Своеобразие повести соликамского писателя А. Лукьянова «Спаситель Петрограда»

Современный человек много знает об окружающем мире, раскрывает тайны, загадки. Это стало доступно человеческому разуму. А как достучаться до души каждого человека? Русская, зарубежная литература раскрывают мир отдельной личности, неведомый, непохожий. Недаром В. Маяковский говорил, что только «художник своим образом способен внедряться в тот участок мозга и сердца, куда иным путем не влезешь, а только поэзией».

Отношения отдельной личности с миром, его собственные взгляды, мир в его отношении к человеку – вот что помогает понять литература. Литература воспитывает в нас чувство времени, помогает понять, что оно меняется и его герои тоже.

«Как знать? Может быть, на диких берегах Камы возникнут великие умы, редкие таланты» – так говорил, по свидетельству поэта К. Батюшкова, русский посланник при дворе Людовика XV князь Кантемир, беседуя со знаменитым просветителем XVIII века Монтескье.

Актуальность определяется продуктивной деятельностью молодого поколения, (на примере А. С. Лукьянова), новаторством в воспроизведении современной действительности и истории и высказыванием своего взгляда на нее.

Теоретическая часть представляет характеристику нового тысячелетия и новой литературы, дается понятие «современная литература» и расписывается на примерах произведений.

Практическая часть повествует о личности, взглядах на современную литературу, свое место в ней молодого писателя из Соликамска А. С. Лукьянова. Она основана на материалах интервью и личных встречах-беседах с автором.

Повесть «Спаситель Петрограда» написана в жанре социальной фантастики. И следующая часть работы – это выяснение понятия «социальная фантастика», альтернативная история.

Истории неведомо сослагательное наклонение. А что же мешает писателю вообразить, что было бы, если бы, допустим, Столыпин жив

Автор работы даст характеристику веселой повести А. Лукьянова, его героев и событий, познакомит с приключениями персонажей и совершенно другой Россией. Работа основана на самостоятельном изучении произведения и немногочисленных отзывов о нем.

Итак, предмет исследования – повесть «Спаситель Петрограда», критические статьи о ней.

Наверное, многие, читающие новую литературу, сталкивались с необходимостью поделиться новым видением жизни. Не все готовы принять эти идеи.

Поэтому и мнения, и отзывы о книге Алексея Лукьянова разнообразные

Важно, что повесть написана в жанре альтернативной истории, в ней соседствуют, органично вплетаясь в сюжет, видоизмененные авторской фантазией, но вполне узнаваемые герои и события эпохи, персонажи литературных произведений и образы сегодняшней реальности.

Таким образом, в российской провинции усиливается процесс развития культурных инноваций.

В этом видится залог прогресса и во всех других сферах жизни.

Будущее за культурой всех сторон жизнедеятельности людей, наших земляков в том числе.

Новое тысячелетие, новая литература.

Для процесса развития русской литературы в ХХ веке в целом характерно пространственное, временное и даже личностное раздробление, хотя, конечно, в исторической перспективе наша словесность в этом поистине железном веке выглядит единой в своей устремленности к упрочению сложившихся прав литературы на духовную самостоятельность не только в культурной, но и в политической жизни нации.

Новый, продолжающийся доныне период ее развития начался во второй половине 1980-х годов с возникновением бесцензурных условий для развития словесности. За последние два десятка лет наша словесность в общественной сфере обрела свободу от разнообразных идеологических стеснений и право на печать, зависящее лишь от экономических факторов (что если и рассматривать как зло, то как зло на естественной, непреодолимой основе). Литература получила право быть только литературой, а не еще чем-то. Правда, при этом взамен государственно-политического давления она получила мощного конкурента в образе электронных масс-медиа, особенно телевидения и компьютера (компьютерных сетей, Интернета). Но и то правда, что опасность эту сегодня не стоит преувеличивать, т. к. пока остается неуничтожимой словесная основа литературного творчества, определяющая многое не только на радио, но на телевидении и во Всемирной сети.

Художественный язык современной русской литературы, имея залогом своего развития не только политическую, но и интеллектуальную свободу, оказался в значительной мере зависимым от предшествующей словесности.

