Прилагательные со значением цвета как средство создания образа русской природы в цикле рассказов «Записки охотника» Ивана Сергее

Изучение литературы и изучение языка связаны между собой теснейшим образом: без вдумчивого анализа языка, «первоэлемента литературы» (А. М. Горький), невозможно постичь художественную ценность литературного произведения. И вместе с тем, само знакомство с классическими произведениями прозы и поэзии есть в то же время знакомство с лучшими образцами литературного языка, обработанного мастерами слова.

Исследование языка художественной литературы составляет, по определению академика В. В. Виноградова, предмет особой филологической науки, «близкой к языкознанию и литературоведению, но вместе с тем отличной от того и другого». Наука о языке художественной литературы, возникшая на стыке лингвистики, риторики, поэтики, эстетики слова и теории литературы, приобретает всё большее значение не только как фундамент теоретической дисциплины, но и как основа ряда дисциплин прикладного характера, в том числе лингвистического толкования художественного текста – системы лингводидактических приёмов анализа текста и синтезирования его образных средств.

Важнейшим средством эстетического освоения действительности является язык. М. Б. Храпченко отмечал, что язык в литературном произведении «активно создаёт художественные обобщения». Раскрытие существенных свойств героев, окружающего их мира (в том числе живой природы) требует целеустремлённого, действенного экономного отбора языковых средств. Только точно найденное слово, выразительно сконструированная фраза способны запечатлеть характерное в действительности. «Очевидно, дело не в одних образных выражениях. А в неизбежной образности к а ж д о г о слова, поскольку оно преподносится в художественных целях в плане общей образности», - писал А. М. Пешковский. Обладающее качеством известной всеобщности слово приобретает в художественном произведении яркую индивидуальную окраску, воплощая то сочетание особенного и неповторимого, которое содержит в себе значительный художественный образ.

Целью данного исследования стал анализ отдельных языковых единиц, а именно прилагательных со значением цвета, из которых складываются художественный образ и художественный текст в целом, и которые, в свою очередь, определяются замыслом и умением автора воплотить свои идеи при помощи многообразных общелитературных и индивидуальных языковых средств.

Задачей исследования признан показ непосредственного пласта «цветовой» лексики, служащего средством создания образа русской природы в цикле рассказов «Записки охотника» Ивана Сергеевича Тургенева.

В пользу актуальности выбранной темы говорит тот факт, что, читая художественное произведение, мы не воспринимаем порознь его содержание, образы и язык, которым оно написано. Изучение художественного произведения сегодня состоит в том, что, анализируя его, мы должны правильно расчленить изучаемый предмет, установить взаимосвязи отдельных частей и слоёв и их роль в составе целого, а в результате анализа – понять, как форма организует содержание. Каждое, даже мельчайшее сознательное отступление автора от общеязыкового употребления во внешней форме художественного произведения служит знаком образного содержания, внутренней формы глубинного смысла. К тому же сегодня всё большее количество литературоведов склонно рассматривать художественный текст как синтез языковых единиц, выстраивающих «фундамент» художественного образа в том или ином литературном произведении.

Объектом данного исследования явился цикл рассказов «Записки охотника» Ивана Сергеевича Тургенева.

Предметом исследования стали прилагательные со значением цвета (прилагательные цветообозначения), употреблённые автором в рассказах данного цикла как средство создания образа русской природы.

Приступая к исследовательской части работы, прежде всего, необходимо подчеркнуть, что «цветовая» лексика, используемая И. С. Тургеневым в цикле рассказов «Записки охотника» неразрывно связана с образом русской природы, лейтмотивом проходящим по всему циклу.

