывальщины являются небылицы, изображаемые самими сказочниками, как явная и преднамеренная нелепость. Под влиянием общего роста культуры колхозной деревни и уничтожений суеверий бывальщины быстро исчезают. *

Хоть и нет сейчас С. Писахова, но звенят волшебные струны его сказок.

Да, только здесь, на Севере моем,

Такие дали и такие зори,

Дрейфующие льдины в Белом море,

Игра сполохов на небе ночном.

Нехожеными кажутся леса,

Бездонными – озерные заторы,

Неслыханными – птичьи голоса,

Невиданными – каменные склоны

Здесь, словно в сказке, каждая тропа

Вас к роднику выводит непременно.

Здесь каждая деревня так люба,

Как будто в ней красоты всей вселенной.

И уж, конечно, нет нигде людей

Такой души и прямоты, и силы,

И девушек таких вот, строгих, милых,

Как здесь в лесах,

На родине моей.

Но если б вырос я в другом краю,

То все неповторимое,

Как чудо,

Переместилось, верно бы, отсюда

В тот край, другой,

На родину мою.

А. Яшин

Сходства и различия художественных особенностей сказов П. Бажова, С. Писахова, С. Афоньшина

Очень часто встречается в произведениях П. Бажова, С. Афоньшина и С. Писахова отражение края, в котором они жили, то есть их творчество связано с этнокультурой своего края. Например, все герои сказов С. В. Афоньшина – лесорубы, ложкари, плотники, то есть все они так или иначе связаны с лесом, которого в средней части России, где и жил Сергей Васильевич, было много. Это было основным занятием населения. В сказах же П. Бажова главные герои работают в горах, они добывают руду. Это очень трудное занятие, но, чтобы выжить, не существует выбора, надо стоять до конца. В преданиях же С. Писахова герои живут на севере, они питаются морепродуктами, занимаются охотой.

Характерно, что ряд бажовских сказов, которые воспринимаются как поэтические легенды о талантливых мастерах, в действительности основаны на подлинных исторических фактах, и героями их являются реальные люди, русские умельцы.

* - Большая Советская энциклопедия, 1956 г. , с. 406

В сказе «Шелковая горка» писатель полемизирует со старой официальной историей Урала, да и с теми современными романами, которые идут в русле традиционных представлений о развитии края, изучая деятельность отдельных исторических персонажей, забывают о главной творческой силе – народе. Устами рассказчика П. Бажов говорит, что заслуга Демидовых перед русской горнозаводской промышленностью, бесспорно, велика, но нельзя забывать о народе, без которого ничего разным «генералам-строителям» осуществить бы не удалось. «Не сами Демидовы руду искали, не сами плавили и до дела доводили. А ведь тут много зорких глаз да умелых рук требовалось. Немало и смекалки и выдумки приложено, чтоб демидовское железо на славу вышло и за границу поехало. Знаменитые, надо думать, мастера было, да в запись не попали».

Герой одного из сказов захотел все ремесла «своей рукой» перепробовать. Посмеивались над ним сначала друзья да родичи, а Тимоха все же на своем поставил: ремеслам обучился и в каждом деле «до точки дошел». Только было это ремесленное знание правил, а не мастерство. Понял это Тимоха, когда попал в выучку к углежогу деду Нефеду. Принял тот его с лукавым уговором: «От меня тогда не уйдешь, как лучше моего уголь доводить навыкнешь». Простое дело у Нефеда – жечь уголь, да победить старого мастера Тимоха не смог. А секрет-то был в том, что дело у Нефеда на месте не стояло, все вперед двигалось: совершенствовал свою работу Нефед. И учил он Тимоху «не книзу глядеть – на то, что сделано», а «кверху – как лучше делать надо». Учил искать «живинку» в каждом деле.

Иное Иванко, это «мастер с полетом». Он не боится отступить от затверженных правил, не боится прибегнуть к смелой творческой выдумке. Иванко учится у самой природы и вносит в свое искусство ее неиссякающую и вечно обновляющуюся поэзию. Нарисовал Иванко на боевой сабле не пустое украшение, условных коньков, а таких коней, какими он знал их в жизни, - стремительных, на полном бегу, крылатых!