Речь идет не только о влияниях, без которых немыслимо литературное развитие. Так, в конце 1950-х – начале 1960-х годов наша словесность переваривала прозу Хемингуэя, затем – Фолкнера, в начале 1970-х пришел черед «Ста лет одиночества» Маркеса. Яркий дебют Татьяны Толстой в первой половине 1980-х годов связан с умелым освоением ею стилистики (может быть, даже не стиля) русской прозы начала столетия, в том числе и прозы ее собственного деда.

Впрочем, конечно, путь в прошлое в поисках себя и своего времени никому не заказан – многопишущий Вячеслав Пьецух создал, используя историко-литературный материал, как более или менее удачные романы «Новая московская философия» (1989) и «Роммат» (1990), так и вполне беспомощную «Историю города Глупова в новые и новейшие времена», и не одну ее.

Далее стоит отметить, что современная русская литература развивается на фоне так называемой возвращенной литературы, то есть литературы, создававшейся изгнанниками в ХХ веке, но также и словесности, которая прежде по морально-этическим соображениям не имела типографического распространения в России – прежде всего эротической и околопорнографической. Произведения же эмигрантов, особенно первой волны, в какой-то мере восстанавливают естественность изложения нашей национальной драмы в литературной летописи, задавая вновь создаваемым произведениям высокую меру верности общечеловеческим принципам различения добра и зла и, конечно, законам литературного кодекса, выраженным пушкинскими словами: пробуждать лирой чувства добрые, призывать милость к падшим.

Двадцать первый век и третье тысячелетие своего существования по Рождеству Христову мировая культура встречает в состоянии, самой культурой осознаваемом как безусловно кризисное. «Определенные основания для такого понимания особого характера сегодняшней культурной эпохи, разумеется, есть. Прежде всего, это – постмодернистское состояние, в котором пребывает мировая культура, в том числе и словесность. Суть его заключается прежде всего в широко распространившемся ощущении окончательной исчерпанности возможностей искусства в его привычном, традиционном понимании».

Для словесности рубежа веков оказался очень актуален игровой принцип. Особое распространение он получил после работ нидерландского культуролога Й. Хейзинги, научно обосновавшего значимость игрового компонента во всех сферах человеческой деятельности и культуры – в особенности. Например, роман Х. Кортасара «Игра в классики» написан так, что читатель может читать его главы в разном порядке; соответственно, при каждом из предложенных автором вариантов получается и другой вариант развития событий, общего смысла романного целого.

Очень популярными становятся различные виды интертекстуальности: сознательного обращения к классическим текстам разных периодов, которые тем или иным образом цитируются, пародируются, переосмысливаются в литературе постмодернизма.

К рубежу тысячелетий в Интернете было открыто множество сайтов-библиотек, представляющих произведения самых разных веков и народов: от библейских текстов и русской классики до последних анекдотов и стихотворных опытов юных сочинителей. Интернет не только сделал доступным практически любое из написанных ранее литературных произведений, но и позволил каждому без малейшего промедления и затруднения (в виде публикации книги, ее распространения и т. д. ) сразу же по написанию предъявить свои тексты всем желающим. Появились даже литераторы, произведения которых существуют пока только виртуально.

«И наконец, не только не может быть абсолютной истины, но и вообще какой-либо иерархии, ценностной иерархии – отдавать предпочтение чему-либо перед чем-то иным недемократично: каждая религия, система идей, суеверие, любой образ жизни и поведения, вкусов и пристрастий, высокий стиль и блатной жаргон – равноценны и равноистинны (или равно неистинны – ибо единственной истины нет). Иными словами, наступает полное торжество плюрализма и относительности»

Конечно, каждое из этих убеждений в отдельности было присуще многим людям и раньше, но в сочетании они и определяют то, что можно назвать постмодернистским мироощущением. На Западе, где издавна ценится частное существование, его свобода и независимость, получило наибольшее развитие именно это направление в постмодернизме. Вот что пишет об этом французский исследователь Ж. -Ф. Льотар: «Постмодернизм хотя и трогается с места там, где – первое условие – кончается время целого, но распускает свои паруса лишь в том случае – условие второе, – если позитивная оборотная сторона этого раскрепощения познается и схватывается как счастливый случай» . В отечественной культурной традиции испытывать радостные ощущения от распада целостного мира едва ли возможно, поэтому у нас преобладающее настроение в постмодернистском искусстве – трагизм или страстное желание удержать распавшиеся фрагменты мира, хотя бы скрепив их собственной кровью. (Сказанное, конечно, не исключает наличие художников, трагически переживающих расколотость мира на Западе, и наших соотечественников, чувствующих себя радостно и комфортно в новых мировоззренческих и эстетических «обстоятельствах». )