В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Виссарион Григорьевич Белинский, приветствуя первые рассказы из «Записок охотника» (1847 – 1874гг. ), писал, что их автор, Иван Сергеевич Тургенев «любит природу не как дилетант, а как артист, и поэтому никогда не старается изображать её в поэтических видах, но берёт её, как она ему представляется. Его картины всегда верны, вы всегда узнаете в них нашу родную русскую природу». В «Записках охотника» Тургенев изображает природу, увиденную глазами рассказчика (охотника), - внимательного и чуткого наблюдателя, для которого каждое, даже самое незначительное её проявление имеет сокровенный смысл. Этот приём выбран автором сознательно, ибо, по его мнению, охота сближает нас с природой: один охотник видит её во всякое время дня и ночи, во всех её красотах, во всех её ужасах». (И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений в 28 тт. т. 5, М. – Л. , 1961, с. 421). Охотники отправляются в лес, который, по словам рассказчика, был знаком ему с детства. Незаметно для читателя Тургенев продолжает описание прекрасного леса в прошедшем времени, когда рассказчик, будучи ребёнком, гулял по нему в сопровождении гувернёра. Жизнь леса (деревья, птицы, звери, трава, цветы, ягода) просматривается в воспоминаниях рассказчика в строгой «вертикальной» последовательности. Вначале взгляд восходит по стволам могучих деревьев вверх. Птицы, реющие над вершинами деревьев, словно очерчивают небесный поток и – одновременно – подчёркивают объёмность, стереоскопичность картины леса, сопряжённость лиственных крон с небесным простором: «Их статные, могучие стволы величественно чернели на золотисто – прозрачной зелени орешников и рябин: поднимаясь выше, стройно рисовались на ясной лазури и там уже раскидывали шатром свои широкие узловатые сучья». От вершин взгляд рассказчика, наблюдавший за различными проявлениями живой лесной жизни, движется по стволу вниз: «звучный напев чёрного дрозда внезапно раздавался в густой листве вслед за переливчатым криком иволги». Следующий живой объект наблюдения – ещё ниже. Наконец, взгляд наблюдателя доходит до земли: «красно – бурая белка резво прыгала от дерева к дереву и вдруг садилась, поднявши хвост над головой».

Прежде всего обратимся к центральному рассказу цикла – «Бежин луг», рассказу ощущений. Всё, что происходит с рассказчиком в промежутке времени между закатом и восходом солнца, носит прежде всего характер острых, взволнованных переживаний. Отчасти потому, что «Бежин луг»- «ночной» рассказ. И на всём, что происходит этой ночью – в том числе состояние живой и неживой природы – на всём лежит отпечаток другого времени, которое не просто продолжает дневную часть жизни, но изменяет её, разворачивает в плоскость иного, фантастического бытия. Выбор каждого слова, каждой синтаксической конструкции здесь строго мотивирован. Тургеневская ночь не только жутка и таинственна, она ещё и царственно прекрасна своим «тёмным и чистым небом», которое «торжественно и необъятно высоко» стоит над людьми. Она духовно раскрепощает человека, очищает его душу от мелких повседневных забот, тревожит его воображение бесконечными загадками мироздания: «Я поглядел кругом: торжественно и царственно стояла ночь Бесчисленные золотые звёзды, казалось, тихо текли всё, наперерыв мерцая, по направлению Млечного пути» Всесильная по отношению к человеку, ночь сама по себе лишь миг в живом дыхании космических сил природы, восстанавливающих в мире свет и гармонию: «Свежая струя пробежала по моему лицу. Я открыл глаза: утро зачиналось Не успел я отойти двух вёрст, как уже полились кругом меня сперва алые, потом красные, золотые потоки молодого горячего света»

Описание восходящего солнца «обрамляет» рассказ, хотя все его содержание заключено в пределах сумерек и ночи. Солнце – символ животворящей жизни, света и тепла – создаёт светящийся контур ночных событий и происшествий: « Солнце - не огнистое, не тускло – багровое, как перед бурей, но светлое и приветливо – лучезарное – мирно всплывает над узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый её туман Но вот опять хлынули играющие лучи, - и весело и величаво, словно взлетая, поднимается могучее светило». В финале рассказа охотник, уходя от костра, находится, судя по всему, спиной к восходящему солнцу. Но эффект «солнечного присутствия» от этого не слабеет, просто взгляд наблюдателя направлен не вверх, а вокруг». Невидимую часть заливаемого солнцем пространства земли рассказчик дополняет воображением: «Не успел я отойти двух вёрст, как уже полились кругом меня по широкому мокрому лугу, и спереди, по зазеленевшим холмам, от лесу до лесу, и сзади по длинной пыльной дороге, по сверкающим, обагрённым кустам, и по реке, стыдливо синевшей из- под редеющего тумана, - полились сперва алые, потом красные , золотые потоки молодого, горячего света»