Образ, созданный Иванкой, - крылатые кони, - возмутил заводских педантов, они прогнали его с завода. Но именно этот рисунок и обнаружил подлинного мастера. Иванко – мастер-поэт, ибо он поднимается до образных обобщений.

Самым известным героем сказов С. В. Афоньшина становится Семен – мастер по изготовлению ложек. Его ложки прославились на весь мир. Он обеспечивал ими всю армию государства, он работал для страны, не жалея себя, полностью отдаваясь своему делу.

У С. Писахова же выделяется другой герой – рассказчик – Сеня Малина. Он очень любит выдумывать, рассказывать свои небылицы, любят гостей. Чаще всего он видит себя то охотником, то рыбаком, то матросом или рабочим. Его мать – фантазия, которая и передала ему по наследству и богатое выражение, и мечту о несбыточном, и стремление к необычному, наделила даром великолепного рассказчика и жаждой поделиться своими выдумками с другими. Он стремится помочь односельчанам (одеть, накормить, развеселить) и обрадовать их. Его слушает вся деревня, и не только слушает, а и поддерживает его выдумки, пользуется ими. Герой С. Писахова, как и он сам, страстно любит родную землю, на которой столько чудес, сколько, пожалуй, на всей земле не сыщешь. Он расцвечивает деревню Уйму вехами с солнечным светом, наполняет удивительным звучанием мороженых песен, заселяет ручными белыми медведями, торгующими молоком и папиросами, пингвинами – шарманщиками, заставляет в уйминских огородах цвести даже оглобли, а в холодных реках – расти апельсиновые деревья.

Если рассмотреть в частности некоторых героев произведений П. Бажова и С. Афоньшина, то можно заметить одинаковые образы хозяйки Медной горы и Дикой реки. Они обе помогают героям произведений выжить в трудных условиях, добиться своего. В сказе С. В. Афоньшина хозяйка Дикой реки помогает ему заплатить долги, прокормить мать, найти невесту. Однажды женщина скребка приснилась сказочнику и благословила на охоту (она сидела около костра и расчесывала волосы большим костяным гребнем). В «Сказании о Керженце» мы и встречаем отражение этого сна. К герою сказа Чуру во сне приходит хозяйка Дикой реки.

В преданиях же П. Бажова хозяйка Медной горы встречается очень часто. Она, перевоплощаясь то в дракона, то в крокодила, то в старушку, помогает найти богатства и проверяет тем самым совесть человека. Например, Илья из сказа «Синюшкин колодец» выбирает прекрасную девушку, которую он полюбил вместо богатства. В поэтическом образе Хозяйки Медной горы воплощена сама уральская природа, вдохновляющая человека на творчество. Фольклорный образ Малахитницы претерпел здесь существенные изменения. В горнорабочих «тайных сказов» Малахитница – только хозяйка горных недр, оберегающая свои сокровища, а у Бажова – хранительница секретов высокого мастерства. Больше того, - олицетворяет она вечную творческую неудовлетворенность. Живая природа в образе «тайной силы» восстает против мертвящего отношения к ее дарам, она жестоко наказывает виновных. Как только кто-нибудь пытается превратить в деньги ее чудесные самоцветы, золото, руды, - Малахитница обращает свои богатства в пыль, пустоту, ничто. «Стали те камешки из мертвой степановой руки доставать, а они и рассыпались в пыль».

И у С. Афоньшина, и у П. Бажова точка зрения рассказчика подвижна, она легко переходит на позиции детей или взрослых. Для представления их взглядов используется не только прямая и косвенная речь, но и несобственно-прямая. Речь персонажей врастает в речь рассказчика и проявляется как несобственно-авторская.

В произведениях этих трех писателей наряду со сказом, принадлежащим конкретному повествователю, возникают и развиваются сказоподобные формы повествования, отличающиеся от сказа отсутствием конкретного рассказчика.

Зачастую герой С. Писахова и П. Бажова повествует с лукавой усмешкой, шутливо, как бы даже подсмеивается над доверчивым слушателем, причудливо вплетая в были небылицы, расцвечивает повествование фантастическими узорами, не забывая, однако, время от времени подсказывать, как же в самом деле-то было.