Примеры трагических постмодернистских произведений – «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева, «Сундучок Милашевича» Марка Харитонова, получивший первую в России Букеровскую премию; повесть «Омон Ра» Виктора Пелевина, роман В. Шарова «Репетиции», «Жизнь насекомых» и «Чапаев и Пустота» Виктора Пелевина, «До и во время» В. Шарова.

«Главный вопрос и главная проблема модернизма – как правильнее понять, объяснить и выразить этот мир, частью которого я являюсь? Для постмодерниста же важно иное – в каком именно мире я нахожусь? Что мне делать в нем? Какое из многих моих «я» могло бы действовать в нем? Кроме этого, главного, между модернизмом и постмодернизмом много других различий: модернист верит в прогресс, постмодернист его не признает, в модернизме есть иерархия ценностей, в постмодернизме нет, модернизм большей частью серьезен, постмодернизм лукав и насмешлив и т. д. »

Постмодернистская литература, несмотря на то, что постмодернизм в принципе отвергает унификацию, имеет ряд характерных черт, определяемых именно общей мировоззренческой основой. В первую очередь это принцип коллажа – сочетание самых разнородных уровней и жанров: масскульта и элитарной литературы, детектива, сентиментального романа и философской притчи, высокого стиля и мата, точнейших исторических реалий и суперсовременных речей и поведения героев; обильное заимствование сюжетов, персонажей, иногда целых фрагментов из произведений прошлых лет и веков, из классики. Очень популярен «римейк», пересоздание – когда какое-либо классическое произведение буквально переписывается заново, будучи вывернуто наизнанку, переориентировано на 180 градусов или просто иронически переосмыслено (самые свежие примеры связаны с романом некоего Федора Михайлова и фильм «Даун-хаус» Романа Кычанова; можно вспомнить и более ранний роман- «Накануне накануне» Евгения Попова). Значима явная или тонко скрытая ирония, что является характерным признаком постмодернизма, но об этом чуть ниже.

Ясно одно: постмодернизм реально существует и будет еще какое-то время существовать; это направление, пожалуй, наиболее адекватно современному состоянию человеческого сознания и таит в себе немалые очень интересные потенциальные возможности. Когда же сознвние людей (в некотором определяющем большинстве своем) вновь обратится к высшим духовным реалиям, что обязательно и весьма скоро произойдет (и уже происходит) –наступит время для другой литературы, которая будет сосуществовать и с постмодернистами, и с иными направлениями.

Знакомство с программой двухдневной всероссийской научно-практической конференции, прошедшей в городе Перми (2005 г. ) позволило понять, какую именно литературу ученые-филологи рассматривают как современную.

Во-первых, это попса, как написанная достаточно умелой рукой (Акунин, Пелевин), так и откровенный ширпотреб (вроде римейков хрестоматийной классики, механически переносящих действие «Анны Карениной» в среду «новых русских»).

Во-вторых, это беллетристика авторов, способных привлекать к себе внимание только в стайном виде. Литераторы объединяются, манифестируют что-нибудь вроде «турбореализма» или «метаметафоризма – и с большой вероятностью попадают в фокус внимания филологов. Рекламный фокус стар, как мир, но по-прежнему срабатывает – хотя кому, как не филологам, знать, что литература – дело штучное, процесс интимный, затворнический

Наконец, третья разновидность «современной русской литературы», как ее понимают университетские словесники, это продукция сравнительно узкого круга авторов, чьи имена почти у всех сколько-нибудь образованных россиян на слуху, да только вот далеко не каждый может похвастать, что произведения их читал. Здесь имеются в виду кумиры доперестроечной фрондерской литературы (которые нынче стали то ли писать хуже, то ли недостатки их вдруг сделались очевидными), далее – успевшие зафиксировать себя в литпроцессе авторы перестроечной волны, и, наконец, нынешние дебютанты, адресующие свою прозу, как было подмечено екатеринбургским доктором филологических наук Леонидом Быковым, членам жюри общенациональных литературных премий. Это – литература уцелевших столичных «толстых» журналов.