Ночь в рассказе Тургенева – время преображения и метаморфоз. Если днём солнце, стоящее высоко в небе, олицетворяет первозданную и непреходящую реальность и истинность живой жизни, то теперь ясность и свет уступают место тьме и тайне: «Тёмное чистое небо торжественно и необъятно высоко стояло над нами со всем своим таинственным великолепием». А теперь обратимся к пейзажным зарисовкам из рассказа «Стучит!»: « Ночь была тихая. Славная, самая удобная для езды. Ветер то прошелестит в кустах. Закачает ветки, то совсем замрёт; на небе кое – где виднелись неподвижные серебристые облачка; месяц стоял высоко и ясно озарял окрестность. » Даже поэтичных героев и самого рассказчика в «Записках охотника» чаще всего сопровождает родственный им пейзажный мотив. И вторая зарисовка: « Пока я спал, тонкий туман набежал – не на землю, на небо; он стоял высоко, месяц в нём повис беловатым пятном, как бы в дыме». Выбор каждого слова, тем более прилагательных, здесь строго мотивирован. Обе зарисовки поражают своей точностью. Так, для изображения ясной и тихой ночи автору достаточно одной фразы: « на небе кое- где виднелись неподвижные серебристые облачка» (серебристые, очевидно, потому что месяц стоял высоко). Причём для Тургенева важно то, как герои воспринимают окружающую их природу, что могут они увидеть вокруг себя в роли внимательных наблюдателей, для которых жизнь – целое действо, в котором есть свои герои: небо, солнце. Ветер, облака, деревья и многое другое. И рассказчика, и всех остальных героев Тургенева сопровождает родственный пейзажный мотив. Так, в рассказе «Хорь и Калиныч», открывающем цикл «Записок охотника», мы видим лицо Калиныча кроткое и ясное, как вечернее небо. Расставаясь с ним, автор вновь затронет эту художественную связь: « мы поехали; заря только что разгоралась. Мы въехали в кусты, Калиныч запел вполголоса и всё глядел да глядел на зарю». Вечерняя заря предваряет появление у охотника нового спутника – Ермолая, очередной вариации на тему Калиныча: приглушается поэтическая одарённость, но зато усиливается свойственное Калинычу чутьё к природе.

Герои тургеневской книги часто не просто изображаются на фоне природы, а выступают как продолжение её стихий, как духовная их кристаллизация. Заметим, что они чаще всего неожиданно являются перед взором охотника. Из игры света и тени в берёзовой рощи проступает поэтический образ девушки Акулины как продолжение образа природы, одухотворённого ею (рассказ «Свидание»). окутанная тьмой в фосфорическом свете молнии, как привидение, «почудилась» охотнику загадочная фигура Бирюка. Из трепета листьев в лесной чаще возникает девочка, дочка Касьяна. Как видим, образы героев – персонажей тесно связаны с образом природы. Читая «Записки охотника», ловишь себя на ощущении, что Тургенев долго и пристально всматривается в трепетный образ матушки – природы, вслушивается в шепот трав, в голоса птиц, прежде чем природа явит перед нами человека.