В сказах П. Бажова живость, непосредственность изложению придает прямая речь, включающая обращения, императивы, восклицательные и вопросительные предложения.

Ориентация на принятую в воссоздаваемой среде манеру изложения проявляется в богатстве лексического состава: диалектизмы закрепляют происходящее за четко обозначенной местностью (различка – разница, ограда – двор, перекинуться – превратиться, зубами чакает – стучит), а словообразовательные средства разговорной лексики либо корректируют семантику общеупотребительного слова (припрашивал, рассорки, поварчивали, посиживают, изверилось), либо выступают как сильное оценочное средство (одежонка, жиденький, из сердитеньких, кулачонки); социальную окраску изложения поддерживают просторечия (этак, коли, углядел, сторожились, сперва, больно, сподручнее, напредки, отмутузили), фразеологизмы (причем, как в неизменном – плечо в плечо, так и в измененном виде – того и надо; на уме и то было). Бытовой колорит повествования обеспечивается соответствующей лексикой: полати, сенки, повети, силышко, снеговая лопата, покосное место. Особую притягательность сказам П. Бажова придает его народный язык, богатый пословицами, поговорками, диалектизмами, красочными описаниями. Важно помочь ребятам «услышать» живую речь рассказчика, который не скрывает своего отношения к героям, своих симпатий и антипатий к ним, и голоса персонажей – все разнообразие интонаций при их разговорах, и их внутреннюю речь.

Произведения С. В. Афоньшина говорят на златотканом русском языке, в меру подсвеченном местными «керженскими словами». Они не разбивают строй рассказа, а, как жемчужинки, украшают ткань. Его фантазия сказителя, не нарушая канонов, сохраняя историчность деталей, заботливо доносит нижегородскую особинку речений («не плошай», «ухоронить» (спрятать), «чаять», «попятиться» (вернуть), «березняк»).

Средства художественной выразительности Афоньшин С. В. Бажов П. П.

Эпитеты «Месяц рогатый», «Речка потайная, родниковая», «Потовая копейка», «мозольная денежка»,

«зыбучие берега», «Речка дикая», «доверчивые «убойная дорога», «самая воровская лошадка», куличики», «огромные серебристые рыбы призрачно «намятыш добрый», «красных деток на черное извивались», «длинноносые осетры», житье», «хлебушек мягонький», «коса

«мастер-умелец», «просторная черная изба», «над сизо-черная», «веселые глазки», «жалостливые дикой лесной речкой», «душистый деготь», «запахи слова да про кручину лютую да про злую целебные». разлучницу».

Метафоры «Загудела земля»; «месяц рогатый с подружкой «По кучерявой бороде серебряные струйки звездочкой готовы за лес спрятаться и горят, пробежали», «пташки поют-радуются», «Муренка пристроившись на вершине дальней ели»; «речка головой покачивает, козел тоже, будто потайная, родниковая, змейкой извивается»; разговаривают», «туман синий богатства кажет»,

«подземная вода здесь на свет просится, зыбучие «зима прошла».

берега куполом выпячивает, прорываясь родниками да ключиками»; зажурчала грустно речка Керженка, лаская струей ножки девушки»; «озеро спит между холмами среди дубравы, не шолохнется; «заговорило волнами озеро у самых ее ног», «речка бежит, торопится, глядит, подмигивают».

Сравнения «Загудела земля, как живая», «все глядится в озеро«Легонькая, будто никакого весу нет», «сидит как в зеркало», «борода горит, как костер», она будто на дне большого-пребольшого озера», огоньки, как бесы-чертики, бегают, угасают и снова«одни кверху вроде деревьев тянутся, другие вспыхивают». понизу стелются, вроде, скажем, Конотопа, только много больше». , «брови – дугой, глаза-звездой, губы-малина».

Используя такие средства художественной изобразительности, как олицетворения, метафоры, эпитеты, сравнения, градации, С. В. Афоньшин и П. Бажов смогли точно и красочно передать состояние природы, выразить свои мысли и чувства. Постоянные эпитеты (красна девица, добрый конь, синие леса, чистое поле, мать сыра-земля) нас невольно возвращают к народным сказкам.