Репортер «Компаньона» задал на конференции вопрос Нине Горлановой: кого из талантливых пермских прозаиков поколения 20-30-летних она может назвать? Писательница тут же с комплиментарными рекомендациями помянула Алексея Иванова.

««Несколько странно, что пермская писательница припомнила только Иванова, который уже «почти раскручен», московские рецензенты с трепетом предрекают его произведениям бестселлерное будущее. Все-таки Нина Викторовна в Перми живет, и то, что она просто не знает еще как минимум трех имен весьма даровитых «молодых», свидетельствует: литературный процесс в Перми толком никем не отслеживается», – утверждает автор статьи».

Подтверждает сей неутешительный вывод и доклад филолога из пермского педуниверситета Натальи Лапаевой «Пермские книги последних лет: имена и тенденции». Вывод из этого доклада следует такой: в поле зрения пермских словесников тексты пермских же литераторов попадают случайно. Вот что подвернулось, то Лапаева и репрезентовала: детские стихи Валентины Телегиной, «Дед Пихто» и детские компьютерные гипертексты Владимира Киршина, сборник стихов по итогам областного поэтического фестиваля. И еще двух графоманов - «самоиздатчиков». А как же сей факт!?

Развитие литературы началось во второй половине 1980 года с возникновением бесцензурных условий. Литература получила право быть только литературой.

Художественный язык литературы получил интеллектуальную свободу. Это проявляется: а. в «вливаниях» в русскую литературу творчества зарубежных, ранее мало издаваемых авторов; б. в развитии на фоне «возвращенной литературы»;

Дается характеристика современной литературы, предложенная на всероссийской практической конференции, проходившей в г. Перми.

Выявляются особенности современной литературы: а. путь в прошлое в поисках себя и своего времени; б. популярность различных видов интертекстуальности, т. е. (сознательное обращение к классическим текстам разных периодов развития общества); в. актуален игровой принцип.

г. Явная или тонко скрытая ирония (авторская самоирония).

Двадцать первый век мировая культура встречает в кризисном состоянии (это постмодернистское состояние, которое характеризуется ощущением исчерпанности искусства в его привычном традиционном понимании, по мнению литературоведов С. Дмитренко, К. Степаняна и других).

Ясно одно, что постмодернизм реально существует и будет еще какое-то время существовать. Главный вопрос и проблема модернизма – как правильно понять, объяснить и выразить этот мир, частью которого мы являемся. Для постмодернизма важно иное – в каком мире мы находимся, что нам делать в нем? Постмодернизм лукав и насмешлив.

Личность А. Лукьянова, его взгляды на современную действительность.

26 мая в Москве 30-летнему писателю Алексею Лукьянову вручена Пушкинская премия 2006 года. Премия, учрежденная в прошлом году фондом Александра Жукова, Государственным музеем А. С. Пушкина и Государственным музеем-заповедником «Михайловское», присуждена кузнецу ОАО «Транспорт» за повесть «Спаситель Петрограда» в номинации «За новаторское развитие отечественных культурных традиций».

Новая литературная Пушкинская премия продолжает традиции одноименных ей. Первая присуждалась еще до революции, и одним из ее лауреатов был Иван Бунин. Другую в перестроечные годы учредил немецкий Фонд Тепфера, но несколько лет назад она прекратила существование. Новую Пушкинскую премию создали год назад. Тогда первым ее лауреатом стал литературовед Сергей Бочаров. Писатель Андрей Битов является главным «идеологом» премии и возглавляет совет учредителей.

«По сравнению с прошлым годом были определены два лауреата, а не один: старший, признанный мэтр, и младший, открытие и надежда русской литературы. Символично, что на вручении премии присутствовали все директора пушкинских музеев страны, и ею начался праздничный пушкинский цикл, который завершится 6 июня «Пушкинским днем России».

Соликамский писатель, лауреат Пушкинской премии Алексей Лукьянов родился в поселке Дзержинский Люберецкого района Московской области. В 1984 году переехал в село Тохтуево Соликамского района. Там окончил среднюю школу. В 1993-1998 гг. учился в Соликамском государственном педагогическом институте. Сменил несколько специальностей.