Эту особенность творческой манеры Ивана Сергеевича заметил немецкий писатель Пауль Гейзе, говоривший о «чрезвычайной близости»Тургенева к природе, в XIX веке уже утраченной западноевропейскими писателями, а известный русский филолог В. И. Чернышев, один из первых исследователей творчества И. С. Тургенева, обратившийся к анализу языка и стиля произведений автора «Записок охотника», писал, что его охотничьи рассказы «до настоящего времени производят впечатление большой свежести и оригинальности» (Чернышев В. И. Избранные труды. В двух тт. Том 2. М. , 1970, с. 222-223). В качестве примера учёный приводит следующие отрывки из рассказа «Бежин луг»: «Солнце мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый её туман», «Бесчисленные золотые звёзды, казалось, тихо текли все, наперерыв мерцая, по направлению Млечного пути». Бесспорно соглашаясь с П. Гензе, следует отметить, что солнце здесь – как всесильное божество – излучает жизнь, одухотворяя и просветляя окружающий мир. Читатель забывает о поэтической условности рисуемой картины; вместе с автором он любуется сиянием живого, ласкового существа, которое пронизывает всё какой –то трогательной простотой, вызывает в сухом и чистом воздухе запах полыни, сжатой ржи и гречихи.

В зависимости от рисуемой картины сельской природы и её необъятных просторов Тургенев выбирает и соответствующие синтаксические конструкции, усиливая тем самым лексический пласт повествования синтаксисом сложного предложения. В рассказе «Бирюк» он даёт полную движения пейзажную картину: «Гроза надвигалась. Впереди огромная лиловая туча медленно поднималась из- за леса; надо мною и мне навстречу неслись длинные серые облака; ракиты тревожно шевелились и лепетали.

Этот отрывок демонстрирует определённую закономерность: чем динамичнее пейзаж, тем короче предложения (или их смысловые части); здесь нет больших определительных конструкций, нет сравнительных оборотов. Такое изображение природы не есть собственно пейзаж: это не сосуществование объектов в пространстве, -это действия, разворачивающиеся во времени; это не описания природы, а повествование о ней.

Совершенно иной пейзаж открывает рассказ «Свидание»: «Небо то всё заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновения, и тогда из- за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз» Здесь Тургенев значительно увеличивает объём предложения, используя параллельные конструкции (то, то), развёрнутые определительные и сравнительные обороты, сложные союзные соединения, его рассказчик находит наиболее удачные сравнения, чтобы выразить красоту неба, нежность берёз, яркость опавшей листвы.

Важно, что источник рассуждений – собственные наблюдения и ощущения рассказчика, отмеченные тонкими сравнениями, точными определениями. Там же, где рассказчик не является участником событий, читатель не обнаруживает даже небольших пейзажных зарисовок, поскольку, по мнению автора, нельзя передоверить описание природы человеку, равнодушному к ней. В данном случае с писателем соглашается академик В. В. Виноградов, разворачивающий мысль о том, что «состав речевых средств в структуре литературного произведения органически связан с его содержанием и зависит от характера отношения к нему со стороны автора» (Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М. , 1959, с. 91)

Как видно из приведённых выше примеров, количественное преобладание и широкое распространение такой лексической группы слов, как прилагательные со значением цвета, в составе художественного произведения приводит к определённым качественным эффектам и главным образом к одному общему - влиянию данной группы слов на весь контекст «Записок охотника», заражение определённой экспрессией остальной лексики, которая, помимо своего основного значения, приобретает дополнительный контекстуальный смысл. Академик В. В. Виноградов по этому поводу замечает: «Слова и выражения в художественном произведении обращены не только к действительности, но и к другим словам и выражениям, входящим в строй того же произведения. Правила и приёмы их употребления и сочетания зависят от стиля произведения в целом. В контексте всего произведения слова и выражения. Находясь в тесном взаимодействии, приобретают разнообразные дополнительные оттенки, воспринимаются в сложной и глубокой перспективе целого». (Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М. ,1959, с. 233-234). Обращение к многочисленной по составу лексической группе является целесообразным при анализе языка художественного произведения не только в лексико – стилистическом плане, но и в плане характеристики «рисуемых» образов. Прилагательные со значением цвета, в первую очередь, у Тургенева прямо передают определённый цвет: лиловый, белый, золотисто – серый, синеватый, лазурный. Бледно – лиловый, голубоватый, черноватый, розовый, алый и т. д. К этой группе примыкают слова, которые прямо не обозначают какой – либо цвет, но так или иначе косвенно связаны с передачей его: ясно, засверкает, блеск глубоко – прозрачный, свет, цвет, сияние, краски и т. д. : с самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце – не огнистое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное – мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый её туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; блеск их подобен блеску кованного серебра