В сказах С. В. Афоньшина используется очень много фольклорных элементов. Афоньшин в народных сказках и песнях высоко ценил дар сильного, необузданного творческого воображения, мечту, фантазию, прекрасный и выразительный язык. Его цель жизни – стремление овладеть богатствами устной поэзии.

«Хлеб да соль испокон веков рядом идут. Соль и за столом всегда во здравие была и впрок запасти позволяла. «Вяленое да копченое хорошо, когда посоленное!» Без соли – не хозяин». «А кукушка каждую весну прилетала на облюбованный бугор неподалеку от избушки и без устали куковала, обещая людям долгую жизнь».

Часто встречаются и песни:

Звонко молотом стуча,

Песню вещую споем,

Из булатного меча

Змейку острую скуем

Ярый мед, хожалый мед,

Дар лесов и дар полей,

С добрым хлебом яровым

Воедино силы слей!

Чтобы пряник Городецкий,

Расписной да озорной,

Гоголем ходил в народе,

Как Бова - силач герой!

Чтобы пряник, наш сударик,

Расходился по рукам,

На потеху добрым людям

И на славу землякам!

Плывем за море

В родимый край,

Суровый викинг,

Навек прощай,

Славянку Вольгу

Не забывай!

Чужую землю

Легко забыть,

Неволю злую

Нельзя простить,

Как поневоле

Нельзя любить!

Свет – Ярило к нам идет,

Над землей дыханьем веет,

Спину греет Берендеям,

Зимней стуже пятки жжет!

Лажу соху, лажу я

Рассошину для орала,

Пусть раздобрится земля

Урожаем небывалым!

Дождались мы теплых дней,

Мать сыру – землю орати,

Льном и житом засевати

Будет скоро Берендей!

Присказки придают произведениям легкость и непринужденность, близость к народу.

«Хорош Федот, да лицом не тот!»

Ой, пряники медовые,

Мягкие, фунтовые,

Не жуй, не глотай,

Только брови поднимай!

Ой, для малых ребятишек,

Для девчонок и парнишек,

Шалунам – озорникам

И беззубым старикам!»

Песенные мотивы играют тоже очень важную роль в произведениях:

«Из-за синя леса, от чиста поля, от Синя камня!»

«Речка быстрая, нелюдимая, полечи, исцели недуги Настенкины, чтобы добрые люди ее не сторонились, не отворачивались!» «Из ржавых болот свои воды беру, через леса хмурые к Волге несу, жажду диких зверей утоляю, корни дерев обмываю, а недугов людских не исцеляю. Беги-ка ты, девица, на восход солнышка, к сыну моему побочному Яру Ясному. Живет и полнится он родниками подземными, водами глубокими, волшебными. Он и снимет с тебя хворобу с недугами!»

Часто встречаются в сказах и обычаи, которые показывают самобытность данной местности, ее особинку:

«Невесте всех гостей брагой обносить, к каждому с братиной подходить, подавать и принимать».

Охотничье поверье: «на берегу, при слиянии двух рек, жила со своим племенем женщина, хозяйка всех украшений и кремниевого скребка» – «хозяйка Дикой реки».

Праздники русов: «по утрам люди толпами и вереницами ходили в большой дом, где жгли восковые палочки и кланялись и кланялись, крутя правой рукой вокруг своего носа, либо размашисто стучали себя по плечам, животу и по лбу».

Крещение в племя русов: нужно «искупаться в речной полынье и трижды окунуться с головой, пока старик бормочет над ним свои заклинания и наговоры».