В 1998 году по совету тещи, известного в городе человека – живописца Валентины Семеновны Матвеевой, в прошлом директора детской художественной школы – пошел в ученики к Александру Ивановичу Малышеву, кузнецу ремонтного производства ОАО «Соликамскбумпром», мастеру художественной ковки, который и привил ему вкус к этой профессии.

В те времена в училище намеревались открыть отделение художественной ковки. Не получилось. Случилось другое: Алексей с 2000 года работает в горячей профессии – выполняет заказы для производства ОАО «Транспорт»: делает скобы путейцам, закаляет втулки. Кружевная ограда вокруг управления – тоже творчество Алексея Лукьянова.

То ли совпадение, то ли звезды так предрекли, но 2000-й год стал для него знаковым. Журнал «Уральская новь» впервые опубликовал его рассказы, подборки стихотворных текстов. За что огромное спасибо литератору Виталию Кальпиди. Затем были публикации в журналах «Октябрь», «Литературная Пермь» и других изданиях.

Сейчас у Лукьянова издано две книги: повести «Спаситель Петрограда» и «Мичман и Валькирия» (ИПК «Соликамск»).

Три года назад Алексей был участником известного фестиваля писателей-фантастов «Аэлита», который ведет свое начало с 1980 года. Первыми его лауреатами были братья Стругацкие.

В этом году фестиваль проходил в Екатеринбурге, но Алексей не участвовал в нем: встречался с писателями-фантастами на других форумах. Его мнение: участие в фестивалях – это непринужденное общение с коллегами и, безусловно, толчок для творческого роста.

Андрей Битов, писатель, председатель Новой Пушкинской премии.

- Что вы скажете об Алексее Лукьянове, который работает в Соликамске кузнецом?

- «Хотя премия вручается с общего согласия попечительского совета, но все-таки добыл этого кузнеца я. И добыл с благодарностью за то удивление, которое вызвало у меня чтение его повести «Спаситель Петрограда». Поскольку в этом году я отмечаю 50-летие своего пребывания в гнусном занятии литературой, то по всему мне полагается лишь брюзжание. И вдруг при чтении этой прозы предварительное недовольство переходит в удивление, затем – в признание, потом в удовольствие и, наконец, в восторг. Вещица оказывается непохожей ни на матрешку, ни на луковицу – все слои нашей истории сведены вместе. Поскольку единственный видимый первоисточник повести – это «Крокодил» Корнея Чуковского, то представьте сочинение, где о дореволюционном времени повествуется как о сегодняшнем и одновременно – о будущем. Совершенно непонятно, как это достигнуто, но так органично и правдоподобно, что, читая, я сразу увидел фильм, в котором главную роль кентавра и русского царя должен играть не кто-нибудь, а сам Никита Сергеевич Михалков, который очень похож на кентавра и на императора одновременно. И все это я увидел, потому что автор мне дал это почувствовать своей прозой»

Уральский город Соликамск прежде славился своей историей по добыче соли. Теперь здесь появилась еще одна достопримечательность. Живая. Кузнец с железной дороги Алексей Лукьянов написал книгу про другого кузнеца, своего товарища, и за нее получил Пушкинскую премию, став героем своего городка.

Кузнец Алексей смущается от роли писателя. «Если текст у него задержится дома, то просто погибнет от бесконечных переделок. А тут отправил рассказ в виртуальное пространство – назад не воротишь», – утверждает автор.

Сегодня особенно продуктивна деятельность молодого поколения, которая определяется новаторством в воспроизведении современной действительности.

Судьба русской провинции включает в себя богатство культуры, литературы.

Лауреат новой пушкинской премии 2006 года в номинации «За новаторское развитие отечественных культурных традиций» А. Лукьянов за повесть «Спаситель Петрограда».

В главе дается описание творческого пути А. Лукьянова.

В ходе интервью, беседы с автором выявляются его взгляды на литературу, творчество, систему ценностей.

Своеобразие повести «Спаситель Петрограда».

Повесть «Спаситель Петрограда» относится к жанру социальной фантастики.

Социальный – относящийся к обществу, связанный с жизнью и отношениями людей в обществе .