В текст, как мы видим, вовлекаются и слова в переносно – метафорическом употреблении или слова, употреблённые в составе сравнений и сравнительных оборотов; сравните, например:

Утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем; блеск их подобен блеску кованного серебра; они сами так же лазурны, как небо,; к вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределённые, как дым, ложатся розовыми клубами; алое сияние недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свеча, затеплится на нём вечерняя звезда.

Распространение «цветовой» экспрессии захватывает также слова и словосочетания, сохраняющие при этом своё основное значение: заря, солнце, тучка, туман, лучи, светило, облака, небосклон.

Разнообразными языковыми средствами достигается передача различных цветов, их оттенков, нюансов. К числу этих средств можно отнести, например, использование прилагательных с суффиксом - оват - -ыват-), обозначающие неполноту проявления качества: голубоватый, черноватый, синеватый, красноватый, белесоватый; использование различных частей речи и в том числе глагола, передающего в отличие от прилагательного цвет в динамике, переход от одного цветового состояния в другое; сравните, например: густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью, всё кругом быстро чернело и утихало, поле неясно белело вокруг; побледневшее небо стало опять синеть; ещё нигде не румянилась заря, но уже забелелось на востоке; бледно - серое небо светлело, холодело, синело; и т. д.

Таким образом, мы видим, что один и тот же цвет может быть выражен при помощи разных частей речи : синева – синеть – синеватый – синевший; белый – белеть и т. д.

Для выражения цветовых оттенков используются различные прилагательные – определения, например: утренняя заря, раннее утро, могучее светило, ровная синева, и т. д. Для этих же целей используются и сложные прилагательные: золотисто- серый, бледно- лиловый, жёлто- синий, бледно- серый.

Тонкой передаче различных оттенков цветов, цветовых нюансов способствует использование разнообразных типов переносных значений и, в первую очередь, метафор, как общеязыковых, так и индивидуально –стилистических. Метафорическая лексика, созданная на базе сравнения различных предметов и явлений в цветовом аспекте, эффективно передаёт в языке рассказа самые тонкие цветовые явления, например: кроткий румянец; тёмное чистое небо; но странное впечатление производили его большие чёрные, жидким блеском блестевшие глаза; золотые звёзды; вздымался угрюмый мрак; звёздочки замелькали, зашевелились в нём; тёмное чистое небо торжественно и необъятно высоко стояло над нами; карась бывает такой белесоватый, серебряный; обливаясь горячим блеском; торжественно и царственно стояла ночь; стыдливо синевшая река; красные, золотые потоки молодого горячего света; всюду лучистыми алмазами зарделись крупные капли росы; лилась темнота; стальные отблески луны; тонкий язык света лизнёт голые сучья лозняка; пламя, вспыхивая, изредка забрасывало за черту того круга быстрые отблески; бесчисленные золотые звёзды, казалось, тихо текли все, наперерыв мерцая; около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту, круглое красноватое отражение.

Метафора в тексте выполняет разнообразные семантико – стилистические функции. Это не только гибкое средство передачи разнообразных цветовых оттенков, но и средство концентрации признака или передачи интенсивности действия.

Тургенев широко и разнообразно использует сравнения, которые органически сочетаются с метафорической лексикой, возникающей, как известно, на базе сравнения. Господствующим типом сравнения являются сравнения в форме творительного падежа: уже заря не пылает пожаром; она разливается кротким румянцем; верхний тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; вихри – круговоротывысокими белыми столбами гуляют по дорогам через пашню; громадными клубами вздымался угрюмый мрак; прямо подо мною, возле реки, которая в этом месте стояла неподвижным тёмным зеркалом и т. д.