В сказах С. Писахова небывальщина сочетается с бывальщиной. Например, в его сказе «Не любо – не слушай» льдины сдают в прокат, ягоды по три фунта, медведи молоком торгуют. Употребляется и гипербола («Двина в узком месте 35 верст», «девки модницы – северное сияние в косах носят»). В его пословицах мудрость и острота речи северянина. Лиризм сказок помогает увидеть, как открыто выражаются чувства автора, его восхищения родным краем – Севером, красотой его природы, его любовью к народной песне, речи. Переплетение вымысла и реальности встречается и в сказах П. Бажова да такое искусное, что рождает в душе какое-то неясное томление по чуду и почти уверенность в его возможности. Красота поражает и, прикоснувшись к детскому сердцу, очаровывает, подобно каменному цветку, благодаря которому можно понять ее секрет. Однако секрет бажовских сказов все равно остается туманным – он живет как ощущение дива, не осознанного до конца.

Необыкновенны и красочны пейзажи в произведениях этих писателей. Например, у С. В. Афоньшина привлекает нас описание Светлояра.

«Всего за пол версты от села Люнды лежит Светлояр – озеро. Испокон веков оно святое озеро и для христиан, и для язычников. Черемиски, мордовки и русские первыми приметили особенность озерной воды долго не портиться в посудине. Глубина озера для человека была полна таинственности. Немало легенд, былей, сказок шепнет, подскажет озеро, если сумеете заглянуть в его глубину. А если вы чем-то расстроены, встревожены, оно умиротворит, успокоит вас. Вода в озере, словно капля росы, прозрачная, а поглядишь в глубину – черным-черно. Похоже, что сама ночь заснула на дне озера. Но только там, в глубине, и хранятся тайны Светлояра, а на поверхности и вокруг никаких секретов нет. Выскочит из воды окунь – разбойник или голавль красноперый плеснется, и всплеск их, как живой, разносится над озером. Проворожит кукушка на лесистом холме, а кажется, что она со дна озера прокуковала. Но молчат, ни звука колокола града Китежа! А по берегу озера вековые березы думу думают, вспоминают младость, когда руками крепостных тут были посажены. На одном из холмов приозерья сохранились канавы, выкопанные под фундамент здания. Здесь барин князь Сибирский задумал было часовню поставить, если ему бог сына пошлет. В день Светлоярской ярмарки этот скрытый уголок занимали евангелисты. Сидя под соснами, свесив ноги в канавы, они распевали свои доморощенные псалмы и гимны. Где-то в лесах, между Светлояром и Керженцем застыл, окаменел злой конь Батыя, но люди разыскать это урочище не могут».

Красочны и пейзажи бажовских сказов. Иногда писатель выдерживает описания в одной цветовой тональности. Таков, например, сказ «Синюшкин колодец». «На полянке окошко круглое, а в нем вода, как в ключе, только дна не видно. Вода будто чистая, только сверху синенькой тенеткой подернулась, и посередине паучок сидит, тоже синий». Над водой стоит синий туман, из тумана возникает старушонка Синюшка: «Платьишко на ней синее, платок на голове синий, и сама вся синехонька».

Но чаще всего в сказах дается веселое переплетение красок. Вохряные блики и пламенеющая киноварь, певучий синий цвет рядом с мерцающим золотом, многообразные оттенки и переливы зеленого и, наконец, контрастные сочетания черного и белого – такова гамма красок в сказах «Малахитовой шкатулки». Цвет у Бажова всегда выдержан в духе народной живописи, народной уральской вышивки – цельный, густой, спелый. Однако и сюжетная функция пейзажа определяется главным – стремлением писателя к глубокому раскрытию образа человека, порожденного этой уральской природой, этим удивительным, могучим краем.

В сказах же С. Писахова изображается необыкновенная природа Севера. Перед нами предстает образ снежной пустыни, где царствуют льды и снега. Удивительны образы белых медведей, которые являются для нас редкостью.

Сказы этих трех писателей привлекают своей торжественной поэтичностью, непохожестью на все ранее читанные и слышанные сказки. События, происходившие в них, чудесны и необычны и все же как-то очень походят на правду Сказовая манера повествования завораживает и незаметно и властно втягивает в мир каменных рудников, полных необыкновенных явлений и событий, необыкновенных лесов, прекрасного Севера. Герои их становятся близкими и родными. И это не похоже на сказку, потому что сказочные герои всегда остаются только сказочными, борются с трудностями, побеждают их, а потом, счастливые, живут да поживают, добра наживают.