«Фантастика (от греч. phantastike – искусство воображать) – разновидность художественной литературы, в которой авторский вымысел создает особый нереальный мир. Образность в фантастике обладает высокой степенью условности, нарушением реальных логических связей и закономерностей. в то же время фантастика – это не произвольное «царство воображения»: в фантастической картине мира читатель угадывает преображенные формы реально-социального и духовно-человеческого бытия. Фантастическая образность присуща таким фольклорным жанрам, как сказка, эпос, утопия, сатира и др. »

Истоки фантастики – в мифотворческом народно-поэтическом сознании, выразившемся в волшебной сказке и героическом эпосе. Фантастика использует и обновляет постоянные мифические образы, мотивы, сюжеты в сочетании с жизненным материалом истории и современности.

Повесть «Спаситель Петрограда», по утверждению критиков, является социальной фантастикой, потому что автор перенес в нашу современность события из жизни царской России, описывая революцию 1917 г. В повести изображена борьба за власть в стране (лидер партии «Монархический союз» В. В. Курбский против руководителя партии «Свободная Россия» В. В. Распутина). Кроме того, автор показывает российского царя, демонстрирует отношения человека и власти. Исторические герои прошлого живут в нашем современном мире: автор смешивает реальное и нереальное, у него нет границ между этими мирами. Но в нереальном мире, созданном воображением писателя, угадывается реальная историческая жизнь, выявляется проблема общества и государства.

В романе «Спаситель Петрограда» использован прием альтернативной истории. Сюжет говорит о том, что бы произошло, если не убили государственного деятеля конца XIX века Петра Столыпина, и его реформа воплотилась в жизнь.

Для постмодернистского направления характерно:

• Использование невозможного (Столыпин жив).

• Смешение времен (автор соединяет вместе 1917 и 2003 годы).

• Смешение стилей (художественного, делового и разговорного).

• Игровой характер повести.

• Интертекстуальность (сказка К. Чуковского «Крокодил»).

Главный герой повести – кентавр Юрий Возницкий.

« Возницкий возник из идеи, огня и лошади, наречен был Юрием, от сбежавшего родителя унаследовал отчество, длинное и чудное – Марян-Густавович».

« Помимо могучего кентаврического телосложения, Юран, будучи на две трети состоящим из огня и лошади, обладал неиссякаемой энергией, и, как следствие – чудовищным обаянием». Возницкий довольно вспыльчив и не раз «копытом обучал хулиганов хорошим манерам». Лицо его было широкое, глаза маленькие и слегка водянистые, «улыбка до ушей и маленький подбородок, который, наверное, и портил все лицо». У Юрия с детства было много увлечений – от рисования и танцев до нетрадиционной медицины и археологии. Несмотря на возможность избежать воинской повинности, Юрий пошел в армию, решив служить не два года, а четыре. Спустя три месяца он был уже младшим унтер-офицером. Затем его повысили до ефрейтора, потом – до фельдфебеля. Больше всего полюбил он строевую подготовку: «Тут уж он душу отводил: будучи иноходцем, он легко шел в строю, печатал шаг, из-под копыт аж искры сыпались».

Когда в 1988 году он окончил службу, то из-за фантастического сходства с императором Николаем, был завербован государством как двойник покойного царя.

«- Царем быть, что ли? Чудненько.

- Не быть, а слыть. Две большие разницы, как говорят в Одессе».

О другом герое, Иване Филаретовиче Васильчикове, в повести сказано немного. Однако те, кто читал сказку Корнея Чуковского «Крокодил», уже знакомы с этим персонажем.

« Все от страха дрожат, Все от страха визжат,

Лишь один гражданин Не визжал, не дрожал –

Это доблестный Ваня Васильчиков»

На первый взгляд, может показаться, что роль Ивана Васильчикова в этой истории второстепенна, но это не так. Как и сказочный прототип, Ваня спас город Петроград от злодея-Крокодила. Именно он первый понял, что в коробке с презентом для императора находится не чучело, а настоящий киллер.

« - Вы этого крокодила видели? – внезапно прервал молчание Васильчиков.

- Поглядели, – кивнул ротмистр. – Огромное чучело, как живой прямо. А что такое?

- Ваня что-то бормочет, не могу понять, что именно, - инженер подобрался, будто собираясь прыгнуть. – Он боится.

- Чучела?

- Вы уверены, что это чучело?