Иногда Тургенев прибегает к сравнительным оборотам с союзом как: солнце – не огнистое, не раскалённое, как во время знойной засухи, не тускло багровое, как перед бурей; но облака так же лазурны, как небо; алое сияние стоит недолгое время над потемневшей землёй и, тихо мигая. Как бережно несомая свечка, затеплится на нём вечерняя звезда; покрытая лохмотьями, страшно худая, с чёрным, как уголь, лицом

Сравнения могут оформляться и с помощью других союзов: что, как будто: около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту, круглое красноватое ожерелье ; а волоса у ней зелёные, что твоя конопля.

Иногда в составе одного предложения употребляется сразу несколько разноформенных сравнений, относящихся к разным «цветовым» словам и составляющих своеобразную «фигуру», с помощью которой удаётся передать богатую цветовую картину, например: к вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределённые, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на мете, где оно закатилось, так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сияние стоит недолгое время под потемневшей землёй, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нём вечерняя звезда.

Значительный лексический пласт не имеет ни прямого, ни косвенного отношения к «цветовой» лексике, но он «обслуживает» её, уточняет её значение, например: всё кругом быстро чернело; поле неясно белело вокруг; стальные отблески воды, изредка и смутно мерцая, обозначили её течение, всё стало видно, хотя смутно видно; звёзды то мигали слабым цветом, то исчезали; острые длинные тени.

В составе «цветовой» лексики можно выделить значительную группу слов, передающих как белые (и вообще светлые), так и чёрные (и вообще тёмные) тона, сравните соответственно:

1) белый, белеть, беленький, забелелось, белокурый, белесоватый, светлый, свет, светленький, светлеть, смутно – ясный, побледневшее (небо), стальной, серебряный, бледный, лучистыми (алмазами);

2) чёрный, черноватый, темнеет, густеет (трава), погасла (вечерняя заря), тени, темнота, тёмный, ночная (мгла), мрак, потёмки, зачернеться, уголь (в составе сравнения), мгла.

Иногда в малом контексте эта лексика противопоставляется, образуя антонимические пары, например: Мрак боролся со светом. – Из освещённого места трудно разглядеть, что делается в потёмках.

Значительный лексический пласт составляют слова, обозначающие световые тона, связанные с солнечным освещением, например: алый, румяниться, красный, золотой, обагрённые (кусты), зардеться, пылать пожаром, кротким румянцем, розовыми клубами.

Слова, обозначающие сине – голубые тона, также составляют особую лексическую группу: синева, лазурный, голубоватый, синеть.

Используются автором и слова других «цветовых» групп: зелёный, зазеленевший, лиловый, бледно – лиловый; жёлто – пегий, жёлтый, рыжий.

Всю эту разнообразную лексику объединяют вокруг себя слова, по своей семантике как бы являющиеся «вводящими». Это слова: цвет (цвет небосклона, лёгкий, бледно – лиловый, не изменяется весь день); краски (в такие дни краски все смягчены, светлы, но не ярки); вид (лощина имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне её торчало стоймя несколько больших белых камней); картина (картина была чудесна: около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту, круглое, красноватое отражение)

Подводя итог данному исследованию, следует особо заметить, что употребление «цветовой» лексики в цикле рассказов Ивана Сергеевича Тургенева «Записки охотника» приобретает глубокий смысл. Тургеневу удаётся при помощи обращения к зрительному восприятию читателей - к одному из наиболее ярких и стойких восприятий – показать прекрасный мир живописной русской природы, вызвать у внимательного читателя чувство восхищения красотой её. Русская природа под пером Тургенева сверкает всевозможными цветами и красами, она предстаёт перед читателями во всём её великолепии, непрерывном движении и обновлении. Эта динамика, часто создаваемая активным употреблением прилагательного со значением цвета, в смысловом отношении объединяет вокруг себя и всю остальную лексику в цикле рассказов, тем самым являясь ярчайшим средством создания образа русской природы в данном художественном произведении в целом.