В сказах этих писателей всегда слышится голос рассказчика, причастного к событиям, одобряющего или осуждающего героев. Он говорит колоритным народным языком, полным местных словечек и выражений, присказок и поговорок. Сказ – это, прежде всего, устное слово, устная форма речи, перенесенная в книгу. По словам Н. А. Кожевникова «классический сказ связан с присутствием рассказчика. Если рассказчика нет, тогда строит повествование сам писатель, надевающий личину условного повествователя».

Произведения Сергея Васильевича, олицетворяющие прошлые общественные события, характерные поступки людей, незаметные постороннему взгляду явления природы, отличаются неопровержимой достоверностью. Они написаны емко. Поэтому даже его сказки на первый взгляд кажутся чуть-чуть тяжеловатыми, отличаются информативностью, затрагивают душу и ложатся на сердце.

Сказка яркая, талантливая, мастеровитая, такая чуткая к народной традиции и в то же время такая самобытная. Один из современных литераторов Владимир Цыбин писал: «Есть сказки, о которых можно сказать, что это басни, притворившиеся сказками. Сюжет стремителен и прост. Звери у него словно некие сказочные персонажи, и, вместе с тем какие-то очень свойские. Чувствуешь, как они доверчивы, наивны и как дьявольски хитры – все эти вороны, ласточки, грачи, медведи. Такова сорока в одной из его бывальщин о зверях: все птицы – трудяги улетели от старика, осталась только одна сорока, не может она сидеть без дела – вот и разукрасила его жилище, да так, что солнышко не выдержало, заглянуло в глаза – и стало гнездо подтаивать. Здесь все просто: звери и солнце, и трава действуют и думают, как обыкновенные люди. Это определяющие тона его буднично поэтического стиля. Персонажи сказочные, зато место действия реальное, повседневное: Керженец, Волга. Письмо его простое, быстрое, основанное на народном говоре, но без стилизации».

М. Сточин так отзывался о произведениях С. В. Афоньшина: «Книги при всей кажущейся «сказочности» несут на себе большую идейную нагрузку, являют собой великую мудрость русского народа. Они учат любви к родной земле, ее природе, учат добру и справедливости».

Сказы П. Бажова говорят о неиссякаемости творческих сил народа, о моральной стойкости русских людей, которых не мог сломить жестокий гнет, условия крепостного рабства, а позднее власть голого чистогана.

Значение и поэтическая прелесть «Малахитовой шкатулки» в том, что в ней воссоздан благородный образ русского рабочего класса, показан его ясный ум, сила духа, умение противостоять любым жизненным испытаниям. Сказы Бажова воспевают смелую выдумку, умелые рабочие руки, способные осуществить любой замысел мастера, воспевают труд, превращающийся в творчество. Главные темы «Малахитовой шкатулки» - это темы мастерства, счастья и человеческого достоинства.

Творчество мастера-поэта предстает в сказах Бажова не только как вдохновенное озарение, а, прежде всего, как познание и труд. Старого камнереза спросили, как это так получается, что малахитовые изделия, выходящие из его рук, всегда «цветом разнятся и узором сходятся». Мастер ответил: «Я из окошечка на ту вон полянку гляжу. Она мне цвет и узор кажет. Под солнышком одно видишь, под дождиком другое. Весной так, летом иначе, осень по-своему, а все красота. И конца той красоте не видится».

Борьба с «натурой», смелое проникновение в самую «сердцевину» материала – важнейшее условие овладения мастерством. Отсюда и драматизм, присущий зачастую бажовским сказам и заключающийся не только во внешнем конфликте – столкновении таланта с враждебной ему действительностью, но и во внутреннем: в постоянной неудовлетворенности художника, исканиям которого нет конца.

Герой С. Писахова, как и он сам, страстно любит родную землю, на которой столько чудес, сколько, пожалуй, на всей земле не сыщешь. Он расцвечивает деревню Уйму вехами с солнечным светом, наполняет удивительным звучанием мороженых песен, заселяет ручными белыми медведями, торгующими молоком и папиросами, пингвинами – шарманщиками, заставляет в уйминских огородах цвести даже оглобли, а в холодных реках – расти апельсиновые деревья.