Комарик побледнел. И крикнул в динамики:

- Цель – крокодил».

Кроме того, Иван – самый ближайший родственник Романовых, а значит, наследник Российского престола. Во время допроса его отец Филарет Васильчиков сказал, что «Иван должен вернуться на трон. Пусть лишь как гарант законной власти». Далее он, будучи гражданином Отечества, да еще и потомком Романовых, утверждает, что не мог спокойно наблюдать за происходящим в России: «Пока был жив Столыпин и его преемники – все шло как надо, а потом – застой Я это чувствую», - говорил Филарет Васильчиков. И он решил из сына воспитать государя, который действительно будет радеть за свою страну.

Ваня Васильчиков вырос любознательным, умным, добрым, патриотом своей страны. Его считали особенным мальчиком. На вопрос наставника о том, почему в России нужно сохранить монархию, он ответил так:

«Монарх – это барометр государства. Страна без монарха существовать может, а царь без государства – нет. Покуда у нас есть царь – у нас есть государство»

В конце повести читателю дается возможность заглянуть в недалекое будущее:

« - По-олк. К торжественному маршу в честь восшествия на трон его императорского величества Иоанна Седьмого товсь. Шаго-ом арш.

Цок-цок-цок. Справа – Александровская колонна, за ней – Лючия с жеребятами , слева – Зимний с Ваней на балконе, в центре – мечта Юрана Возницкого: пройти маршем по дворцовой площади А там, на балконе

Спаситель Петрограда от яростного гада да здравствует Ваня Васильчиков».

Благодаря этим двум героям, «президентская республика в России так и осталась одним из многих прожектов .

Сюжет повести построен на предположении: что произошло бы, если бы не было покушения на Петра Столыпина. Это свидетельствует о том, что перед нами альтернативная история. Таким образом, создается фантастическая картина, близкая к волшебной сказке.

«Все слои нашей истории сведены здесь вместе», - именно так отозвался о произведении Андрей Битов

Повесть – социальная фантастика, читатель переносится в Россию 1917 года, узнает о жизни людей, проблемах времени, но действие-то происходит в 2003 году, что невольно наталкивает на определенные выводы, размышления о «полицейской России», о власти и народе, России и мире, свободе слова, честности и бесчестии журналистов, свободе личности

Как утверждает сам автор, задумывалась литературная игра-, ряд действий, преследующий определенную цель, это игра воображения, выдумка, фантазия, вымышленный сюжет.

Поэтому мир повести нереален, алогичен: говорящий крокодил-киллер, кентавр- спаситель Юрий Возницкий, штабс-ротмистры, господа из Девятого отделения, переодетые агенты, охраняющие Его Императорское Величество, полиция, покушения на царя и т. д.

Но за всем этим вымышленным миром угадывается реальная человеческая жизнь прошлого, настоящего и будущего.

А. С. Лукьянов за повесть «Спаситель Петрограда», легкую, забавную литературную шутку, по утверждению автора, получил серьезную Новую Пушкинскую премию в номинации «За новаторство в развитии отечественных культурных традиций».

Таким образом, в российской провинции (г. Соликамск) усиливается процесс развития культурных инноваций.

Так как постмодернистское состояние, в котором пребывает мировая культура, в том числе и литература, проявляется, в том числе в «широко распространившемся ощущении окончательной исчерпанности искусства в его привычном, традиционном понимании»

Повесть «Спаситель Петрограда» показала:

- Использование невозможного (Столыпин жив, на троне цари);

- Смешение времен (1917 и 2003 год, будущее России);

- Интертекстуальность (герои сказки К. Чуковского «Крокодил»);

- Игровой характер повести.

Это социальная фантастика, читатель переносится в Россию 17-го года, узнает о жизни людей, но действие происходит в 2003 году. «Спаситель Петрограда» - это проза, где приключения героев невероятны.

Главный злодей произведения – Крокодил (совсем как в сказке К. И. Чуковского), а светлое начало – Ваня Васильчиков и Юрий Возницкий.

Повесть читается легко, сюжет интересный, близкий к детективному, помогает автору встраивать в текст забавные шутки.

«Спаситель Петрограда» - это остроумная, гротескная, динамичная повесть, где использован прием альтернативной истории. Все выше сказанное определяет новаторство, своеобразие произведения.