Т. Беневоленская называла С. В. Афоньшина «мастером описания природы родного края, его могучих лесов и озер, которые он называет «голубыми веснушками», афоньшинские очерки проникнуты высокой поэзией народного творчества. Из сокровищницы фольклора очеркист берет описание народных обычаев и поверий, песни, пословицы, присказки».

Ю. Адрианов в своей статье «Как рождается сказка» писал: «Сказка всегда приносит начальные знания о жизни, она, словно первое руководство к открытию мира. Язык сказок – разговорный и в то же время щедрый на зримые, запоминающиеся образы. Если бы не эта черта его сказок, то книга бы показалась однообразной по тематике и сюжетным разработкам. В основном в книге С. В. Афоньшина собраны бытовые сказки о животных, но наряду с ними есть еще чисто «нижегородские», рассказывающие об истоках народных промыслов, об особенностях быта наших мест. Страницы книги заставляют задуматься о добре и зле, об их вечном споре, о доброте друзей, о товарищеской выручке».

Персонажи сказок и бывальщин – будь то люди или звери – живут и действуют не только в неком фантастическом мире, а в реальной действительности. Его книги несут на себе большую идейную нагрузку, являют собой великую мудрость русского народа.

Хорошо отзывался о «Малахитовой шкатулке» и Федор Гладков, высоко ценивший самобытное творчество П. Бажова. Восхищаясь книгой уральского мастера, «чудесной поэзией исконного языка и народной мудростью» ее, Ф. Гладков говорит о главном: «Эта книга дорога для меня и тем, что в ней удивительно чутко и проникновенно воплощена глубокая, большая душа народа – могучего работника, великого труженика, которого не сломило вековое рабство, который нес в себе неугасимую правду и творческую красоту».

Сказы «Малахитовой шкатулки» всеми корнями уходят в гущу русской народной жизни, и не только по своему содержанию, но и по форме, по языку и стилю. Верно определила это Лидия Сейфуллина: «П. Бажов – хранитель глубинного русского языка», того самого, о котором сказано было – «великий, свободный, могучий русский язык».

Автор книги столь, казалось бы, причудливых, фантастических сказов всегда искал в слове отражение реальной истории народа, мыслей и чувств трудовых людей. Ему был важен, по его меткому определению, «запах среды в слове». Он считал, что «художественная правда полноценна лишь при условии, что она дается с основными признаками места и времени». Хорошо о самом сказочнике сказала как-то Мариэтта Шагинян: «Одареннейший мастер слова, он сумел слить, сочетать свои наблюдения в прозрачную ткань искусства».

Рассмотрев особенности повествования этих сказочников, мы можем сделать некоторые выводы:

1. С. В. Афоньшин был действительно великим мастером слова. Он не только умел любоваться природой, он еще умел точно, красочно, легко и непринужденно передать всю красоту, необычность пейзажа, выразить свои мысли и чувства. Его дом – лес, его крыша – небо. Он жил природой, поэтому все его сказы интересны и понятны каждому. Читая его сказы, мы приобретаем огромный багаж знаний в области фольклора, языческих обрядов, старообрядчества и т. д.

2. Ориентируясь на новаторство П. Бажова как художника слова, С. В. Афоньшин ввел в семью персонажей русской сказки своих умельцев, «придал самоцветам устного народного творчества ювелирную огранку, собрал их, философски осмыслил, ввел в мир большой литературы». Сказы П. Бажова для писателя интересны могли быть и тем, что в них писатель показал, как преобразуется устное народное творчество, не теряя своих природных форм, наполняется новым содержанием, новыми героями, новым языковым материалом.

3. Значение сказок С. Писахова огромно: они хранят и продолжают нести лучшие традиции северного сказительного искусства. И это же прослеживается в произведениях С. В. Афоньшина, но только на примере истории и искусства своего края.

4. В полной мере каждому из этих писателей удалось выразить те особенности уклада жизни людей, их обычаи, ремесла, язык, которые характерны для того или иного края. Именно это позволяет назвать каждого их них колоритным и оригинальным художником.